Чарльз Тилли - Принуждение, капитал и европейские государства. 990– 1992 гг Страница 2

Гарвардский выпускник, автор прозвучавшей «Вандеи» и серии статей по исторической демографии и урбанистике Чарльз Тилли считался в то время одним из наиболее перспективных исследователей нового поколения школы модернизации. Заметим, что не менее перспективным модернизационщиком тогда считался и молодой, но уже прозвучавший нью–йоркский эксперт по новым политическим элитам Африки Иммануил Валлерстайн. Оказавшись на волне политического и научного интереса, Валлерстайн и Тилли получали лестные предложения сотрудничества в новых модернизационных проектах, финансируемых правительствами Запада и крупнейшими частными фондами. Так сорокалетний социолог Тилли оказался вместе с маститым стэнфордским политологом Люсианом Паем сопредседателем международной рабочей группы по политическому развитию под эгидой элитного Совета по исследованиям в общественных науках (более известного под английской аббревиатурой SSRC). Группа в основном западных ученых летом собиралась на несколько недель в курортном климате северной Калифорнии побросать теоретический «мячик» и так, в постоянном личном общении, сформулировать основные положения будущего сборника работ. Предполагалась не обычная коллективная монография, а не менее как установочный манифест школы модернизации по проблеме формирования эффективной современной государственности, подобно уже тогда знаменитому экономическому манифесту теоретической группы Уолта Ростоу из Массачусетского технологического института. Стратегия мозгового штурма в закрытой для посторонних летней школе казалась оптимальным способом решения задачи. Вот только сама задача оказалась нерешаемой.

От группы ожидали некоего абстрактно–синтетического дистиллята опыта государственного развития Запада, который можно было бы передавать третьему миру. Опыт оказался несводимым к общему знаменателю. Французы, конечно, настаивали на главенстве рационально–бюрократической централизации, в чем их поддерживали немцы, хотя и в основном молчаливо (памятуя о милитаристском и нацистском прошлом). Англо–американские коллеги считали нормой либеральный рыночно–ориентированный путь собственных стран. Умнейший веселый норвежец Стайн Роккан озадачивал всех примером социал–демократической Скандинавии. Швейцария вообще никуда не вписывалась. Ну, и Россия. Хотя русских там, естественно, не было, собравшиеся западные эксперты были достаточно честны и трезвомыслящи, чтобы отдавать отчет в чистейше политической направленности схем тоталитаризма и понимать, насколько Россия последних столетий сродни имперской модели Испании и Австро–Венгрии.

Дискуссии затянулись на несколько лет и кончились вежливой отставкой Люсиана Пая, одного из основателей школы модернизации, не считавшего для себя возможным принимать участие в коллективных похоронах собственной теории. (Еще одна параллель — тогда же, в 1972 г., Валлерстайн выступил на собрании Американской социологической ассоциации с кратким программным докладом «Теория модернизации, да упокоится с миром».) Руководство группой по политическому развитию перешло к Роккану и Тилли, которые только в 1975 г. наконец смогли опубликовать ее материалы. Тем временем, в 1973 г., Тилли успел выступить со знаменитой, детальной и теоретически безупречной критической статьей «Порождает ли модернизация революции?» Это был разгром некогда влиятельной, но внутренне противоречивой и натянутой политологической схемы Сэма Хантингтона, который в результате молчаливо отступил из активной научной жизни в твердыню Гарварда, где и отсиживался двадцать лет, прежде чем предпринять эпатажную вылазку с уже вовсе ненаучным, но идеологически крайне заостренным «Столкновением цивилизаций».

Эти публикации и выступления означали бесповоротный разрыв с однолинейной эволюционной схемой стадий политической модернизации, с вымученным структурным функционализмом Талкотта Парсонса (одного и, откровенно говоря, не самого любимого из преподавателей Тилли в Гарварде) и с идеологией либеральной демократизации мира по американскому образцу. Эта идеология еще возродится в 1990–е гг. в перелицованном виде теорий глобализации и политической транзитологии, однако уже без того впечатляющего размаха и серьезного теоретизирования, которые отличали прежнюю школу модернизации. Размах и теоретизацию унаследовали как раз повстанцы последнего поколения модернизаторов — Валлерстайн и Тилли.

