Ирина Измайлова - Петр Великий. Убийство императора Страница 19

С самого начала оказалось, что не все те, кто явились поддержать царя в Троице-Сергиев монастырь во время противоборства с Софьей, способны оправдать его надежды и в работе.

Одним из первых разочарований стал дядя царя Лев Кириллович Нарышкин. Он был молод. Когда Петр пришел к власти в 1689 году, брату его матери было всего двадцать пять лет. Тем не менее, отчасти по совету Натальи Кирилловны, молодой царь поставил дядю во главе правительства. А тот оказался лентяем и бездельником — процветавшие при нем неразбериха и казнокрадство даже породили ропот в народе и заставили иных верных Петру бояр пожалеть о правлении Софьи — при той хоть тихо было… Роптали многие, и уже тогда стали шептать друг дружке:

— Одни потехи на уме у государя. Одно слово, связался с немцами…

Но вряд ли недовольные в то время могли сплотиться в сколько-нибудь серьезную партию. Да и Петр очень скоро опроверг мнение о себе, как о бездельнике и гуляке. И размах его деятельности вызвал у многих еще большие ропот и потрясение, нежели кажущееся бездействие первых лет его правления.

Виват царю, его милости!

Первой крупной военной победой Петра стало взятие Азова. Правда первый поход к этой неприступной крепости завершился неудачей, зато второй оказался успешным и воочию показал, как быстро умеет Петр учиться на своих ошибках и исправлять их.

Н. Н. Молчанов так описывает причины, побудившие царя предпринять Азовские походы:

«Поход в южном направлении предопределил и внешнеполитические обстоятельства. Затеяв крымские походы по условиям «вечного мира», Софья провозгласила некогда явно недостижимые цели. Она требовала от Турции, чтобы России был возвращен Крым, его татарское население выселено в Турцию, а русские пленные, находившиеся там, без выкупа возвращены в Россию, и т. п. Османская империя должна была также передать России крепости Очаков в устье Днепра и Азов в устье Дона. Подобные требования уместны были бы лишь в случае сокрушительного военного разгрома противника. Однако этого нельзя было сказать о результатах крымских походов Василия Голицына»[18].

Неудачные военные операции Софьи, на фоне ее грандиозных амбиций, привели лишь к еще большему обострению ситуации на юге. Почувствовав слабость Москвы, крымские татары, с полного одобрения Турции постоянно совершали нападения на русские области. В 1692 году двенадцатитысячная татарская армия напала на город Немиров и сожгла его. Две тысячи русских людей были уведены в плен и проданы в рабство. И такие набеги повторялись постоянно.

Не лучше обстояли дела и в Малороссии. Правда Украина уже была присоединена к России, но соглашение о воссоединении оставляло за гетманами право иметь самостоятельные дипломатические отношения с другими странами. (Почище любой автономии!) И, к сожалению, после Богдана Хмельницкого у власти в Малороссии оказываются отнюдь не преданные России союзники. Первое предательство интересов России произошло еще при Алексее Михайловиче, когда гетман Выговский преспокойно сторговался со шведским королем Карлом X и в 1659 году разбил под Конотопом русское войско. А затем сын Богдана Хмельницкого Юрий «перебежал» к туркам, защиты от которых так настойчиво добивался его отец, присоединив Украину к России. Гетман-христопродавец (а иначе в ту пору таких не называли) помог туркам захватить южную часть Украины. Его примеру затем последовал гетман Дорошенко, уже собственными руками передавший Правобережную Украину в руки турецкого султана. Противные, но факты! Никуда не денешься…

Петру I «в наследство» от сестрицы Софьи достался гетман Мазепа, избранный с подачи князя Голицына во время одного из его «блистательных» крымских походов.

В разгар противоборства Петра и Софьи, в то время когда молодой государь в окружении верных ему людей находился в монастыре Святой Троицы, а царевна в последней отчаянной надежде пыталась найти себе опору среди разных сословий и чинов, Мазепа явился в Москву Сперва он был принят в Кремле и стал всячески расхваливать там подвиги и отвагу князя Василия Васильевича, однако быстро почуял неладное Через пару дней он уже примчался к Троице и, не раздумывая, принялся жаловаться Петру на «треклятого Ваську Голицына», который-де выманил у него огромную сумму денег за право стать гетманом. И уж так усердствовал, что после падения Софьи и ссылки ее фаворита благополучно был оставлен на своем месте.

