Амеде Ашар - Плащ и шпага Страница 19

- Это почему?

- Да потому, что каждую ночь, в один и тот же час, ни одной минутой не позднее, в любую погоду, каково бы ни было расстояние, я слышу твои шаги под моим балконом, и никогда ни на лице твоем, ни в глазах, ни в словах твоих, ни в выражении твоей любви, я не подметила ни малейшего признака усталости или скуки, ни малейшей тени разочарования или пресыщения. Каким ты был сначала, таким и остался.

- Что ж в этом удивительного?

- Да все. Самый факт во-первых, а потом: подумай сам, что ты говоришь! Да знаешь ли ты, что вот уже четыре или пять месяцев как ты меня любишь?

- Ну и что же?

- Не думаешь же ты жениться на мне?

- А почему бы нет?

- Ты, ты - Югэ де Монтестрюк, граф де Шарполь, - ты женишься на мне, на Брискетте, дочери простого оружейника?

- Я не могу жениться завтра же - это ясно; но я пойду к матери и, взяв тебя за руку, скажу ей: я люблю её, позвольте мне жениться на ней!

Живое личико Брискетты выразило глубокое удивление. Тысяча разнообразных ощущений - радость, изумление, нежность, гордость, немного также и задумчивости - волновались в её душе и отражались в её влажных глазах, как тень от облаков отражается в прозрачной, чистой воде.

Вдруг она не выдержала, бросилась на шею Югэ и, крепко целуя его, сказала:

- Не знаю, что со мной делается, но мне хочется плакать; точно так же, как в тот день, когда ты спускался верхом с большой осыпи... Посмотри, сердце у меня так и бьется в груди... Если бы все люди были похожи на тебя!

Она рассмеялась сквозь слезы и продолжала:

- И все же, даже в тот день, когда ты чуть не сломал себе шею из-за вот этих самых глаз, что на тебя теперь смотрят, ты не был в такой большой опасности, как сегодня!

- В опасности?

- Смерть - это дело одной минуты; но цепь, которую нужно носить целую жизнь вот что ужасно! Слушай, друг мой: я не допущу, чтобы твоя мать, графиня Монтестрюк, была огорчена твоим намерением жениться на мне и поставлена в неприятную необходимость отказать тебе, что она и сделала бы, разумеется, с первого же слова и в чем была бы совершенно права. Но я дам тебе самое лучшее, самое живое доказательство привязанности, какого ты только можешь ожидать от меня. Ты не поведешь меня с собой в Тестеру, но будешь по-прежнему ездить сюда ко мне, пока я сама здесь буду.

- Но...

Брискетта прервала его поцелуем:

- Ты показал мне, как сильно меня любишь... А я покажу тебе, оставляя тебе полную свободу, как ты мне дорог... У каждого из нас есть своего рода честность.

Югэ больше ничего не мог добиться. Заря уже занималась; Брискетта толкнула его к балкону.

Однажды, немного спустя, Югэ застал Брискетту бледной, расстроенной, сильно озабоченной среди разбросанных по комнате узлов; все шкафы были раскрыты, все ящики выдвинуты.

Она привлекла его к себе и сказала, подавляя вздох:

- У тебя храброе сердце, друг мой; не плачь же и обними меня... Нам надо проститься!

Югэ так и подпрыгнул.

- Разве не этим все должно было кончиться? - продолжала она живо, разве есть что-нибудь вечное? Я знаю, что ты хочешь сказать. Ты любишь меня так же, как и в первый день, даже, кажется, ещё больше. Но ведь это первый пыл молодости, пробуждение сердца, которое только что забилось в первый раз. Той, которая должна носить имя графини де Монтестрюк и разделить с тобой жизнь, ты ещё не видел. Ты её узнаешь среди тысячи женщин, когда в самой глубине души твоей что-то вздрогнет и скажет тебе: вот она! И в этот день ты забудешь даже, что Брискетта когда-нибудь существовала.

Югэ стал было возражать.

- Хочешь послушать доброго совета? - продолжала Брискетта твердо. Заводи любовные интриги внизу и береги настоящую любовь для равных себе. Да и кроме того, видишь ли милый Югэ, - прибавила она, склоняясь на его плечо, - я немножко из породы ласточек и мне нужно летать, пусти же меня летать.

Она вытерла украдкой бежавшие по щекам слезы.

Югэ был растроган, хотя и старался всячески не показать этого. Для него это была тяжелая разлука, оставляющая рану в сердце. Брискетта завладела обеими его руками и продолжала с милой улыбкой:

- Еще бы мне не говорить с тобой откровенно: я ведь тебе все отдала, а ты за это любил меня искренно. Сколько раз, гуляя по лесам в мае, мы с тобой видели гнезда среди цветущих кустарников! А куда улетали осенью те соловьи и зяблики, что строили эти гнезда? Их любовь длилась столько же, сколько длилась весна! Разве ты не заметил, что листья начинают желтеть, а вчера уж и снег носился в воздухе! Это сигнал. Расстанемся же, как расстались легкие птички, и, если только мои слова могут облегчить тебе грусть разлуки, я признаюсь тебе, друг мой, что никого уж я, сдается мне, не так беззаветно, как тебя!

