Михаил Серяков - Загадки римской генеалогии Рюриковичей Страница 19

Несмотря на это, целый ряд более поздних средневековых источников внезапно соотносит с вандалами славян. Подобное отождествление в латиноязычных хрониках начинается достаточно рано. В Ведастинской хронике 899 г. о вандалах сказано: «Vandalos, quos nunc appellant Guenedos» — «вандалы, которых теперь мы называем гвенеды», т.е. венеды. В описаниях чудес аугсбургского епископа Адальриха (923–973 гг.) польский князь Мешко I именуется dux Wandalorum{152}. В немецких хрониках это отождествление прослеживается с XI в.: «Итак, область славян, самая обширная в Германии, населена винулами, которых некогда называли вандалами…»{153}

Со стороны франкских авторов данное отождествление можно было бы объяснить плохим знанием истории как славян, так и вандалов, однако подобное объяснение вряд ли можно отнести к немецким хронистам. Единственное, в чем их можно было бы заподозрить, так это в незнании истории вандалов, однако, как церковные авторы, они вполне могли быть знакомы с произведениями, описывающими эпоху Великого переселения народов. Есть еще одно возможное объяснение такого странного, на наш взгляд, отождествления: славяне впоследствии заняли ту территорию, где раньше жили вандалы, и это послужило средневековым хронистам достаточным основанием для подобного отождествления. Хоть полностью исключать подобную возможность нельзя, отметим, что аналогичное отождествление неоднократно встречается и в славянской традиции. Рассмотрим соответствующие примеры и попробуем выяснить причины, которые могли обусловить подобные утверждения.

Во-первых, данное отождествление встречается нам у потомков ободритских князей. Признав в конечном итоге над собой верховную власть германского императора и крестившись, они стали правителями Мекленбургского герцогства. Процесс вхождения в состав немецкой феодальной знати потомков славянских князей сопровождался их неизбежной германизацией, в ходе которой неизбежно перенимались язык, религия и культура победителей. Тем не менее даже после германизации у мекленбургских герцогов сохранялась память о происхождении их рода, которая в конечном итоге была письменно зафиксирована в виде так называемых мекленбургских генеалогий. Подобной устойчивости родовой традиции в условиях утраты изначальной культуры своего народа не приходится удивляться — в средневековой Европе генеалогия являлась одним из средств обоснования правомерности владения землей, и, следовательно, в сохранении своей родословной мекленбургские герцоги были материально заинтересованы. Насколько мы можем судить, фиксация этой традиции начинается достаточно рано и уже в 1226 г. в Гюстрове была заложена церковь Св. Цецилии, в которой на камне была вырезана мекленбургская родословная{154}. Хоть в своем окончательном виде мекленбургские генеалогии были написаны или опубликованы в XV–XVIII вв., они восходят к более ранней средневековой традиции.

Для нас эта традиция представляет тем больший интерес, что в ней упоминается также и основатель русской княжеской династии Рюрик. В Гюстровской оде, написанной в 1716 г. по случаю свадьбы мекленбургского герцога Карла Леопольда и Екатерины Иоанновны, дочери старшего брата Петра I, говорится о далеком историческом прецеденте данного бракосочетания:

Сегодня же напомнить должно то,Что были Венд, Сармат и Рус едины родом.Хочу спросить у древности о том,Как королём и почему у нас стал Вицлав,Что своим браком и примером показал,Какое Венд и Рус нашли у нас богатство?Великое оно для Вендов и для Русов,Ведь от него их славные правители пошли.

В комментарии 1716 г. к данному месту говорилось: «Мекленбургские историки Латом и Хемниц считали Вицлава (Witzlaff, или Vitislaus, Vicislaus, а также возможно написание Witzan, Wilzan) 28-м королём вендов и ободритов, который правил в Мекленбурге во времена Карла Великого. Он женился на дочери князя Руси и Литвы, и сыном от этого брака был принц Годлейб (Godlaibum, или Gutzlaff), который стал отцом троих братьев — Рюрика (Rurich), Сивара (Siwar) и Трувора (Truwar), урождённых вендских и варяжских (Wagrische) князей, которые были призваны править на Русь»{155}. Согласно сочинению мекленбургского нотариуса Ф. Хемница, написанном в 1687 г. и использованном в труде 1717 г. Ф. Томаса, и генеалогическим таблицам С. Бухгольца, опубликованным в 1753 г., ободритский князь Витслав был дедом трех братьев, а король вендов и ободритов Гостомысл (которого не следует путать с новгородским посадником) приходился трем этим братьям племянником. Следует отметить, что средневековые франкские анналы упоминают короля ободритов Виццина или Витцана, убитого саксами в 759 г.{156}, и ободритского князя Гостомысла, убитого Людовиком Немецким в 844 г.{157} Точно так же известен средневековым хроникам и Годлиб, отец Рюрика согласно мекленбургской генеалогии. Он был повешен датским королем Годофридом в 808 г., когда скандинавский предводитель захватил город ободритов Рерик{158}. Трех сыновей Годлиба современные описываемым событиям западные хроники не знают, что, впрочем, не удивительно, если принять во внимание то, что они были призваны на восток Европы и исчезли из поля зрения западных средневековых анналистов.

