Виктор Петров - Страх, или Жизнь в Стране Советов Страница 18

Открыто мне никто никаких претензий не высказывал, но было дано негласное указание всем, кто мог предложить мне работу, не поручать мне никаких съемок.

По моей профессиональной ориентации в городе была еще одна студия — Леннаучфильм, куда я и решил перейти на работу. Но чтобы мне не помешали, я решил подстраховаться. Подошел к секретарю нашего парткома и сказал ему (разумеется, наедине), что хочу перейти на Леннаучфильм, но прошу никакой компрометирующей меня информации туда не давать. Иначе я придам огласке все те негативные факты о студии, которые мне известны. Потому что терять мне уже будет больше нечего. Это был чистой воды блеф — никакой компрометирующей студию информации у меня не было. Но прием сработал! Секретарь парткома сказал: «Хорошо».

Моя предосторожность оказалась не лишней. Начальник отдела кадров Леннаучфильма, куда я пришел после этого разговора, прямо при мне позвонил кому-то на кинохронику и сказал: «К нам хочет устроиться на работу ваш оператор Петров. Что это за человек? Хороший?» Ответ был утвердительный. Меня приняли.

Очень похожая история была у выдающегося артиста Большого драматического театра Сергея Юрского. Он пишет в своих воспоминаниях «Игра в жизнь», что на радио и на телевидении ему вдруг перестали давать работу, но и претензий не предъявляли, прижимали и в театре. Поэтому он был вынужден переехать из Ленинграда в Москву. Юрский пишет, что им были недовольны «органы» из-за отказа быть стукачом, которые и выдавили его из Ленинграда. Позднее, когда я уже был на новом месте, режиссер со студии документальных фильмов Арнольд Карпенко рассказал мне, что однажды на студии зашел разговор о странных на меня гонениях и директор рекламного объединения Коновалов сказал:

— Я считаю, что давать работу Петрову — это государственное преступление.

Интересно. Что он имел в виду и почему именно «государственное»? Не маячит ли здесь все та же тень «искусствоведа в штатском»?

Всевидящее око

Казалось бы, армия — это оплот режима, и она пользуется доверием властей. К сожалению, это далеко не так.

У меня работал ассистентом оператора некто Л. Во время службы в армии он был в войсках КГБ и служил в спецотделе дивизии. Его задачей было устанавливать подслушивающие устройства во всех местах, где бывают офицеры, от коридоров до кабинетов и туалетов. Все разговоры записывались на магнитофон и потом анализировались. Самое интересное, что за солдатами слежки не было. Вероятно, от них в армии ничего не зависит.

Если уж за советскими людьми постоянно следила госбезопасность, то что говорить об иностранцах. Пребывание любых чужеземцев на территории СССР было под неусыпным контролем органов. Расскажу несколько курьезных случаев.

Однажды, еще в студенческие годы, зашел я на танцы в Текстильный институт недалеко от Невского. Там я увидел группу англоговорящих молодых людей. Заинтересовался, подошел и стал прислушиваться к иностранной речи, пытаясь ее понять. Я тогда интенсивно изучал английский язык. Мне удалось даже вставить несколько фраз на английском. Вдруг ко мне подошел какой-то невзрачный молодой человек и сказал:

— Я сразу понял, что Вы — наш человек.

Я насторожился и сделал умное серьезное лицо, а он продолжал:

— Вообще-то мой участок на улице, а сюда я зашел за ними, — и он кивнул в сторону иностранцев. Потом взглянул на меня и вдруг спросил:

— А почему у Вас нет авторучки? — и показал на весьма необычной формы авторучку торчащую у него из кармана. Я понял, что так они распознают «свой-чужой», сделал загадочное лицо и тихо сказал ему на ухо:

— Так надо!

На всякий случай я все же решил тут же смыться, пока они не поняли, что я не «их» человек.

Однажды я участвовал в съемках какой-то международной женской конференции, которая проходила под Ленинградом. На конференции переводчиками-синхронистами была группа советских молодых людей. После съемки, когда мы садились в наш автобус, они подошли и, сказав, что у них нет транспорта, попросили довезти их до города. Вы догадались, куда они попросили их подвезти? Правильно. Мы остановились у Большого Дома[4], и все они зашли туда со служебного входа на Шпалерной. Пошли докладывать.

