Олег Гончаренко - Изгнанная армия. Полвека военной эмиграции. 1920—1970 гг. Страница 19

Время шло, а без того скудное снабжение чинов армии день ото дня становилась все хуже. О качестве говорить не приходилось, ибо оптовые закупки самых дешевых продуктов и пшеницы французами начали отражаться на здоровье русских воинов. Участились болезни и случаи отравления, но главное, что наряду с этим в рядах армии начался ропот. Отношение к французам среди солдат и офицеров перешагнуло границу безразличия и начало быстрыми темпами двигаться в отрицательную сторону. Собравшись с доверенными лицами, Кутепов предложил им обсудить возможный сценарий развития событий, если в один прекрасный день французы полностью прекратят выдачу продовольствия. Комендант галлиполийского лагеря генерал Штейфон высказался в том духе, что одним из достойных выходов из создавшегося положения мог бы стать увод армии из Галлиполи. Кутепов возражал ему, подчеркивая, что эвакуации, подобной крымской, может и не получиться: отсутствует необходимый тоннаж, корабли русского флота был частью проданы, частью уведены союзниками в залог за отпущенное продовольствие, а средств на закупку новых пароходов у армейской казны не было. Витковский согласился с Кутеповым, добавляя, что, случись армии вновь оказаться на кораблях, то одним из лучших выходов мог бы стать немедленный десант на черноморское побережье, однако в отсутствие тщательно проработанных планов десантной операции, одобренной Главнокомандующим, подобное предприятие означало бы новые жертвы: гибель людей от рук большевистского флота или прихотей стихии. Наиболее подходящей обсуждавшим будущее армии представлялась идея ухода армии из Галлиполи походным порядком, и лишь направление исхода не представлялось генералам вполне ясным. Кутепов предложил в качестве своеобразной прелюдии к маршу совершить отвлекающий маневр на глазах французского гарнизона — уполномочить доверенных лиц сделать заявление французскому коменданту, а через него и командованию Экспедиционного корпуса в Константинополе о намерении двинуть корпус пешим порядком в Болгарию. Успех данного предприятия мог быть гарантирован лишь в случае, если болгарский консул в Константинополе смог подтвердить французскому командованию вопрос о решении его правительства касательно приёма русских войск. Естественно, что подобный обман был бы разоблачен скоро. Впрочем, рассуждал Кутепов, поддержанный Витковским, процесс выяснения истинности намерений русских все равно занял бы время, что позволило бы армии, достигнув константинопольской параллели, повернуть на восток, форсированным маршем двинуться на чаталджинскую позицию французов, захватить оборонявший её гарнизон, блокировать его, а затем совершить молниеносный бросок в Константинополь. По данным, имевшимся у Кутепова, город охраняли французские колониальные войска, чей уровень ведения войны был невысок, а общая военная подготовка уступала регулярной французской армии. Беспрецедентный по своей дерзости марш-бросок на Константинополь мог стать демонстрацией всему миру еще живой «русской силы», по милости предавших её союзников вынужденно прозябающей в безлюдье Галлиполи. И, наконец, главной целью захвата должна была стать мгновенно разнесшаяся весть о «русской бунте», что, в свою очередь, должно было произвести небывалый политический резонанс среди европейских держав. Возможно, эта граничащая с безумием акция могла подвигнуть руководство союзных стран, и Франции в первую очередь, пересмотреть свои позиции в отношении позабытой армии. Успех данного предприятия мог быть гарантирован лишь тщательно разработанным наступательным планом, подготовку и разработку которого Кутепов поручил Борису Александровичу Штейфону. Тот не отказывался, и, недолго думая, занялся немедленно рекогносцировкой местности и сбором статистических данных, необходимых для учета нюансов при подготовке константинопольского похода. Как когда-то, во времена, предшествовавшие январскому штурму Эрзерума, вознесшего на пьедестал военной славы Николая Николаевича Юденича, Штейфону пришлось вспомнить навыки работы в разведывательном отделе штаба Кавказского фронта. Первым делом он выяснил настроения, бытовавшие среди местного населения в отношении французов, и, нащупав нотки недовольства, вышел на представителей греческой диаспоры, являвшейся юридической и фактической хозяйкой положения на полуострове. Не пускаясь в детали, Штейфон посвятил доверенных лиц среди греческой «агентуры» в некий план вывода русских войск, нашедший у них не только полную поддержку, но и сочувствие. Не то чтобы греки тяготились присутствием русских, но вывод армии за пределы Галлиполи означал бы отток французских сил и возможную демилитаризацию полуострова. Между ним и греками установились самые доверительные отношения. И все же даже самые тщательно охраняемые секреты Русской армии могли в любой момент стать добычей вездесущих французских контрразведчиков. Штейфон решил не рисковать, и, проведя секретные переговоры с греческой стороной, просил её представителей лишь об обеспечении продовольствием и фуражом, необходимым в длительном походе. На последующих тайных встречах, проходивших между представителями русского командования и греческой администрацией, было еще раз подтверждено, что греческие гражданские, равно как и военные власти окажут полное содействие для выхода русских войск из Галлиполи. Внезапный уход русских мог встревожить французского коменданта, и для подготовки к внезапному выступлению и предварительной тренировке войск Кутепов предложил Витковскому и Штейфону уведомить союзников о проведении череды учебных «ночных тревог» в лагере. Наряду с практическим значением данного упражнения Витковский полагал, что тем самым командованию представится превосходный случай разъяснить чинам армии необходимость учений для подготовки к выступлению походным порядком в условленный день и час. Первые несколько учений не вызвали видимого беспокойства французов, но последовавшая за ними череда педантично проводимых ночных тревог заставила французское командование обратиться с запросом к Кутепову о практической цели столь странных упражнений. Кутепов объяснял французам, что эти меры вызваны к жизни необходимостью постоянной подготовки личного состава для дальнего похода, если какая-нибудь из стран решит наконец предоставить убежище Русской армии. Как известно, добавлял он, ввиду отсутствия необходимого корабельного тоннажа для отправки воинских частей морем нельзя исключать и перемещения по суше.

