Василий Потто - Кавказская война. Том 1. От древнейших времен до Ермолова Страница 19

В Петербург полетели опять обоюдные жалобы. Тотлебен писал императрице, что грузины совсем не помогали русским в бою с турками и только грабили, не объясняя, однако, где и при каких условиях. происходило сражение. Ираклий, со своей стороны, выставлял на вид самовольное отделение от него Тотлебена, из-за чего грузинское войско едва не было поставлено в безвыходное положение. Для точнейшего расследования дела и для прекращения смут в Грузию был послан капитан Языков. Но пока он ехал, Тотлебен перешел уже в Имеретию, где действия его отличались энергией и решимостью. На глазах имеретинского царя русские приступом взяли укрепленный замок Богдатцыха, потом Шагербах и, наконец, овладели Кутаисом, высокие стены и укрепленные башни которого царь приказал разрушить, чтобы не дать возможности туркам удерживаться в его владениях. Шестого августа русские войска торжественно вступили в верхний город, живописные развалины которого находятся поныне на правом берегу Риони, возвратили царю древнюю столицу его, более ста двадцати лет занятую турецким гарнизоном. В Кутаисе русские взяли шесть турецких знамен и тридцать пять орудий.

Тотлебен двинулся к Поти. Двенадцатитысячный турецкий корпус, встреченный им на пути, был разбит, и русские приступили к осаде. Осада, однако же, пошла неудачно. Причиной этого были опять те же интриги и происки наших союзников, из которых; каждый преследовал только личные свои интересы, нисколько не заботясь об общем деле. Ираклий стоял в стороне, а правители Менгрелии и Гурии имели виды, совсем противоположные намерениям Тотлебена. Дадиан думал защищаться посредством русских от Соломона и гурийцев, а Соломон надеялся русскими руками покорить Менгрелию и Гурию, не помышляя о турках. Все это привело к тому, что русские вынуждены были отступить от крепости. Екатерина, пораженная странными явлениями, происходившими в Закавказском корпусе, решила отозвать Тотлебена.

Она проницательно оценила и действующих лиц, и их отношения. «Я пробежала только Тотлебеновы письма, – писала императрица Панину, – из которых усмотрела непослушание к нему Чоглокова и вранье сего необузданного и безмозглого молодца, а при том не хвалю же и неслыханные подозрительности Тотлебеновы. Я думаю, что он способнее в Грузии наши дела испортить, нежели оные привести в полезное состояние; надлежит определить кого другого».

На смену Тотлебену отправлен был генерал-майор Сухотин. Он продолжал осаду Поти, но, не предвидя успеха, сказался больным и уехал в Тифлис. Соломон пожаловался и на него императрице. Назначено было следствие, а между тем Екатерина признала бесполезным более держать войска за Кавказом, и весной 1772 года отряд возвратился на линию.

В Грузии осталось множество русских дезертиров, которых собрать не было никакой возможности. Один из них, Семитриев, с шайкой в триста человек, пробрался даже на Каспийское море, грабил там туркменские и персидские берега, добыл четыре пушки и, наконец, появился на Волге. Здесь он был разбит посланными против него войсками, бежал на Дон и выдан был казаками.

По удалении русских войск Соломон один продолжал военные действия, защищая от нападений турок границы своего государства.

Грузия же, при посредстве Персии, заключила с гурками выгодный мир, и царь Ираклий получил от султана в подарок шубу, лошадь с убором и саблю.

По счастью для России, все смуты и неудачи ее в отдаленном Закавказье не производили особенно сильного впечатления: о них мало знали в России и вовсе не знали в Западной Европе, где хорошо помнили только Кагульскую и Чесменскую битвы. Екатерина спешила воспользоваться таким положением дел и, выговорив при заключении Кючук-Кайнарджийского мира выгодные условия для Грузии и Имеретин, удержала над ними свое влияние. Христианские народы Закавказья, окруженные могущественным магометанским миром, со своей стороны, не могли не видеть по-прежнему своего спасения единственно на севере, в единоверной стране.

«Люблю я, – говорит один русский писатель, -сравнение прекрасной Иверии с виноградной лозой, крепко обвившей свою тычину. Буря бьет в нее со всех сторон, кроме северной; тычина колеблется, и лоза гнется то в ту, то в другую сторону, но не ломается. Сколько раз прилегала она к земле, сколько отломилось от нее веток, но все-таки не отделилась она от корня и пережила свои бури. Наступила наконец тишина, прояснилось над ней небо, и народ Иверии увидел счастливые дни за дружественной гранью русских штыков».

