Михаил Погодин - Древняя русская история до монгольского ига. Том 1 Страница 19

Что было делать Ярославу! Без новгородцев он не мог теперь успеть ни в чем, а надеяться на них было нельзя, после такой вероломной над ними казни. Дорого бы он дал, чтобы не спешить со своей местью. Скрепя сердце, поутру он созвал остальных новгородцев, и, плачущий, сказал им: «О люба моя дружина, что вчера избил я, а ныне надобна». «Ты избил нашу братью, отвечали они, но мы поможем тебе». Вероятно, они надеялись на добро от Святополка еще менее, чем от Ярослава.

Ярослав собрал рать, числом в тысячу варягов. Отличались между ними два знаменитых норманнских витязя — Эймунд и Рагвар. Они оставили свое отечество, обиженные конунгом Олавом, и, собрав дружину из шестидесяти человек, решили искать счастья в Гольмгарде и наняться у кого-нибудь из русских князей, кто даст больше, Ярослава, Святополка или Брячислава, которые, как дошли до них слухи, были в раздоре между собою. Ярослав удержал их у себя, договорясь платить сверх содержания по унции серебра на всякого воина, и, кроме того, по половине унции на всякого начальника ладьи, — серебром или мехами, бобрами и соболями.

Святополк выступил навстречу к новгородскому князю с русью и печенегами. Противники сошлись на Днепре у Любеча и остановились на берегах друг против друга. Долго не решался начать никто. Воевода Святополка, ездя по берегу, ругал новгородцев: «Ну вы, плотники, зачем пришли сюда со своим хромцом? Мы приставим вас рубить нам хоромы». Новгородцев это взорвало. Они сказали Ярославу: «Переправимся завтра; кто не пойдет, того убьем». Ярослав и сам думал о сражении. Он посылал отрока к одному мужу в стане Святополка, ему благоприятствовавшему, спросить: «Что велишь делать? Меду мало наварено, а дружины много». Тот отвечал: «Даче меду мало, а дружины много, да к вечеру вдати», т. е. нападай. Между тем, Днепр начал замерзать. Весь вечер прошел в приготовлениях у Ярослава. Дружине велел он повязать головы повязками, чтобы в темноте можно было узнать своих.

А Святополк, стоявший на берегу между двумя озерами, не думая вовсе о сражении, пил со своей дружиной. Перед рассветом Ярослав поднял полки и переправился. Выйдя на берег, новгородцы оттолкнули лодки, чтобы нельзя было воротиться. Началась злая сеча. Печенегам нельзя было из-за озера помочь Святополку. Его прижали к озеру с дружиной. Все они бросились на лед, — вода только что подмерзла, — и лед обломился. Эймунд и Рагнар действовали сильнее всех. Ярослав начал одолевать, и Святополк бежал к ляхам, к тестю своему, Болеславу Храброму, королю польскому, с которым еще при жизни Владимира были у него переговоры о подданстве с соседней областью, а Ярослав занял Киев, и сел на столе отца и деда, наградив своих помощников, от десяти гривен до гривны серебра, каждому по заслугам.

Болеслав, король польский, справедливо прозванный Храбрым, ужас своих соседей, воевал тогда с немецким императором Генрихом II, который, по свидетельству епископа мерзебургского Дитмара, вошел было в сношения с Ярославом против общего врага; но, получив от него малую помощь, вынужден был примириться на тягостных для себя условиях. Тогда Болеслав взялся за отмщение своего зятя, ненавидя и сам Ярослава, за отказ сестры. Призвав помощь от угров, печенегов, немцев, он пошел в следующем году на киевского князя, который, не ожидая вовсе никакой войны, ловил спокойно рыбу в Днепре, как вдруг принесено ему было известие, что многочисленное войско идет против него, под предводительством Болеслава, помогающего Святополку. Он бросил уду, сказав: «Нечего теперь удой рыбу ловить; как бы самим не попасться на уду», — и начал приготовляться к отпору. Вышел из Киева и встретил Болеслава на Буге. Оба войска остановились и простояли несколько дней в бездействии. Воевода Ярослава Будый насмехался над польским королем: «Что же он не переезжает к нам, мы проткнем ему, кабану, толстое брюхо копьем». «Бе бо велик и тяжек». Болеслав не вытерпел, сел на коня, хотя едва мог держаться на нем по причине тучности, бросился в реку вброд и звал за собою своих воинов отмстить за ругательство. «Кабан переведается с собаками», кричал он. Ярослав был застигнут врасплох, совершенно разбит, лишился даже всякой надежды бороться и бежал в Новгород.

Он не хотел было оставаться и там, а думал прямо искать убежища за морем у норманнов, но новгородцы его не пустили. С посадником Коснятиным, сыном Добрыни, они изрубили Ярославовы ладьи и сказали, что хотят еще биться со Святополком и Болеславом. Начали собирать серебро, от мужа по 4 куны, от старост по 10 гривен, от бояр по 18 гривен, и послали нанимать норманнов. Те пришли на кораблях. Новгородцы выдали им серебро за их помощь и собрались в поход, но сам Святополк помог Ярославу еще лучше наемных норманнов.