- Да, я вижу, - сказал Югэ, озираясь кругом, - ты в самом деле собираешься уехать.

- Да, я еду в Париж с матерью одного молодого господина, которая очень ко мне привязалась.

- Только мать, а не сын?

- Мать, мать. Сын - совсем иначе.

- Он тебя любит?

- Немножко.

- Может быть, и много?

- Нет - страстно!

- И ты мне говоришь это?

- Лгать тебе я не хочу.

- И ты едешь?

- Париж так и манит меня. У меня просто голова кружится, когда я о нем подумаю. Такой большой город! И Сен-Жермен близко, а немного подальше Фонтенбло, то-есть двор!

- Значит и отъезд скоро?

- Очень скоро.

Брискетта схватила голову Югэ и долго-долго её целовала. Слез она не могла удержать и они падали ей прямо на губки.

- Если мы с тобой там встретимся когда-нибудь, ты увидишь сам, как я тебя люблю! - сказала она. - Одно хорошее место и есть у меня в сердце, и место это всегда твое.

И вдруг, вырвавшись из его объятий и положив обе руки ему на плечи, она сказала:

- А ты меть повыше!

Отъезд Брискетты оставил большую пустоту в сердце и жизни Югэ. Ни охота, ни беседа с маркизом де Сент-Эллисом не могли заполнить этой пустоты. Фехтование с Агриппой или с Коклико, разъезды без всякой цели с Кадуром также не развлекали его. Его мучило какое-то смутное беспокойство. Париж, о котором говорила Брискетта, беспрестанно приходил ему на ум. Горизонты Тестеры казались ему такими тесными! Молодая кровь кипела в нем и бросалась ему в голову.

Агриппа заметил это прежде всех. Он пошел к графине де Монтестрюк в тот час, когда она бывала обыкновенно в своей молельне.

- Графиня, я пришел поговорить с вами о ребенке, - сказал он. - Вы хотели, заперев его здесь, сделать из него человека. Теперь он - человек, но разве вы намерены вечно держать его при себе, здесь в Тестере?

- Нет! Тестера годится для нас с тобой, ему здесь уже нечего ждать от жизни. Но Югэ носит такое имя, что обязан ещё выше поднять его славу.

- Но не в Арманьяке же он найдет для этого случай... А в Париже, при дворе.

- Ты хочешь, чтоб он уехал так скоро?

- В двадцать два года, граф Гедеон, покойный господин мой, уже бывал в сражениях.

- Правда! Как скоро время идет! Дай же мне срок. Мне казалось, что я уж совсем привыкла к этой мысли, которая так давно не выходит у меня из головы; а теперь, как только разлука стала так близка, мне кажется, что я прежде никогда об этом и не думала.

Однако же у вдовы графа Гедеона был не такой характер, чтобы она вся могла отдаться печали и сожалениям. Несчастье закалило её для борьбы. Она стала пристальнее наблюдать за сыном и скоро убедилась сама, что то, чего ему было довольно до сих пор, теперь уж больше его не удовлетворяет.

- Ты прав, мой старый Агриппа, - сказала она, - час настал!

Как-то вечером она решилась позвать сына. Всего одна свеча освещала молельню, в которой на самом видном месте висел портрет графа Гедеона в военном мундире, в шлеме, в кирасе, с рукой на эфесе шпаги.

- Стань тут, дитя мое, перед этим самым портретом, который на тебя смотрит, и выслушай меня внимательно.

Графиня подумала с минуту и, снова возвысив голос, продолжала:

- Как ты думаешь: с тех пор, как я осталась одна, исполнила ли я, как следовало, мой долг матери?

- Вы! О, Боже!

- Награда моя, мой милый Югэ, в этом самом твоем восклицании и твоем взгляде. Итак, если ты - мое дитя и, следовательно, мой судья, если ты думаешь, что я выполнила свой долг честно - ты должен выслушать меня со всем вниманием.

Она сделала над собой усилие одолеть свое волнение и знаком подозвала сына ближе:

- Прожив под этой крышей долгие годы, пока Господь позволил тебе запастись силой и здоровьем, мы должны теперь расстаться. Для тебя, в твои года, это просто поездка, для меня - почти разлука навеки. Я покоряюсь ей для твоего блага.

- Почему же навеки, матушка? Я не уезжаю ведь из Франции, я снова найду путь в Тестеру.

- Надеюсь, что господь дозволит мне ещё раз встретить тут тебя, но если и суждено иначе, ты все таки-иди своим путем. Я все тебе приготовила. В этом кошельке сто золотых, с которыми ты можешь прожить первое время. У тебя есть конь и шпага, Господь пошлет все остальное. Быть может с его помощью ты снова поднимешь наш дом из развалин. Я сделала тебя человеком, ты сам сделаешь себя главой семейства.