Однажды мне надо было в Малый оперный театр, чтобы узнать репертуар и купить билеты. Но попал я неудачно, как раз перед началом спектакля. В это время к театру подъехало несколько экскурсионных автобусов с иностранцами. Они вышли и стали заходить в здание. Я понимал, что там, где иностранцы, там обязательно будут в большом количестве кэгэбэшники. Решил не навлекать на себя подозрений и ненужной мне слежки, отошел в сторону и стал ждать. Все зрители, и иностранцы в том числе, вошли в здание, прозвучал третий звонок, и на улице осталось только несколько скучающих молодых людей, которые никуда не спешили, но никуда и не уходили. Очень уж было явно видно, что это за люди.

Боялось «всевидящее око» любого массового скопления людей, например в театре. В центральном проходе в одном из первых рядов обязательно было место для «представителя» или «сотрудника». Они не пропускали ни одного спектакля и всегда заходили в зал, когда уже погаснет свет. Вдруг артист со сцены вместо монолога Гамлета крикнет: «Долой советскую власть!» Тут же эта власть и рассыплется. Надо охранять. Так ОНИ нас боялись. Ничего не помогло.

Чаще всего в командировки мы ездили в Москву и обычно останавливались в гостинице «Россия». Там несколько тысяч номеров, и остановиться было нетрудно. Очень быстро мы заметили одну интересную деталь: на столе у каждой дежурной лежала шахматка с номерами комнат, чтобы иностранец, не зная языка (а наши тоже не знали иностранного), мог ткнуть пальцем в нужный номер и ему выдадут ключ. Но вот что интересно: часть этих номеров была заштрихована, а часть — белая. Мы сразу догадались, что так у них отмечены номера с подслушивающей аппаратурой. Однажды такой номер достался почему-то нашему человеку, а тут вдруг приехал иностранец, а свободных номеров с подслушкой нет. Нельзя же оставить его без контроля. Администрация решила переселить нашего человека в обычный номер, в точности такой же, как у него сейчас, но без подслушки. Киношник все сразу понял, но решил поиздеваться над ними. Он долго их пытал, чем отличаются эти два совершенно одинаковых номера?

А со мной в этой гостинице был такой случай. Однажды я взял себе одноместный номер, а такие номера берут себе в основном для того, чтобы приглашать к себе девушек для известной потребности. А я к себе никого не пригласил и уже лег спать, как вдруг меня поднял телефонный звонок. Незнакомый мужской голос насмешливо спросил:

— Ну что!? Так и будешь всю ночь один, без бабы?

И повесил трубку. Я все понял: мало иностранцев, нет антисоветских разговоров, следить не за кем, вот и развлекаются ребята из компетентных органов тем, что слушают «звуки любви» в номерах. Бесплатная аудиопорнография прямо по месту службы.

Интересно, сколько таких дармоедов было только в одной этой гостинице.

Всё в секрете

У любого государства есть и должны быть свои секреты, но у нас секретность была доведена до полного абсурда. Больше всего от этого страдали мы — киношники-документалисты. Было огромное количество запретов. Нельзя, например, снимать мосты, т. е. по частям можно, а целиком нельзя. Правда, на ленинградские мосты это не распространялось. Ничего нельзя было снимать с верхних точек без специального разрешения.

Еще смешной факт: снимая внешний вид завода, нельзя было показывать все заводские трубы. То есть одну трубу снять можно и даже две, но непременно не все сразу, чтобы возможный противник не мог вычислить по трубам мощность завода.

На студию иногда приходили секретчики и рассказывали, чего нам нельзя снимать. Мы спрашивали, почему так много засекречено, а нам отвечали, что реально секретных объектов только один из ста засекреченных, но наш противник (везде-то у них противники) не знает, какой именно объект по-настоящему секретный, и не знает поэтому, где надо шпионить. Вот такая философия.

Когда страна готовилась отметить 30-летие со Дня Победы над Германией, секретчик нам сказал, чтобы на встречах ветеранов ни в коем случае не снимать таблички с номерами воинских подразделений, частей и соединений. Эти номера все еще были секретными. Они, что, хотели вернуться на машине времени в 1945 год и теми же войсками продолжить боевые действия? Полный абсурд, но в такой стране мы жили.