Король польский собирался, по-видимому, оставаться в Киеве дольше, чем желал Святополк; может быть, он думал даже иметь в зяте подвластного себе данника и покорить Киев владычеству Польши. Святополку не хотелось уступить власти кому бы то ни было: он велел жителям убивать тайно воинов польских, разведенных по городам на корм. Ляхов избили много, так что Болеслав должен был опасаться и за себя. Оставаться долее во враждебной земле ему было нельзя; он поспешил удалиться, захватив дочерей Владимира (из которых за Предславу он сватался прежде и получил отказ, а теперь положил к себе на ложе), пленил многих бояр, значительное количество людей, множество имения, приставя к хранению Анастаса, десятинного, изменившего второму своему отечеству так же, как и первому. По пути занял он города Червенские, покоренные прежде Владимиром.

Этим Болеславовым походом хвалятся польские летописцы: они рассказывают, что Болеслав порубил мечом, полученным от ангела, Золотые ворота в Киеве, отчего на лезвии произошла щербина; что Болеслав, перед выступлением из Киева, в знак своего владычества над русскими и, следуя примеру Геркулеса, поставил столпы железные на Днепре, где впадает в него Сула, а в реку велел положить медные трубы, которые от течения воды издают звуки и произносят имя Болеслава… Как бы то ни было, Болеслав ушел из Киева.

Святополк успел освободиться от нечаянного своего врага-благодетеля, но другой уже шел на него. Не с чем было встречать ему Ярослава, и он бежал к печенегам, а князь новгородский опять занял Киев.

Уже на другой год (1019), собрав многочисленное войско, «в силе тяжце», явился Святополк с наемными печенегами. На реке Альте, там, где погиб несчастный Борис, противники сошлись. Все поле было покрыто воинами. «Господи, воскликнул Ярослав, неповинная кровь вопиет к тебе, отомсти! А вы, братья, помогайте мне!» Лишь только взошло солнце, началась битва, какой еще не было на Руси: воины секли мечами, кололи копьями, так что кровь текла по удольям потоками. Три раза сходились противники, наконец, к вечеру одолел Ярослав.

Святополк должен был искать спасения в бегстве, но он не мог сидеть на коне от слабости. Его положили на носилки и понесли. Ему все казалось, что за ним гонятся, и он беспрестанно оборачивался назад, погоняя своих воинов. Лишь только те останавливались где-нибудь, как он высылал их осведомляться: «Посмотрите, не гонятся ли за нами». Отроки возвращались с ответом, что погони никакой не было, но больной вскакивал и кричал опять: «Гонятся, побежим!» — и воины должны были с ним спешить дальше и дальше. Так достигли они Бреста, города Туровского княжества. Святополк не успокаивался и никак не мог оставаться на одном месте. Ему все чудилась погоня. «Несите дальше, дальше!» Они пробежали Лядскую землю, говорит Нестор, и там, где-то за нею, Святополк «зле изверже живот свой».

ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ЯРОСЛАВ

1019–1034

Ярослав мстил Святополку за смерть своих братьев, но было, за что мстить и ему. Полоцкий князь Брячислав, сын Изяслава, внук славной Рогнеды, унаследовал ее кровную ненависть к потомству разлюбившего ее мужа.

Брячиславу, в войне с Ярославом, помогали много, по рассказам норманнских странников, его прежние соратники, Эймунд и Рагнар, что мы узнаем из Эймундовой саги. «Служив киевскому князю несколько лет, сребролюбивые норманны были недовольны его скупостью; он всегда задерживал договорное жалованье, а, наконец, утвердясь на столе киевском, начали прижимать их так, что те решились оставить его совершенно. „Ну так что же вы будете делать?“ спросил их Ярослав на прощанье. „Чего тебе хочется всего меньше, отвечали они: мы пойдем к Брячиславу“, и с этими словами отправились они к своим ладьям.

Ярославу было очень неприятно лишиться таких сподвижников, а еще менее получить в них врагов. Жена его Ингигерда, которая принимала деятельное участие во всех делах, по обычаю жен норманнских, как Ольга, как Рогнеда, пошла вслед за ними с ярлом Рагнвальдом и несколькими мужами. Все Эймундовы люди стояли на берегу и готовились отплыть. Они доложили своему князю, который сел уже в лодку, что княгиня хочет с ним видеться. „Я не верю ей, молвил Эймунд, она похитрее будет своего мужа, но уклоняться от беседы не годится“. Рагнар хотел было проводить своего товарища, но тот остановил его, сказав: „Ведь мы не на войну выходим“. Он подошел к тому месту, где дожидалась его княгиня со своими. Все они сели на холме. На Эймунде был плащ с завязанными тесемками; под полою спрятан был меч. Княгиня и Рагнвальд, говоря, подвигались к нему ближе и ближе, так что прикасались платья. „Нехорошо, сказала Ингигерда, что вы так расстаетесь с князем; мне хотелось бы уладить дело“. Между тем, ни у нее, ни у Эймунда, руки не оставались в покое: Эймунд развязывал тесемки, Ингигерда спускала рукав. Он уже догадался, что здесь не без козни, и в самом деле, лишь только княгиня, высвободив руку, подняла ее кверху, как ее люди бросились на Эймунда, но он успел отскочить, сбросив с себя развязанный плащ, а Рагнар, наблюдавший за беседою из лодки, бежал уже на помощь с товарищами, которые бросились с яростью на людей княгининых и хотели их перебить… Эймунд удержал: „Не надо, пусть идут они в покое домой, я не хочу ссориться с конунгом“. Ингигерда, смеясь над своей неудачей, разумеется, принужденно, удалилась к себе, а Эймунд с Рагнаром поплыли в Полоцк».