Нельзя утверждать, что объяснения Кутепова полностью успокоили французов, но, зная о ведущихся переговорах с правительствами Королевства СХС и царства Болгарии, они отчасти поверили в приведенные русским командованием объяснения. Кутепов предложил генералу Витковскому еще раз изложить эту версию для представителей Экспедиционного корпуса, что тот и сделал, нарочно подготовив для ознакомления мнимые схемы передвижения русских войск по суше.

Прежняя напряженность в русско-французских отношениях не исчезала, и первые проведенные русскими «тревоги» поднимали на ноги французский гарнизон. Донесения коменданта в штаб войск в Константинополе порой граничили с паникой. Несколько дней там заседала комиссия, пытавшаяся проанализировать сложившуюся ситуацию в Галлиполи и дать приемлемый прогноз правительствам своих стран развития событий на ближайшее время. Однако допустить, что армия, увлекаемая Кутеповым, за один переход вдруг окажется у «врат Царырада», союзники не могли. Иные догадки мучили их. Пытаясь рассеять туман недомолвок, союзное командование слало ноту за нотой в адрес Кутепова, требуя объяснений проводимых тем мероприятий и ночных «тревог», на что Кутепов с неизменной вежливостью отвечал, что таинственные «ночные тревоги» вызваны все той же потребностью готовить корпус к уходу с территории лагеря. Французская разведка между тем доносила в штаб Экспедиционного корпуса, что известий о положительном решении «русского вопроса» в Болгарии и Сербии нет, что переговоры затягиваются, и что местные парламентарии менее всего хотели бы видеть на своих суверенных территориях хоть и славянскую, но все же чужую армию. Предположить, что, находясь в неизвестности относительно будущего армии, русские занимаются подготовкой увода войск, союзники, при всем желании, не могли. И без того слабые и измученные люди едва ли заслуживали изматывающей ежедневной «тревоги». Перед дальним походом наиболее естественным было бы поберечь силы. Французское командование знало о физическом состоянии русских не понаслышке. Месяцы скудного снабжения их армии не могли не дать свои результаты, а недавние объемы снабжения грозили настоящим голодом среди русских. Публичное, на глазах всего мира отбытие Русской армии перед лицом грозящего голода могло неблагоприятно отозваться и для самой Франции, сказавшись на её международном авторитете. Сознавая последствия подобного «голодного исхода», и в качестве попытки сгладить острую ситуацию, французская администрация предприняла усилия убедить русских в невозможности выхода из Галлиполи «походным порядком».