Джузеппе Боффа - От СССР к России. История неоконченного кризиса. 1964-1994 Страница 2

Четверть века спустя почти все участники этого действа стали вспоминать закулисные интриги того времени[1]. Эти свидетельства не всегда совпадают, однако в целом картина все же прояснилась. Оказалось, что нити заговора тянутся на несколько месяцев назад — от октября к апрелю 1964 года, а сплетаются в узлы летом того же года[2]. Как следует из воспоминаний, зачинщики интриги вошли в сговор почти со всеми членами Центрального Комитета КПСС, который насчитывал 175 человек с правом голоса. Удивляет степень секретности, которой была окружена вся операция, что и гарантировало ее успех.

Однако главное заинтересованное лицо, Хрущев, почувствовал это во время своего летнего отдыха на берегу Черного моря, но не /11/ принял никаких мер. Мы это знаем от его сына, который был тогда с ним[3]. Шесть лет назад, однако, реакция Хрущева была совершенно иной, когда позиции первого лица государства оспаривали другие наследники Сталина: Молотов, Маленков, Булганин, Ворошилов. Сын Хрущева усматривает причину в подавленности, чуть ли не в ожидании чего-то рокового. А может быть, сам Хрущев интуитивно ощущал, что, в отличие от 1957 года, он теперь не имел за собой силы, достаточной, чтобы решить схватку в свою пользу. Только в последний момент он сделал слабую попытку оказать сопротивление[4], когда с места отдыха его неожиданно вызвали в Москву. Тогда он заявил, что не понимает, к чему такая поспешность. Но оказалось слишком поздно: игра была сыграна.

В столице ничто не оставалось на волю случая. С аэродрома Хрущев сразу же был доставлен в Кремль, где собрался Президиум Центрального Комитета (который вскоре станет называться Политбюро) — реальный орган власти. Здесь глава партии и правительства очутился под перекрестным огнем критики своих коллег, которые возлагали на него ответственность за многочисленные проблемы, вставшие перед СССР, и требовали его отставки. Лишь один из присутствующих, Микоян, вероятно единственный, кто не был заранее посвящен в план действий, предложил, чтобы за Хрущевым сохранили по крайней мере один из двух постов. Но его предложение не нашло поддержки. Сам Хрущев вяло реагировал на обвинения. Ему был предоставлен выбор: либо якобы добровольная отставка, либо шумная газетная кампания с позорящими перед лицом общественного мнения обвинениями. Хрущев покорно согласился на первое[5].

На следующий день, как раз 14 октября, был созван Пленум Центрального Комитета партии, члены которого заранее прибыли в Москву. Заседание не было ни длинным, ни слишком драматичным. Идеологический лидер того времени — Суслов представил довольно краткий отчет, в котором против Хрущева были выдвинуты обвинения, предъявлявшиеся ему все последующие годы: дилетантизм и волюнтаризм в сфере управления, непродуманные инициативы в области экономики и внешней политики, конфликты с влиятельными группами общества и пр. Хрущев не выступал. Его немногочисленные сторонники, еще остававшиеся в ЦК, тоже промолчали. И потому решение о смещении Хрущева со всех политических постов было принято единогласно, как, впрочем, всегда случалось на заседаниях такого рода[6]. Затем тут же, на заседании, таким же образом были назначены его преемники; их было двое, ибо было решено, что впредь два поста не могут быть доверены одному человеку: первым секретарем ЦК партии стал Леонид Ильич Брежнев, а председателем Совета министров — Алексей Николаевич Косыгин. Граждане /12/ СССР и других стран были извещены обо всем только на следующее утро.

Итак, тщательно спланированная операция прошла без сучка и задоринки. Однако в стране, где роль главы государства всегда была решающей, речь, естественно, шла не просто об очередной замене. Все комментарии по поводу этого события и внутри страны, и за рубежом не смогли объяснить истинную суть происшедшего. Причем за границей реакция была более эмоциональной, нежели в самом СССР. Все газеты посвящали этому передовые статьи и старались представить сенсационную информацию, однако информация всегда была неточной, а передовые — не всегда содержательными. Вспыхнувшие поначалу страсти вскоре улеглись. Советские посольства за рубежом получили указание информировать всех о том, что советская политика, как внутренняя, так и внешняя, останется неизменной: веря или не веря этим заявлениям, заинтересованные лица вынуждены были принять сказанное.