VIII. ГЕНЕРАЛ ЯКОБИ

В 1774 году окончилась турецкая война, но действия на Кавказе не прекращались. Однако же край этот не получал для России большого и самостоятельного значения до той поры, пока светлейший князь Григорий Александрович Потемкин не был назначен новороссийским генерал-губернатором и не обратил наконец должного внимания на отдаленную Астраханскую губернию, в состав которой входила Кавказская линия. При Потемкине выдвигаются такие деятели кавказской войны, как генералы Иван Варфоломеевич Якоби и Александр Васильевич Суворов. Оба они назначены были командовать только что сформированными тогда корпусами: первый – Кавказским, а второй Кубанским, и оба навсегда останутся в памяти истории как пионеры русской цивилизации на Кавказе, как замечательнейшие деятели в устройстве края.

Якоби назначен был на Кавказ по личному выбору князя Григория Александровича Потемкина, со званием астраханского военного губернатора. Соединив таким образом в своих руках военное и гражданское управление краем, он является первым самостоятельным деятелем в ряду наших кавказских правителей.

Прибыв на линию, Якоби застал на ней только десять-двенадцать казачьих станиц да две крепости: Кизляр и Моздок. Правда, Терская линия, населенная стойкими и неустрашими терскими, гребенскими и моздокскими казаками, представляла надежный оплот для русских владений, но она прикрывала лишь незначительную часть русской границы, тогда как все остальное пространство от Терека и Малки до самого Черного моря было совершенно открыто вторжениям горцев, которые и нападали не только на Дон, но беспрепятственно проникали даже в пределы Воронежской губернии.

Как опытный боевой генерал, получивший еще за турецкий поход орден св. Георгия 3-ей степени, Якоби начал с самых решительных мер для обуздания горских хищников. По его инициативе заложены были новые крепости: Екатериноград, Георгиевск и Ставрополь; при нем же положено было начало заселению нынешней Ставропольской губернии казенными крестьянами, и, наконец, устроена правильная военная Азовско-Моздокская линия, которая, начинаясь Моздоком, направлялась через Екатериноград, Георгиевск, Александровск и Ставрополь до границ Донского войска, а оттуда через Ростов (называвшийся тогда крепостью св. Дмитрия) доходила до самого Азова. Линия от Моздока до границ Донского войска состояла из десяти крепостей, при которых находились и казачьи станицы, укрепленные ретраншеметами. Из них Моздокская крепость находилась в районе Моздокского полка, Екатериноградская, Павловская, Марьевская, Георгиевская и Александровская принадлежали к Волжскому полку, а Андреевская (впоследствии Северная), Ставрополь, Московская и Донская – к Хоперскому. Этим рядом крепостей и сильных казачьих станиц была прикрыта лежавшая за Тереком, между Кубанью и Доном, обширная пустынная степь, по которой прежде свободно разгуливали хищные толпы кабардинцев, калмыков и ногайцев. Якоби хорошо понимал, что одни договоры с Турцией не в состоянии были обеспечить наши границы от диких вторжений татар, и потому спешил противопоставить им сплошное воинственное население хоперских и волжских казаков, которых он перевел на эту новую линию и которые образовали здесь два линейных казачьих полка: Хоперский и Волжский. И только с этих пор постепенно усиливающееся русское оседлое население начинает мало-помалу оттеснять кочевников и прочно занимать лучшие их земли, которые, однако же, все еще приходилось отстаивать с оружием в руках.

Перед Якоби были два элемента, в равной степени сильных, с которыми ему приходилось иметь дело: горец и казак.

Горцы были слишком солидными противниками, чтобы можно было их игнорировать, и казаки скоро заимствовали от них не только боевые привычки и тактику, но переняли их вооружение, посадку и даже одежду, которая с тех пор так и осталась народным костюмом кавказского казака до настоящего времени. Не довольствуясь этим, казаки постарались усвоить себе горские наречия, обычаи и многие черты характера и домашнего быта. Верные своим старинным традициям, они пришли к противникам, как будто нагие, взяли у них одежду, сбрую и оружие, сделались на них похожими и потом уже стали их бить. Ни угрюмая пустыня донских и кубанских степей, ни перспектива нужды и лишений, ни самая опасность близкого соседства горцев – ничто не могло остановить казаков от переселения. Это было, так сказать, их исторической миссией.