Александр Гогун - Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования, 1941-1944 Страница 19

Продолжалась и выброска будущих партизан с парашютом в глубокий тыл Вермахта: «Всего за 1942 год [только УШПД] было заброшено 394 человека. Из них в августе — 50 человек, в сентябре — 23 человека, в октябре — 180 человек, в ноябре 27 человек и в декабре 12 человек. Эти отряды забрасывались как на базы уже действующих отрядов, так и в новые районы»[202].

Партизаны, засланные в новые районы, как правило, пропадали без вести. Например, в конце ноября 1942 г. УШПД направил в ЦШПД докладную записку, где перечислил 7 диверсионных групп, выброшенных в Юго-Западную Украину. Сквозь весь документ проходит рефрен «связь не установлена»[203].

Обстоятельства разгрома подобных групп можно проследить по немецким документам.

Сотрудники одной из полевых комендатур юга Украины сообщали коллегам, что в конце июня 1942 г. в Мелитополе десантник Николай Пономаренко добровольно сдался немецким властям:

«С помощью Пономаренко удалось взять в плен в конце июня 1942 г. 3-х оставшихся парашютистов и конфисковать радиопередатчик»[204].

Комендатура тайной полевой полиции Вермахта с юго-востока Черниговской области доносила по инстанции, что в начале июля 1942 г. в указанном районе было сброшено 14 парашютистов. Один из них поранился при приземлении и должен был быть зарезан ножом своими товарищами, чтобы исключить возможность попадания сведений в руки немцев:

«Убийство не удалось. Раненый был найден и находится в больнице [местечка] Прилуки. У диверсионной группы было задание взрывать железнодорожное полотно и мосты. Имена и описание внешности [диверсантов] известны»[205].

Участники пойманной немцами в районе г. Славуты (Каменец-Подольская, ныне Хмельницкая область) группы парашютистов, вероятно, подчиненной ГРУ, на допросе показали, что в Генштабе Красной армии им заявили о скором готовящемся наступлении в районе Ржева. 21 ноября Генрих Гиммлер направил эти данные Гит-леру[206]. Отметим, что советское наступление — знаменитая «Ржевская бойня» — начавшееся 25 ноября 1942 г., захлебнулось в ходе многочисленных бесплодных лобовых атак.

В обобщающем обзоре СС за вторую половину 1942 г. описывался успех полицейских мероприятий в степях:

«Многочисленных парашютистов и прочих агентов, которые на юге Украины пытаются организовать банды, до сих пор удается уничтожить сразу при создании ими групп»[207].

Полтора года выбрасывая партизан в голую степь, организаторы зафронтовой борьбы все же наконец поняли бессмысленность таких действий:

«Опыт конца 1942 г. показал, что выброска групп в южные районы Украины в места, где не было отрядов, связанных непосредственно со штабом, с задачей выявления и организации партизанских отрядов себя не оправдала, так как подавляющее большинство из них, несмотря на наличие в группе радиостанций, на связь не выходили и судьба их оставалась пока неизвестной»[208].

Те же партизанские отряды, которые воевали еще с 1941 г. и успели приобрести ценный опыт, в середине — второй половине 1942 г. причиняли существенное беспокойство оккупационной администрации на северо-востоке УССР. На этой территории инициатива переходила от одной противоборствующей стороны к другой.

В мае-июле 1942 г. на территорию Сумщины из Брянских лесов совершил поход отряд С. Ковпака. Первоначально были проведены успешные бои с полицией, венгерскими и немецкими частями, однако к середине июня 1942 г. немцы сумели сосредоточить против партизан значительные силы и окружить отряд. Дальнейшие события описывает немецкий документ:

«Операция “Путивль” против партизанской группы Колпака в период 20.6-23.6.42:

Результат: хотя партизанской группе удалось с боями ночью прорваться сквозь венгерскую линию обороны, но они, взяв с собой раненых, погруженных на примерно 100 телег с мешками и тюками, вернулись в Брянские леса. Местность, на которой потом была проведена операция усил[енным] вен[герским] пех[отным] пол[ком], значится как свободная от партизан»[209].

Ковпак в оперативном отчете объяснял причины неудачи рейда: «Усталость личного состава, большое количество раненых, отсутствие боеприпасов и взрывчатки, усиленный нажим превосходящих сил противника — все это вместе требовало выхода из создавшегося положения. После 9-дневного маневрирования по Путивльскому,

Шемлыгинскому и Глуховскому районам [Сумской области] было принято решение — выйти в Брянские леса»[210].

