Возрождение - Уильям Джеймс Дюрант Страница 19

единой; когда этот пузырь лопнул, он, подобно Данте, обратился к главе Священной Римской империи, теоретически светскому наследнику всех временных полномочий языческой Римской империи на Западе. Вскоре после отставки Риенцо (1347) Петрарка обратился с волнующим посланием к Карлу IV, королю Богемии и, как «король римлян», наследнику императорского престола. Пусть король прибудет в Рим и коронуется императором, — умолял поэт; пусть он сделает Рим, а не Прагу своей столицей; пусть восстановит единство, порядок и мир в «саду империи» — Италии.61 Когда Карл пересек Альпы в 1354 году, он пригласил Петрарку встретиться с ним в Мантуе и вежливо выслушал призывы, повторяющие бесстрастные мольбы Данте, обращенные к деду Карла Генриху VII. Но Карл, не имея достаточной силы, чтобы покорить всех деспотов Ломбардии и всех жителей Флоренции и Венеции, поспешил в Рим, короновался папским префектом за неимением папы, а затем поспешил обратно в Богемию, по дороге усердно продавая императорские викариатства. Два года спустя Петрарка отправился к нему в Прагу в качестве миланского посла, но без каких-либо значительных результатов для Италии.

Возможно, не было бы никакого Ренессанса, если бы Петрарка добился своего. Раздробленность Италии благоприятствовала Ренессансу. Крупные государства способствуют скорее порядку и власти, чем свободе и искусству. Торговое соперничество итальянских городов положило начало и завершило работу крестовых походов по развитию экономики и богатства Италии. Разнообразие политических центров умножало межгородские распри, но эти скромные конфликты никогда не сравнялись по количеству смертей и разрушений со Столетней войной во Франции. Местная независимость ослабила способность Италии защищаться от иностранного вторжения, но породила благородное соперничество городов и князей в культурном покровительстве, в стремлении преуспеть в архитектуре, скульптуре, живописи, образовании, учености, поэзии. В Италии эпохи Возрождения, как и в Германии Гете, было много Парижей.

Не стоит преувеличивать, чтобы понять, насколько Петрарка и Боккаччо подготовили Ренессанс. Оба они все еще были заложены в средневековые идеи. Великий сказочник в пылкой юности смеялся над клерикальной безнравственностью и реликвиями, но так же поступали миллионы средневековых мужчин и женщин; и он стал еще более ортодоксальным и средневековым в те самые годы, когда изучал греческий язык. Петрарка правильно и пророчески описал себя как стоящего между двумя эпохами.62 Он принимал догматы Церкви, хотя и поносил авиньонскую мораль; он с неспокойной совестью любил классиков в конце эпохи веры, как любил их Иероним в ее начале; он написал прекрасные средневековые эссе о презрении к светскому миру и о святом покое религиозной жизни. Тем не менее, он был более верен классике, чем Лавру; он искал и бережно хранил древние рукописи и вдохновлял других делать то же самое; он обогнал почти всех средневековых авторов, кроме Августина, чтобы восстановить преемственность с латинской литературой; он формировал свою манеру и стиль на основе Вергилия и Цицерона; и он больше думал о славе своего имени, чем о бессмертии своей души. Его стихи способствовали столетию искусственного сонетизирования в Италии, но они помогли сформировать сонеты Шекспира. Его пылкий дух передался Пико, его отточенная форма — Полициану; его письма и эссе перекинули мост классической урбанистичности и изящества между Сенекой и Монтенем; его примирение античности и христианства созрело в папах Николае V и Льве X. В этих отношениях он действительно был отцом Возрождения.

Но и в этом случае было бы ошибкой переоценивать вклад античности в этот итальянский апогей. Это была скорее реализация, чем революция, и средневековое созревание сыграло гораздо большую роль, чем восстановление классических рукописей и искусства. Многие средневековые ученые знали и любили языческую классику; именно монахи сохранили ее; именно клирики в XII и XIII веках переводили и редактировали ее. Великие университеты с 1100 года передавали молодежи Европы определенную часть умственного и нравственного наследия расы. Развитие критической философии в Эригене и Абеляре, введение Аристотеля и Аверроэса в университетские программы, смелое предложение Аквинского доказать почти все христианские догмы с помощью разума, за которым так скоро последовало признание Дунса Скотуса, что большинство этих доктрин не поддаются разуму, возвели и разрушили интеллектуальную конструкцию схоластики и оставили образованного христианина свободным для попыток нового синтеза языческой философии и средневековой теологии с жизненным опытом. Освобождение городов от феодальных препон, расширение торговли, распространение денежного хозяйства — все это предшествовало рождению Петрарки. Рожер Сицилийский и Фридрих II, не говоря уже о мусульманских халифах и султанах, научили правителей придавать блеск власти, покровительствуя искусству и поэзии, науке и философии. Средневековые мужчины и женщины, несмотря на потустороннее меньшинство, сохранили естественную человеческую тягу к простым и чувственным удовольствиям жизни. Люди, которые задумывали, строили и высекали соборы, обладали собственным чувством красоты, а также возвышенностью мысли и формы, которую никогда не превзойти.

Поэтому ко времени смерти Петрарки все основы Ренессанса уже были заложены. Удивительный рост и оживление итальянской торговли и промышленности собрали богатство, которое финансировало движение, а переход от сельского покоя и застоя к городскому оживлению и стимулу породил настроение, которое питало его. Политическая основа была подготовлена свободой и соперничеством городов, свержением праздной аристократии, возвышением образованных князей и энергичной буржуазии. Литературная основа была заложена в совершенствовании простонародных языков и в рвении к восстановлению и изучению классики Греции и Рима. Были заложены этические основы: растущее богатство разрушало старые моральные ограничения; контакты с исламом в торговле и крестовых походах способствовали новой терпимости к доктринальным и моральным отклонениям от традиционных верований и путей; открытие заново языческого мира, относительно свободного в мыслях и поведении, способствовало подрыву средневековых догм и морали; интерес к будущей жизни уступил место светским, человеческим, земным заботам. Эстетическое развитие продолжалось; средневековые гимны, романтические циклы, песни трубадуров, сонеты Данте и его итальянских предшественников, скульптурная гармония и форма «Божественной комедии» оставили литературное наследие; классические образцы передали утонченность вкуса и мысли, лоск и вежливость речи и стиля Петрарке, который завещал их международной династии городских гениев от Эразма до Анатоля Франса. А революция в искусстве началась, когда Джотто отказался от мистической строгости византийских мозаик, чтобы изучать мужчин и женщин в реальном течении и естественной грации их жизни.

В Италии все дороги вели к Ренессансу.

ГЛАВА II. Папы в Авиньоне 1309–77 гг.

I. ВАВИЛОНСКИЙ ПЛЕН