Вячеслав Фомин - Варяго-Русский вопрос в историографии Страница 2

Настоящий сборник отделяет, как и предыдущий выпуск, науку от тенденциозности, факты от ошибок и показывает полнейшую непричастность норманнов (шведов) к варягам и варяжской руси. И делается это не в силу патриотических побуждений, о чем неустанно твердят норманисты по причине отсутствия у них аргументов за и против, а в силу показаний очень большого числа источников - исторических (отечественных и зарубежных), археологических, антропологических, лингвистических. Как справедливо заметил в 2002-2003 гг. А.Н.Сахаров, «объективная научная истина не имеет никакого отношения к патриотическим или антипатриотическим настроениям того или иного автора. Так русское сердце равнодушно относится к фактам происхождения первых князей Северо-Восточной Руси от половчанок, к бракам московских князей с ордынскими княжнами или к тому, что первой русской императрицей была литовская крестьянка Екатерина I - она же Марта Скавронская. Точно также исследователей мало трогают факты пол у немецкого происхождения Петра III или чисто немецкого - Екатерины II»[2].

Но русское сердце преисполняется огромной гордостью за славные дела и великие свершения в политике, ратном деле, науке, искусстве Екатерины II, Багратиона, Крузенштерна, Беллинсгаузена, Тотлебена, Рубинштейна, Левитана и многих-многих других истинно русских нерусского происхождения. В том числе историка Г.Ф. Миллера, которого норманисты искусственно превратили в совершеннейший антипод русского М.В.Ломоносова, не замечая факта его отказа от норманизма. Миллер, прибыв в Россию в 1725 г. и став ее подданным в 1747 г., верой и правдой служил своему новому Отечеству долгую жизнь. И в этой жизни были и взлеты, и падения. Но не об этом думал историк в 1775 г., когда писал в автобиографии: «Итак, служу я Российскому государству пятьдесят лет и имею то удовольствие, что труды мои от знающих людей несколько похваляемы были. Сие побуждает во мне желание, чтоб с таковым же успехом и с общенародною пользою продолжать службу мою до последнего часа моей жизни, чувствуя себя к тому Божиим милосердием еще в нарочитых силах»[3]. Действительно, и служил, как истинный патриот, честно до последнего вздоха, и труды его «похваляемы» были куда значительно больше, чем он мог сам написать. Честно служил своему Отечеству на поприще исторической науки и Ломоносов, свою задачу историка видевший в том, что «коль великим счастием я себе почесть могу, ежели моею возможною способностию древность российского народа и славные дела наших государей свету откроются...»[4]. И многое действительно открыл!

Два замечательных человека, два замечательных историка, создававших российскую историческую науку, но которая все время пытается вычеркнуть Ломоносова не только из числа своих отцов, но и из числа историков вообще. Подобное стремление особенно характерно для современных норманистов, так любящих на публике порассуждать о демократических принципах в науке, о законном праве ученых на выражение своих взглядов. Но «свободу мнений» они допускают в рамках только своей теории, шумно споря о том, чего никогда не было. Например, завоевали ли норманны Русь в 862 г. или их туда добровольно пригласили, по вопросу их численности на Руси, по тому, сколько скандинавских слов они принесли с собой славянам и угро-финнам, и т.д., и т. п. А под этот шумок злобно и беспощадно травя оппонентов, в первую очередь М.В.Ломоносова. Но когда уже и эти недозволенные приемы не срабатывают, то начинают, по примеру мультяшного кота Леопольда, призывать «жить дружно», объясняя, что в скандинавском происхождении варягов «нет ничего обидного для русских». Но наука - это не детская песочница. Где один обиделся, потому что у него отняли игрушку, другой обиделся, потому что его ведут домой, третий обиделся и вот-вот расплачется, так как его не приняли в игру, четвертый... да мало ли есть причин для детских скоротечных обид. История - это наука и наука весьма точная, и в ней нет таких аргументов, как «обида», «патриот», «непатриот». А если такие «аргументы» появляются, то с ними исчезает наука, ибо она строится на действительных фактах и вразумительных доказательствах и возражениях. К тому же русский народ возник на полиэтничной основе, в его чертах можно увидеть черты многих народов. И он очень необидчив и, несомненно, нисколько бы не возражал, если бы правдой оказались слова норманистов. Но слова норманистов не имеют отношения к правде. Потому примазываться к чужой истории - поступок довольно некрасивый, сродни воровству У нас своей истории хватает, и в ней нам надо по-настоящему разобраться, и защищать надлежит ее от мародеров - своих и чужих.