Лев Кириллович Нарышкин, возглавивший с подачи своей сестры-царицы Посольский приказ, отнесся к двурушнику спокойно и терпимо, видимо, помня его предшественников и рассуждая, что лучше уж такой, чем какой-нибудь новый Дорошенко.

Между тем Мазепа оказался нисколько не лучше. Пользуясь Софьиным «вечным миром», давшим так много прав Польше, гетман давно уже водил дружбу с польскими магнатами, которым ужасно хотелось стать соседями султана: захватить Левобережную Украину.

Современники вспоминают, какому психологическому давлению подвергалось тогда православное украинское население: если какую-либо область не удавалось насильно перевести в католичество, там учреждали унию, то есть официально оставляя православный обряд богослужения, подчиняли приходы католической иерархии. В ответ на запросы Посольского приказа хитрые польские резиденты разводили руками: мол, население само того хочет… И тут же спешили напомнить, что по принятым Софьей Алексеевной обязательствам Россия должна продолжать военные действия против крымского хана, отвлекая на себя основные турецкие силы. На том же настаивала и Австрия.

Впрочем, для Петра, не считавшего себя особо обязанным соблюдать прежние, недальновидные и неполезные для России соглашения, гораздо важнее был призыв с «другой стороны». Разобраться с турками потребовало греческое православное духовенство. Как раз в это время турки передали святые места в Иерусалиме, в частности, Голгофу и Святую пещеру католическому французскому духовенству, хотя до того эти святыни принадлежали греческой церкви. Это очередное оскорбление заставило патриарха Досифея обратиться в Москву с письмом, в котором он напоминал о дани, которую Россия по сию пору платит татарам, подданным турецким, а раз так, то выходит, что и русские — подданные турок.

Была и еще одна причина, которая толкала Петра начать боевые действия против татар. Нет, нет, не юношеская мечта овладеть Константинополем — он понимал, как далека она от осуществления. Но в ту пору он уже думал о большом посольстве в Европу. К этому его все время побуждал Лефорт, резонно замечавший, что для развития армии и экономики России надо бы побывать на Западе, все изучить самому, сравнить, понять, что называется, «примерить на месте».

Петр был согласен с другом. Но приехать в страны, где на Россию смотрели свысока, судили с пренебрежением… Нет! В душе молодого царя созрело намерение показать миру, что отныне на Россию придется смотреть другими глазами, подобрать к ней другие термины и разговаривать с русскими другим тоном.

А для этого нужно было перед тем, как куда-то ехать, одержать хотя бы одну крупную военную победу.

Еще с конца 1694 года Петр начинает обсуждать с преданными ему людьми поход против крымского хана. А 20 января 1695 года служилым людям был отдан приказ собираться под началом боярина Шереметьева и выступать в поход. Официально говорилось, что войско пойдет «воевать Крым», но на самом деле Петр собирался нанести первый же удар по турецкой крепости в устье Дона. Турки именовали ее Саад-уль-Ислам — «оплот ислама», но у нее уже тогда было (и теперь осталось) русское имя — Азов.

Первый крымский поход Петра (как уже упоминалось, он закончился неудачей) сам государь впоследствии счел школой войны, в которой он научился видеть и оценивать собственные ошибки.

Войско Б. П. Шереметьева составляло сто двадцать тысяч человек. Выступило оно в заранее заявленном направлении — к низовьям Днепра, к Крыму. А между тем другое войско, состоявшее из отборных петровских полков, двинулось к Азову. Оно насчитывало всего тридцать одну тысячу человек.

В этом войске был и сам Петр, числившийся все под тем же именем «бомбардира Петра Алексеева».

Небольшая армия была разделена на три части, которыми командовали Лефорт, Гордон и Головин.

Серьезные военные историки считают это первой большой ошибкой Петра: ни в коем случае нельзя было лишать войско единого командования, тем более что ему предстояло вести осаду. Второй просчет заключался в том, что царь не озаботился тем, чтобы отрезать туркам подступы к крепости со стороны моря: турецкие галеры свободно подходили к Азову и доставляли туда продовольствие и оружие, сделав осаду практически бесполезной.

Три отважных генерала не нашли общего языка и в разгар боевых действий затеяли споры меж собою, а сам «бомбардир», фактический главнокомандующий армии, не имея опыта, передоверяясь им, вместе с тем торопил их и только «путал карты».