С этой немецкой традицией следует сопоставить отечественную Иоакимовскую летопись. Правда, согласно ей, Гостомысл был дедом Рюрика, Синеуса и Трувора, а немецкие источники утверждают, что русская княжна была не матерью, а бабкой трех братьев. При всей несомненной ценности указания обоих источников о родстве между Гостомыслом и Рюриком — чрезвычайно важной подробности, которую не знает никакой другой источник, — определение этого родства различно: в русской традиции Гостомысл — дед Рюрика, а в немецкой — его племянник. Однако это последнее разночтение легко объясняется исходя из славянской традиции имянаречения новорожденных: «У русских был обычай первому сыну давать имя деда с отцовской стороны, второму — имя деда с материнской стороны…»{159} Это обстоятельство свидетельствует в пользу схемы родства Иоакимовской летописи. Чем же объяснить совпадения между обоими источниками, составленными на противоположных берегах Балтики? Б.А. Рыбаков считал, что в окончательном виде Иоакимовская летопись была составлена в XVII в.{160}, и, следовательно, о существовании мекленбургских генеалогий в их окончательном виде компилятор данной летописи знать не мог. Теоретически В.Н. Татищев мог быть знаком с немецкой родословной. Даже если предположить, что ода и генеалогические таблицы были ему известны и на основании их он внес изменения в текст Иоакимовской летописи, то скорее всего он постарался бы согласовать свои изменения с мскленбургскими данными и не только привел бы их в соответствие, но и указал бы имя отца Рюрика. Сами существующие разночтения указывают на то, что русский историк не подгонял имеющуюся у него летопись под немецкую генеалогию. Что же касается «Истории российской» В.Н. Татищева, то его труд был впервые опубликован лишь в 1768 г., уже после смерти автора. Следовательно, авторы немецких генеалогий и оды также никак не могли знать о существовании Иоакимовской летописи. По поводу немецких источников норманистами высказывались подозрения, что они были придуманы в связи с заключенным династическим союзом с Россией, однако эти подозрения неосновательны: генеалогия Рюрика как сына Годлиба была изложена уже в манускрипте 1687 г.{161}, т.е. до свержения Софьи, когда вопрос о русско-мекленбургском браке даже не возникал. Еще раньше сыном ободритского князя называл Рюрика Б. Блат (1560–1613 гг.){162}. Также до заключения этого брака были опубликованы в 1708 г. знаменитые генеалогические таблицы И. Хюбнера{163}. О том, что данная традиция существовала в Германии еще в допетровскую эпоху, красноречиво говорит тот факт, что еще в 1613 г. в Кельне была издана книга французского ученого Клода Дюре, в которой варяги отождествлялись с вандалами и венетами и говорилось, что именно от них и происходит Рюрик{164}. Благодаря союзу Карла Леопольда и Екатерины Иоанновны давние родственные связи двух правящих династий на какое-то время оказались в центре внимания, однако сами они не была выдуманы в связи с заключенным браком.

Таким образом, мы имеем два совершенно независимых друг от друга источника, которые хоть и были опубликованы весьма поздно, однако достаточно точно описывают как предысторию призвания трех князей, так и их происхождение. Оба они знают как Рюрика, Синеуса и Трувора, так и их предков, соответственно с отцовской и материнской стороны, оба они подчеркивают родство Рюрика с Гостомыслом. В части, не связанной с тремя братьями, общая достоверность обоих источников подтверждается третьими независимыми источниками: в средневековых западных хрониках упоминаются дед, отец и племянник Рюрика согласно мекленбургской генеалогии, а точность последующих событий, описываемых в Иоакимовской летописи, подтверждается археологическими раскопками. Даже если предположить, что на Руси и в Мекленбурге в XVII–XVIII вв. неизвестные компиляторы по каким-то причинам практически одновременно решили внести свои догадки о происхождении Рюрика и его братьев в древние источники, вероятность совпадения между их выдумками равняется нулю. Все эти обстоятельства говорят о том, что в основе обеих поздно опубликованных текстов лежат более ранние данные, описывающие родословную первых русских князей с восточно- и западнославянской точек зрения, с материнской и отцовской стороны. Иоакимовская летопись знает имена матери Рюрика и его деда с материнской стороны, но не знает имени отца, а мекленбургская генеалогия не знает имени матери (по ее представлению бабки) первого русского князя, но зато дает имена отца, деда с отцовской стороны и все остальные родственные связи по мужской линии. Все это в совокупности позволяет нам сделать вывод, что это два взаимодополняющих друг друга источника совместно отражают реально происходившие на берегах Варяжского моря в раннем Средневековье события.