Редколлегия, ставя своей задачей борьбу с норманистскими мифами, старается знакомить читателя с работами историков прошлого. С работами, которые вышли и давно, и в эмиграции, и которые заставляют взглянуть на многие «прописные истины» норманистов совершенно другими глазами. Причем, независимо от того, кто их написал - норманист или антинорманист (а эти понятия, надлежит подчеркнуть, не несут в себе ни отрицательной, ни положительной окраски и представляют собой рабочий инструментарий, позволяющий точно и емко обрисовать позицию ученых по отношению не только к проблеме этноса варягов, но и к норманской теории). Так, первый выпуск открывала замечательная книга эмигрантки-антинорманистки Н.Н.Ильиной «Изгнание норманнов. Очередная задача русской исторической науки» (Париж, 1955). Эта же книга дала и название тому выпуску - «Изгнание норманнов из русской истории» (как и самой серии).

Настоящий сборник открывает важное историографическое исследование эмигранта-норманиста В.А. Мошина, без знакомства с которым современным исследователям в варяго-русском вопросе делать просто нечего, - «Варяго-русский вопрос» (Прага, 1931). Эта работа и дала название сборнику в целом - «Варяго-русский вопрос в историографии». Но Мошиным число авторов-норманистов не исчерпывается (хотя среди огромного числа норманистских сочинений крайне трудно найти те, в которых все же наличествует наука). Таковыми являются «советские антинорманисты» Д.Л.Талис (1974) и М.Б.Брайчевский (1985). Важно отметить, что, будучи норманистами, Мошин, Талис, Брайчевский, а это также достаточно редко встречаемое явление в норманистике, не закрывали глаза на противоречащие норманской теории факты и своими работами демонстрировали ее научную несостоятельность. Даже не желая сами этого. И что лишний раз подтверждает правоту антинорманистов.

Мошин В.А. Варяго-Русский вопрос

Светлой памяти горячо любимого

отца Алексея Николаевича

ум. 15 февраля 1929

I

По словам академика Куника, «история как предмет преподавания и средство к образованию народов выполняла свою задачу пока еще очень слабо, отчасти именно потому, что не стала еще историей культуры в настоящем смысле слова. Но для разработки истории с культурной точки зрения одним из самых главных средств должен служить предмет специальный - историческая этнография: без нее и вступление способных к культуре народов на поприще образованности не может быть понято верно»[1]. Эти слова, сказанные более пятидесяти лет тому назад, и до сих пор не потеряли своего значения: к сожалению, именно эта область исторической науки до сих пор остается наиболее темной. Origines большинства славянских народов покрыты еще густым туманом, несмотря на длинный ряд исследований, старающихся осветить это темное царство загадок и гипотез. Сюда относится и вопрос о начале русского государства и русского имени, - один из старейших и наиболее занятных вопросов русской историографии, известный в науке под именем варяжского вопроса.

Неясность вопроса и трудность ориентировки в большом числе научных трудов, исследовавших его в течение последних 200 лет, вызывали несколько раз попытки представить цельную картину развития этой научной борьбы, но, как кажется, ни один из этих обзоров не смог бы удовлетворить человека, желающего себе составить полную картину развития варяжского вопроса. Гедеонов критикует только норманские теории и заканчивает обзор 1862-м годом[2]. Интересный обзор Бестужева-Рюмина доходит до 1872-го года[3]. Короткий и поверхностный обзор у Томсена доведен до 1879-го года[4], у Крека до 1887-го[5]. Исчерпывающая библиография в «Каспии» Куника обнимает 1859-1875 года[6]. Мало материала дает, написанный с антинорманской точки зрения, обзор Кояловича[7], повторенный галичским писателем Свистуном[8]. Конспективный обзор всех теорий в статье проф. Брауна, помещенной в Энциклопедическом словаре изд. Брокгауза и Эфрона, вследствие краткости не может дать картины последовательного развития вопроса[9]. В хронологически построенном обзоре Грушевского (в главной части повторяющем Куника) мало внимания уделено аргументации каждой теории и недостаточно ярко оттенены особенности главных направлений[10]. Проф. Любавский, обрисовав славяно-балтийскую, автохтонославянскую и готскую теорию, не интересуется другими гипотезами и не останавливается на развитии вопроса11. В подстрочных примечаниях к краткому обзору истории вопроса в труде Багалея охарактеризованы лишь труды Куника, Гедеонова, Иловайского, Томсена, Ключевского и Шахматова[12].