Николай Непомнящий - Неизвестная Великая Отечественная Страница 19

Теперь же на лидере и эсминцах курсанты отрабатывали свои будущие служебные обязанности.

Из курсантов училища им. Фрунзе на «Беспощадном» практиковались П. Н. Барышев, А. Е. Кораблев, Г. В. Осадчий, А. В. Шабанов, на лидере были курсанты Ю. Э. Пиммерман, Н. Н. Попов, Г. И. Хотимлер и на «Способном» — курсанты А. З. Запорожченко, Г. Ф. Котельников, Л. П. Крайнев и А. И. Муравейников.

Они находились на кораблях уже около двух месяцев. Им оставалось проучиться в училище последний курс. Стажировка на кораблях была последняя, и в следующем году они должны были получать дипломы и назначаться на офицерские должности для самостоятельной службы.

До окончания училища оставались считаные месяцы. Такое положение сильно повысило чувство личной ответственности.

На кораблях уже не считали этих курсантов за новичков. Они полностью изучили боевую и повседневную организацию, средства и методы управления кораблем и боевыми частями, помогали командирам в поддержании высокой боевой готовности.

Анатолий Кораблев, например, вел запись событий и счисление пути корабля. Аналогичными работами занимались и другие курсанты, и делали это совершенно добросовестно, так как все они желали боевого успеха.

Неподвластное время шло вперед своим чередом, а военная обстановка усложнялась.

В 5 часов 30 минут эсминцы были атакованы двумя группами торпедных катеров противника.

Одновременно береговые батареи из Коктебеля открыли артиллерийский огонь по эсминцам с предельной дистанции.

Ответным артиллерийским огнем эсминцы рассеяли торпедные катера.

Встретив организованное сопротивление противника, командир дивизиона самостоятельно отказался от обстрела порта Феодосия и в 6 часов 10 минут начал отход в точку рандеву.

На обратном курсе эсминцы обнаружили со стороны побережья две большие десантные баржи противника, обстреляли их, в результате чего одна из них затонула.

Видимость постепенно стала улучшаться, в связи с этим торпедные катера теряли свое значение, а опасность со стороны авиации и подводных лодок противника увеличивалась, поэтому корабли шли только противолодочным зигзагом.

Лидер в 6 часов подошел к Ялте и главным 130-миллиметровым калибром выпустил по порту и береговым батареям 136 снарядов. Таким образом, свою задачу выполнил и тоже пошел в точку рандеву.

В 7 часов 15 минут лидер и эсминцы соединились и начали вместе отход в Туапсе.

В этот час девять наших самолетов Пе-2 под прикрытием шести истребителей бомбили плавсредства противника в Феодосии и потопили большую десантную баржу, разрушили склад боеприпасов, подавили батарею зенитной артиллерии.

В 8 часов 10 минут самолеты прикрытия эсминцев сбили вражеский самолет-разведчик типа Га-140, который упал в море вблизи от курса кораблей.

Эсминец «Способный» подошел к догоравшему на воде самолету и подобрал немецких летчиков — командира эскадрильи и командира самолета.

Море было спокойным, стояла солнечная погода, прояснилась видимость. Звено наших истребителей прикрывало отряд кораблей. Казалось, нет никаких угрожающих факторов.

Но именно в эти ясные минуты и началась большая трагедия…

В 8 часов 37 минут три наших истребителя, прикрывавших корабли, обнаружили восемь Ю-87, два Me-109 и два ФВ-190 и завязали с ними бой.

Бомбардировщики противника зашли для атаки из-под солнца и атаковали лидера.

Начался первый бой с авиацией.

После атаки первых двух бомбардировщиков артиллеристы лидера открыли огонь из автоматов по самолетам, находящимся в пике. По уходящим самолетам огонь вели пулеметы, 76-миллиметровая батарея и кормовые автоматы.

Бомбардировщики резко пикировали под углом 80 градусов, выходили из пике на очень малой высоте, порядка 100–200 метров, каждый из них сбрасывал по три бомбы, которые из-за малой высоты не успевали принимать вертикальное положение, а боком падали в воду или в корабль.

Наши истребители сбили один Ю-87 и один Ме-109.

Бомбардировщики добились прямых попаданий бомб. Две бомбы весом до 200 килограммов разорвались в первом и втором котельных отделениях лидера, моментально затопленных забортной водой. Личный состав в них весь погиб.

Третья бомба пробила верхнюю палубу, масляную цистерну и наружную обшивку и разорвалась под кораблем, вследствие этого было затоплено первое турбинное отделение. Лидер потерял ход.