Реакцию советской общественности (или, вернее, отсутствие таковой) уже тогда следовало рассматривать в качестве наиболее важного феномена. Не было ни протестов, ни столкновений, никаких манифестаций, но, по правде говоря, не было также и явного одобрения. Сам Брежнев, преемник Хрущева, был удивлен, получив секретные отчеты спецслужб (в частности, КГБ), информирующие его о состоянии общественного мнения. Новые правители приняли меры предосторожности на случай возможных проявлений недовольства. На заседании 14 октября, когда был смещен Хрущев, Брежнев предложил присутствующим не вести дискуссий на эту тему ни внутри страны, ни внутри партии[7]. По традиции, которая сохранялась и при Хрущеве, члены КПСС имели право на получение информации, более подробной по сравнению с публикуемой в газетах: в сущности, их ознакомили с отчетом Суслова на заседании Центрального Комитета партии, который для основной массы оставался секретным. Но даже на партийных собраниях не возникло никаких прений. Восхваляемое и еще несколько дней назад постоянно цитируемое имя Хрущева вдруг исчезает из обращения. Его отстранение от власти запомнилось лишь в связи с датой заседания, на котором было принято это решение (октябрьский Пленум Центрального Комитета партии)[8].

Тогда такая очевидная пассивность имела политическое значение, а для нас сегодня она имеет значение историческое. Хрущев не был из разряда тех многочисленных правителей, которые приходят и уходят. Он снова возродил те антисталинистские настроения, которые четверть века назад несколько поутихли и оставались под спудом, но никогда не исчезали совсем ни в самой партии, ни в советском обществе. Кроме того, какими бы несообразными ни представлялись /13/ его инициативы тогда и даже сегодня, Хрущев все же сделал, может быть, противоречивую, но не ставшую от этого менее важной попытку преобразования той модели советского общества, которая была создана под руководством Сталина. Теперь эта попытка, что бы о ней ни думали, провалилась[9].

Это событие было важным не только с точки зрения советской истории, где всегда существовали противоречия между так называемыми сталинистскими и антисталинистскими течениями[10]. Провал Хрущева напоминал о гораздо более древней традиции, периодически возрождавшейся в ходе многовековой русской истории. Попытки проведения реформ, а не радикальных революционных преобразований случались в истории России. Но они всегда заканчивались полной или почти полной неудачей[11]. В этом контексте смещение Хрущева казалось последним звеном в длинной цепи неудач, тянувшейся из далекого прошлого.

Значительная часть советского политически активного общества никак не одобряла реформаторских стремлений Хрущева, считала их грубыми и опрометчивыми. И именно этой, весьма влиятельной в правящих кругах КПСС части удалось избавиться от Хрущева[12]. Поведение этих людей нисколько не удивительно. Но были и другие, кто, напротив, поддерживал хрущевские нововведения, возможно считая их недостаточными, слишком вялыми и чрезмерно компромиссными. Именно от них исходило требование более широких реформ. Однако в момент расправы с Хрущевым не было предпринято ни единой попытки защитить смещенного лидера. Даже напротив, порицания, исходящие с этой стороны политических сил, облегчили изоляцию и, соответственно, поражение Хрущева. Случилось так, что даже те, кто несколько лет спустя не колеблясь счел октябрь 1964 года поворотом всей советской истории вспять, в тот момент, может быть под влиянием обстановки, «вздохнули с облегчением», как скажет один из них[13]. Сегодня, по здравом размышлении, даже это явление не представляется совсем новым в драматической последовательности русских реформаторов: не впервые преобразователь подвергался нападкам как своих противников, так и сторонников, которые либо отступались от него, либо не могли найти аргументов, чтобы вовремя поддержать его.

Новое правительственное соглашение

Вполне можно понять растерянность советских реформаторов, если принять во внимание, что в первое время новые руководители страны никак не обнаруживали намерений оставить путь реформ. Один из них, Юрий Андропов, пребывавший тогда на вторых ролях, /14/ но которому позднее предстояло сильно продвинуться, напротив, уверял своих политических друзей, что теперь движение вперед ускорится[14]. И ему верили. Пришедшие на смену Хрущеву новые руководители страны, которые в течение долгих лет были его сподвижниками, иной раз давали понять, что они намерены идти по тому же пути, но более последовательно и более твердо. Лозунг, с которым они предстали перед своей страной и за рубежом, ратовал за «научный подход»[15]: другими словами, за понимание причин и принятие обоснованных решений.