Джон Норвич - Нормандцы в Сицилии Страница 19

Глава 7

ЧИВИТАТЕ

Когда бы вновь сошлись в крови увечий

Все, кто в Пуглийской роковой стране

Страдая изнемог в кровавой сече

От рук троян и в длительной войне,

Перстнями заплатившей дань гордыне,

Как пишет Ливий, истинный вполне,

И те, кто тщился дать отпор дружине,

Которую привел Руберт Гвискар…

Папа Климент II скончался меньше чем через год. Его тело привезли из Италии в его старую епархию в Бамберг — он стал единственным папой, похороненным в Германии, — и ненавистный Бенедикт IX, о котором поговаривали, что он отравил Климента, вновь утвердился на восемь месяцев на папском престоле. В июле 1048 г. новый ставленник императора прибыл в Рим. Он правил под именем Дамаса II ровно двадцать три дня, до того, как умер в Палестине. То ли, как говорили, жара оказалась для него слишком сильной, то ли искусство Бенедикта достигло небывалых высот, неизвестно; но после его смерти для большинства церковных иерархов папский престол стал вовсе не той наградой, к которой следовало стремиться. Генрих, вынужденный в третий раз за два года искать подходящую кандидатуру, столкнулся с трудной проблемой. Наконец, на большом совете, собравшемся в Вормсе в декабре 1048 г., немецкие и итальянские епископы единодушно высказались за родственника императора, человека опытного и благочестивого — Бруно, епископа Тоульского.

Нежелание Бруно принять это предложение было непритворным и едва ли покажется удивительным. Он согласился только при условии, что его назначение будет одобрено духовенством и народом Рима по его прибытии, и соответственно отправился в Вечный город в январе 1049 г., одетый как простой паломник. Там его немедленно провозгласили и рукоположили под именем Льва IX. В течение шести лет, прошедших до его смерти в возрасте пятидесяти одного года, этот высокий рыжеволосый эльзасец воинственного вида (он командовал армией во время одной из карательных экспедиций Конрада II в Италию) зарекомендовал себя как один из величайших церковных деятелей Средневековья. Подобно Иоанну XXIII в середине XX в., он не дожил до того, чтобы увидеть плоды той огромной работы, которую он начал. Но хотя другим, более прославленным папам предстояло ее довести до конца, о котором он мечтал, именно Лев IX первый развеял жуткие чары, которые так долго парализовывали и ввергали в упадок римскую церковь, и заложил основы реформированного и возрожденного папства — фундамент, на котором впоследствии святой Григорий VII и его наследники возвели столь величественное здание.

Едва Лев IX принял папство, его внимание обратилось к южной Италии. Нигде в христианском мире состояние церкви не было столь плачевным. Симония достигла такого размаха, что высшие церковные должности продавались и выставлялись на аукцион как товар. Запрет на браки исполнялся ровно настолько, чтобы не позволять священникам официально жениться на своих сожительницах, но не мешал им плодить детей и иметь семью. Церковная десятина не выплачивалась, и многие религиозные общины были счастливы хотя бы тем, что им удавалось сохранить свои собственные ценности и владения. Таково было содержание всех официальных донесений, которые Лев IX получал с юга; и эти доклады подтверждались бесчисленными письмами с жалобами от монахов, путешественников и даже простых паломников, для которых посещение Монте-Гаргано было теперь непосредственно связано с угрозой нападения, грабежа и плена со стороны нормандских разбойников. Монах Уильберт, первый биограф Льва IX, пишет, что нормандцы, "приглашенные как освободители, быстро превратились в угнетателей"; во многих отношениях они были хуже сарацин, которые по крайней мере ограничивались отдельными набегами, в то время как нормандцы держали в постоянном страхе всех, кто оказывался слабее, чем они. Виноградники были порублены, поля сожжены; а ответные действия местных жителей только увеличивали общее смятение. Иоанн, аббат из Фекампа, едва спасшийся во время недавнего паломничества, писал Льву IX: "Ненависть итальянцев к нормандцам столь велика, что почти невозможно для нормандца, даже если он — паломник, появляться в итальянских городах без риска оказаться похищенным, ограбленным, избитым или закованным в цепи, если только он не испустит дух в темнице".

Такое положение дел вполне оправдывало насильственные действия в южной Италии; но были другие, политические соображения, которые делали вмешательство Льва IX еще более необходимым. Нормандцы постепенно расширяли свои владения, продвигаясь все ближе к папским границам, и их позиции еще больше усилились, когда Генрих III двумя годами раньше не только принял их в качестве имперских вассалов, но также позволил гневу настолько затмить свой разум, что уступил им не принадлежащее ему герцогство Беневенто. Совершая этот шаг, он явно забыл — а папа Климент не позаботился ему напомнить, — что в течение двух с половиной столетий Беневенто являлось, по крайней мере формально, папской территорией. Хотя престол святого Петра так и не сумел утверждаться там в качестве полноценной светской власти, Лев IX не мог допустить, чтобы Беневенто попало в руки нормандцев.