В моменты бомбовых разрывов корабль сотрясался всем корпусом, разрывался металл обшивки, механизмы валились с фундаментов, пробивались осколки, ломались трубы, разрывались электропровода. Нарушилась связь с боевыми постами.

В такой острый момент, как показал боевой опыт, оставшиеся люди вообще были физически не способны вести конкретные наблюдения, вследствие ранений и общей контузии. Но затем люди пришли в себя, осмотрелись на боевых постах и доложили на командные пункты боевых частей корабля о разрушениях и затоплениях.

Взрывами бомб сорвало и отбросило за борт 37-миллиметровый автомат № 5, вывело из строя два пулемета «Браунинг», нарушило систему питания приборов.

При попытках подъема пара в третьем котле обнаружили, что питательный насос подает не пресную воду, а забортную. Это означало, что цистерны котельной воды в первом машинном отделении повреждены, поскольку отделение это было затоплено, но там же располагался и разобщительный клапан. Для закрытия клапана туда направили легкого водолаза — матроса Шетшина.

Закрыть клапан оказалось невозможно, так как его завалило разрушенными механизмами и системами.

Главный водолаз лидера старшина 1-й статьи Гриценко и водолаз Резниченко неоднократно спускались в затопленное машинное отделение, заделывали там пробоины и вытаскивали раненых. Водолазы отлично знали расположение механизмов и устройств и поэтому сумели работать в полной темноте — на ощупь.

Машинная команда лидера, несмотря на тяжелые повреждения механизмов, ввела в строй третье котельное отделение, хотя в котле лопнули трубки, поплавились подшипники турбовентилятора и не было пресной воды.

Благодаря стараниям и стойкости этой команды кораблю потом, к 14 часам, был обеспечен ход в 9 узлов при работе котла на морской воде.

Штепин и мичман Воробьев по приказу командира лидера с целью безопасности корабля от возможных взрывов выстрелили из аппаратов торпеды.

Для осушения третьего котельного отделения использовали второй трюмно-пожарный насос. Насос поднял давление в магистрали до 5 кг/см2. Поднять давление до нормы — нелегкая задача, для этого надо было сначала закрыть разобщительный клапан, оказавшийся открытым в затопленном турбинном отделении. Эту трудную и опасную для жизни работу выполнил трюмный машинист Резниченко, он глубоко нырял в черноту затопленного трюма, чтобы достать до клапана и перекрыть его.

Под пробоину в первом машинном отделении завели пластырь.

В результате предельно энергичных и смелых действий людей вода дальше трех затопленных отделений не пошла и корабль надежно остался на плаву, имея крен 9 градусов, дифферент на нос 2,81 метра и запас плавучести около 500 тонн.

Среди множества других событий в 9 часов 10 минут шесть самолетов Ил-2 под прикрытием восьми истребителей Як-1 атаковали двенадцать больших десантных барж противника у входа в порт Феодосия, где потопили одну и повредили две баржи.

В 9 часов 25 минут эсминец «Способный» взял на буксир поврежденный лидер. А в 10 часов в районе эскадренных миноносцев два наших истребителя вели бой с двумя разведчиками Ю-88 и один из них сбили.

К этому времени до девяти наших самолетов прикрывали корабли. И все же воздушное прикрытие оставалось недостаточным. Обстановка для кораблей по-прежнему являлась опасной.

Вообще говоря, мог бы быть вероятным вариант — оставить на месте поврежденный лидер и уводить на базу два миноносца.

Но что значит для комдива бросить поврежденный лидер в оперативной зоне противника? Мог ли на такую меру решиться командир?

Допустим, он снял бы личный состав лидера, оставил корабль и вернулся бы на базу с двумя миноносцами. В таком случае противник, безусловно, мог бы отбуксировать лидер на одну из своих баз и восстановить его! Ведь вероятность восстановления хода лидера существовала и надежда комдива дать кораблю ход потом сбылась.

Значит, решение комдива бросить лидер стало бы впоследствии позором для флота, не говоря уже о чести комдива. Последствия такого решения оказались бы чрезмерно горькими, и комдив это понимал.

Оставить поврежденный лидер вместе с его экипажем? Поручить экипажу исправить повреждения и самостоятельно идти на базу?

Это значило бы оставить в беде и корабль, и его экипаж.

А ведь на протяжении всей истории русского и советского флота моряки всех рангов воспитывались в духе безусловной поддержки в бою.