В июле-августе 1942 г. из Белоруссии в Черниговскую область вышло соединение А. Федорова. Его действия СД описывала для высших военных инстанций Третьего рейха как кровавое побоище: «В районах Холмы, Корюковка и Понорница разбойничьими шайками в силе более 1000 человек многие населенные пункты были заняты, разрушены, жители истреблены. В настоящий момент еще идут бои, результаты которых еще неизвестны»[211]. СД по какой-то причине «приукрашивала» А. Федорова — донесения соответствующих тыловых структур Вермахта[212], в зону ответственности которого входила Черниговщина; документы самого соединения[213] и опрос жителей указанных районов[214] однозначно свидетельствуют: масштабной резни тем летом федоровцы не устроили. Речь шла о боях с полицией, венграми и немцами, убийствах полицаев и старост, в ряде случаев — членов их семей, а также сожжении не целых деревень, а хат коллаборационистов. Возможно, сотрудники СД зачем-то решили «списать» на федоровцев действия самих немцев в этой местности или, вероятнее даже, мадьяр. Например, сам глава Черниговского обкома сообщал в докладной записке в УШПД об участии «в зверствах и грабежах воинских частей вассальных государств (румын, венгров, финнов, итальянцев и др.). Из них больше всего издеваются над мирным населением наряду с немцами, венгры, финны»[215].

Алексею Федорову тоже не удалось закрепиться летом 1942 г. на территории Украины, его соединение в августе 1942 г. ушло в Орловскую область РСФСР.

Проведение ряда антипартизанских операций на севере Сумской области в июне-июле 1942 г., как писали сотрудники оккупационной администрации, «создало у партизан почти паническое настроение. В различных деревнях, например, в Волокитно, Дубовичи и Землянка, кроме того, в районе Эсмани, отдельные партизаны с оружием регистрируются в полиции. Эти партизаны доносят, что настроение среди партизан очень плохое, у них есть радиоприемник и они сильно впечатлены успехами немецких войск под Керчью, Харьковом и Воронежем»[216].

В мемуарах комиссара отряда Андрея Сермуля, воевавшего в Крыму, приводится один эпизод, произошедший во второй половине 1942 г.: партизаны напали на группу немцев, охранявших работавших военнопленных: «И вдруг с удивлением видим, что, вместо того чтобы залечь или к нам бежать, они в основном вместе со своими охранниками разбегаются… Не в нашу пользу тогда складывалась ситуация на фронте… Многим казалось, что с партизанами вот-вот будет покончено, и хотя в плену было очень тяжело, не так-то много стремилось перейти к партизанам…»[217]

О подобных фактах поведения военнопленных сообщал после войны партийным историкам и бывший заместитель Строкача Илья Старинов: «Есть случаи, когда партизаны нападали на конвои и лагеря, но многие военнопленные оставались в плену, не желая уходить к партизанам»[218].

Воодушевленный успехами на фронте, приказом № 46 от 18 августа 1942 г. Гитлер обязал СС прекратить всеми возможными способами любую деятельность партизан в тылу немецких войск на Восточном фронте до начала зимы[219].

Об этом времени командир кавалерийского партизанского соединения Михаил Наумов вспоминал как о тяжелом для него периоде: «Бои в то время проходили под Сталинградом. В партизаны никто не шел… Если в месяц придет в отряд один человек из окружения — это уже хорошо. А поэтому приходилось использовать принудительную мобилизацию в партизаны, угрожая расстрелом»[220].

Показательно, что за три месяца наиболее напряженных боев за Кавказ и Волгу, с августа по октябрь включительно, численность партизан, находившихся на связи с УШПД, выросла на 202 человека, т. е. всего на 4 % (с 4925 до 5127)[221]. В ноябре 1942 г. численность украинских партизан была в три раза меньше, чем количество советских партизан лишь в одной Витебской области Белоруссии (16 286 чел.)[222].

В этих условиях основные партизанские соединения УШПД значительную, если не основную часть времени проводили на приграничных с Украиной территориях России и Белоруссии, за что подвергались критике не только из руководящих центров, но и со стороны своих коллег, в частности, русских, что отмечалось, в докладе сотрудника Украинского штаба Е. Белецкого: «Украинские отряды в значительной мере пополнились за время пребывания в Брянских лесах. К тому же из Украины часть партизан захватила с собой семьи. В настоящее время семьи партизан украинских отрядов находятся в затруднительном положении, ощущается недостаток в еде, семьи не обеспечены жильем. (Брянские партизаны бросают упрек по поводу украинских отрядов за их малую боевую активность за время жизни в Брянских лесах)»[223].