В чем состояла предложенная Рокканом и Тилли теоретическая альтернатива, станет ясно из прочтения данной книги. Обращу лишь внимание на основной ее посыл. Здесь нет однолинейной заданности. Многообразие истории воплощается во множестве рядоположенных вариантов, которые можно представить в виде спектра стратегий от полностью капиталистических (как в коммерческих городах–государствах) до полностью принудительных, подобно военно–административным империям. Россия расположена не за пределами европейского спектра возможностей, а лишь ближе к флангу принудительных стратегий. Выбор государственных стратегий далеко не произвольный и тем более не идейно заданный. Строители европейских государств Нового времени действовали в жесткой конкуренции. Проигравшие или не успевшие в ходе последних пяти столетий исчезали с карты путем поглощения более успешными государствами.

Стратегия определялась в первую очередь ресурсами, которые правители государств могли найти в пределах досягаемости. Там, где сложились капиталистические города, сплелись торговые потоки и возникла высокая плотность населения с соответствующими производственными навыками, ресурсы для ведения войн и содержания государственного аппарата находились буквально под боком и в концентрированном виде. Здесь задачей было договориться об организованном и предсказуемом изъятии части ресурсов преимущественно в виде денежных налогов. Путь этот полон своих конфликтов и порою отчаянных столкновений. Изначально именно по поводу налогов возникли революции, в ходе которых пошли на эшафот и английский король Карл I, и французский Людовик XVI. Парламентаризм и либеральная политика первоначально возникают в этой ветви эволюции как механизмы компромисса между капиталистическими и военно–бюрократическими элитами. Там же, где государство и правящие элиты имели дело с крестьянством, распыленном по множеству деревень, принуждение выдвигается на первую роль, формируются устойчиво аристократические иерархии, государство само становится главным предпринимателем и реформатором. Это, впрочем, идеальные типы, между которыми в реальной истории возникает множество гибридов. Среди специалистов эта теория государства сегодня общепризнанная и для краткости зовется военно–налоговой — постоянные войны формируют государства, которые в свою очередь приобретают морфологические черты в силу того, что и каким путем доступно для изъятия в виде податей, повинностей и налогов.

По композиции эта книга для Тилли необычна. Здесь нет массы архивных данных, которые остались в прочих его статьях и монографиях. Есть, однако, довольно широкий сравнительно-исторический охват, всегда чреватый риском упустить или перепутать какие–то детали, что Тилли готов был первым же это признать. Однако меняют ли фактические микронеточности общую теорию?

Куда серьезнее будет критика с макроисторических позиций. Теория Тилли имеет сугубо европейское применение. Она плохо работает на периферии, в Африке или Латинской Америке, да даже в исторически древней Индии и арабских странах, где современные государственные аппараты очевидно не возникали из местных процессов налогообложения и регионального геополитического соперничества. Госаппараты третьего мира прямо насаждались колониальными властями и впоследствии, после независимости, присваивались местными властными группировками, повстанческими движениями, а также всевозможными хунтами, диктаторами, иногда попросту мафиями. Это очевидно другой тип эволюции государственной власти, с особой динамикой и своими не самыми обнадеживающими результатами.

Работающий в Америке болгарский политолог Венелин Ганев не так давно предложил интересный теоретический ход — пустить тиллиевскую военно–налоговую модель исторического развития государства в обратном направлении[3]. Периферийным государствам вроде посткоммунистической Болгарии сегодня войны реально не угрожают, поэтому эффективная оборона не является главной заботой правителей. Одновременно основные источники их доходов отнюдь не в налогах, о которых надо постоянно торговаться с населением, а в иностранных займах, помощи, экспортно–импортных операциях более или менее контрабандного толка. Откуда тут взяться трудной и хлопотной работе по обеспечению рациональной эффективности власти?