Никто не поддерживал его в этом столь искренне, как сами жители Беневенто. Из-за слабости правителей власть и влияние княжества неуклонно падали с начала века, и они знали, что не смогут защитить себя от натиска нормандцев, которые уже заняли ключевые позиции на горных перевалах, завладев крепостями Бовино и Троя. Но к кому обратиться за помощью? Определенно не к Генриху и не к Гвемару, чье собственное положение теперь полностью зависело от продолжения союза с нормандцами. Византийцы отчаянно боролись за собственное выживание. Единственной надеждой был Рим, и беневентские послы, которые явились, чтобы поздравить Льва IX с восшествием на папскую кафедру и просить его снять отлучение, наложенное его предшественником Климентом, заодно намекнули, что город не прочь при определенных обстоятельствах перейти под покровительство папы.

До того как принять окончательное решение, Лев IX решил изучить обстановку самостоятельно. В течение нескольких месяцев в 1049 г. и в 1050-м он путешествовал по полуострову, посещал крупные города и монастыри. Официальным предлогом для его первого визита послужило паломничество в Монте-Гаргано, а насчет второго было сказано, что папа путешествует по "делам церкви", но крупнейший специалист по этому периоду[19] намекает, что при посещении Италии Лев IX отчасти имел в виду политические цели и это ни для кого не являлось тайной. Он нашел, что дела обстоят даже хуже, чем он полагал. На основании увиденного он первым делом отправил послание императору Константину и высказал сожаление по поводу того, что нормандцы с беспощадностью, превосходящей деяния язычников, поднялись против церкви Божьей, принуждал христиан страдать от новых и безобразных пыток, не щадя ни женщин, ни детей, ни стариков, не делая разницы между святым и мирским, разоряя церкви, сжигая их и повергая в руины. Жесткие меры должны были быть приняты, и немедленно, против нормандцев, если думать о сохранении церкви в южной Италии и всех папских владений.

Зимой 1050/51 г. Лев IX поехал в Германию обсудить дела с западным императором, а по возвращении в Рим в марте обнаружил ожидавшую его новую делегацию из Беневенто с вестью, что знатные люди города изгнали своих прежних правителей с тем, чтобы передать себя полностью в руки наместника святого Петра. Подобного предложения папа давно ждал и не стал отказываться. Необходимость присутствовать на синоде в Риме помешала ему немедленно отправиться в Беневенто, но он прибыл туда в начале июля и принял от местных жителей заверения в полной покорности Святому престолу. Следующей проблемой было закрепить покровительство официально, и с этой целью Лев IX пригласил на совет Дрого и Гвемара. Они явились тотчас и легко дали папе гарантии, в которых он нуждался, — слишком легко, как оказалось. Власть Дрого как графа Апулии не была непререкаемой, и, едва он покинул Беневенто, чтобы вернуться в Мельфи, как в Салерно, где папа оставался с Гвемаром, прибыли гонцы с вестью о том, что нормандцы продолжают свои атаки Беневенто. Лев IX пришел в ярость и не успокоился даже после уверений Гвемара, что Дрого сделал все возможно, но еще не успел приструнить своих непокорных соотечественников. Все еще кипя гневом, папа продиктовал письмо к Дрого с требованием немедленного вмешательства, восстановления порядка и выплаты компенсации в размере, указанном самими беневентцами.

Письмо не прибыло по назначению, поскольку гонец, которому оно было доверено, по дороге услышал новость, которая заставила его немедля вернуться в Салерно. Дрого де Отвиль был убит.

По мере того как возмущение против нормандцев росло, оппозиционно настроенные силы группировались по трем отдельным фракциям — провизантийская, поддерживаемая и субсидируемая Аргирусом и стремившаяся к восстановлению греческого владычества на полуострове; папистская, представителям которой хотелось бы, чтобы весь регион последовал примеру Беневенто; и фракция независимых, которые не видели причин, почему бы южной Италии не существовать самой по себе под властью старой итало-лангобардской аристократии с ее пятивековым опытом. Хотя основные подозрения падают на провизантийскую партию, мы не можем сказать с уверенностью, какая из трех фракций ответственная за смерть Дрого. Мы только знаем, как это произошло: в День святого Лаврентия, 10 августа 1051 г., граф Апулийский отправился в часовню своего замка в Монте-Иларо (ныне Монтелла), чтобы присутствовать на праздничной службе. Как только он вошел в здание, некий Рисус, прежде прятавшийся за дверью, набросился на него и убил. Рисус, предположительно, был не один, поскольку известно, что несколько спутников Дрого погибли вместе с ним. Поскольку некоторые другие нормандские вожди в Апулии встретили смерть в тот же день и при подобных же обстоятельствах, можно предположить, что убийство Дрого было частью широкого заговора, организаторы которого стремились раз и навсегда избавить страну от угнетателей.