Армен Гаспарян - Россия в огне Гражданской войны: подлинная история самой страшной братоубийственной войны Страница 2

Согласимся, образ сильный и запоминающийся. И совершенно понятно, почему он активно использовался участниками событий. Им нужен был символ в противовес символизму французской революции у большевиков. Только и всего. Но как большевики с большим отрывом превзошли своих идейных предшественников, так и донская Вандея не идет ни в какое сравнение с французским аналогом. Не потому, что «дым отечества нам сладок и приятен», а в силу своего влияния на последующие процессы.

С тех пор прошел уже без малого век, но в обществе до сих пор нет не то что примирения, а хотя бы элементарного понимания того, почему русская смута шла с таким ожесточением. Почему те русские, которые вынуждены были по итогам Гражданской войны покинуть Россию, долгие годы жили с одной мыслью: «Война еще не закончилась»? Почему тысячи эмигрантов оказались на стороне фашистской Германии, сделав роковой для себя выбор? Что должно было произойти с человеком, чтобы он присоединился к тем, кто идет уничтожать его же народ?

Начиная работать над этой книгой, я специально поинтересовался у своих читателей в твиттере: «Закончилась ли Гражданская война?» Сотни ответов. Градус радикализма суждений меня неприятно поразил. Такое впечатление, что одна половина до сих пор примеряет вечерами пыльные шлемы комиссаров, а вторая – спит и видит себя в ладной офицерской гимнастерке Марковского полка. Истоки этого – в холодной зиме 1918 года. В Ростове. Если угодно – в той самой Донской Вандее.

В начале русской смуты не было ничего романтичного. Оркестр не играл встречный марш, а гимназистки не махали вслед платочками, утирая слезы восторга. Скорее напротив: все было исключительно буднично.

Ночь на знакомую всем дату – то самое 23 февраля. Ростов погружен в кромешную темноту. Город спит и не подозревает, что в эти самые минуты Добровольческая армия уходит в свой первый поход. Это потом он станет легендарным Ледяным, а его участники будут заслуженно гордиться своим статусом первопоходников. Это потом его опишут в сотнях книг и тысячах статей, а знак участника Кубанского похода на колодке георгиевских цветов станет символом русской контрреволюции. Все это будет потом. В ту ночь об этом никто не думал – не до того было людям.

Холодный ветер и одиночные ружейные выстрелы, сухо скрепит снег под сапогами. Немногочисленные участники похода не стремились укрыться от непогоды в теплых квартирах или шумных ростовских трактирах. Со стороны они казались обреченными. Редкие прохожие и не догадывались, что эти люди в военной форме готовы бросить вызов не только холоду и снегу, не признаваемому ими новому правительству России и инертности масс. Они бросали вызов самим себе. Делать это им было привычно.

Рядом стоят живые легенды русской императорской армии: генералы Алексеев, Корнилов, Деникин, Марков, Романовский. Овеянные славой первые корниловцы полковник Неженцев и штабс-капитан Скоблин, командир георгиевского батальона полковник Тимановский и последний командир лейб-гвардии Преображенского полка полковник Кутепов. Неподалеку в шеренгах стоят будущие легенды всего Белого движения на Юге России: тогда еще прапорщик Ларионов и поручик Левитов, штабс-капитаны Марченко и Бузун. Перечислять можно долго.

В их облике не было напускного геройства. Никакой рисовки. Полная концентрация.

Только холодная решимость в глазах и замершая в уголках рта команда самим себе «Господа офицеры, вперед!» Вера в собственную стойкость и стойкость тех, кто стоит в этой шеренге с ним плечом к плечу. Каждый понимал: на них сейчас смотрят и равняются кадеты и юнкера, откликнувшиеся на призыв генерала Корнилова и вступившие в Добровольческую армию.

За всю многовековую историю нашей страны такой армии никогда не было. И я очень надеюсь, что и не будет. Большая часть выступивших в поход из Ростова – офицеры. Все они прошли через бои Первой мировой войны. Многие за военную доблесть были награждены георгиевскими крестами и золотым георгиевским оружием. И вот теперь они, по сути, стали на положение рядовых. Никто не роптал. Свое нынешнее положение поручики, штабс-капитаны и полковники расценивали как проявление высшего долга перед Родиной в исключительно сложный для нее момент. Большинство вообще считали, что надо было еще на германском фронте формировать сугубо офицерские части. Это могло бы изменить ситуацию. Но и сейчас еще не все потеряно.

У них единая цель, общность духа и чувство ответственности. У них крепкая дисциплина, сплоченность и боеспособность. Они на глазах становились армией. Боевой и моральной силой. А безусые еще юнкера, подбадривая скорее сами себя, залихватски пели: «Так за Корнилова, за Родину, за веру мы грянем дружное «Ура! Ура! Ура!»

Первый день похода. Все командиры Добровольческой армии идут пешком. Корнилов – не исключение. Он категорически отказывается от лошади, предложенной кем-то из конного дивизиона. Этим он показал, что будет делить трудности наравне со всеми. Для него были абсолютно равны и георгиевские кавалеры с полковничьими погонами, и юнкера, и ударники. Глубокий снег и реющий над ним национальный трехцветный флаг объединяли молодую армию. В этом был глубокий символизм.

Л. Г. Корнилов. Главнокомандующий Добровольческой армии, главный враг советской власти

Представьте себе эту картину: впереди колонны в полушубке, в высокой папахе идет, опираясь на палку, бывший верховный главнокомандующий русской армии, генерал от инфантерии, его высокопревосходительство Лавр Георгиевич Корнилов. Сотни глаз внимательно всматриваются в него. Всех мучает один лишь вопрос: сумеет ли он вывести армию, а за ней и страну из того тупика, в который, по их мнению, загнал Россию злополучный 1917 год? Одним из смотревших на Корнилова был генерал Деникин. Позже в своих фундаментальных «Очерках русской смуты» он так опишет те мгновения: «Внутреннее бурное горение с печатью того присущего ему во всем – в фигуре, взгляде, речи – достоинства, которое не покидало его в самые тяжкие дни его жизни».

Вслед за своим командующим, растянувшись на несколько километров, шли повозки с боеприпасами и лазаретом. А между ними – колонны. Вид у них был своеобразный. Своей одинаковой формой выделялся только Корниловский ударный полк. Ровные ряды красно-черных фуражек и таких же погон, скалящиеся черепа на нашивках. А дальше – кто во что горазд. Еще не все будущие марковцы одеты в черные гимнастерки, еще не скоро алексеевцы приобретут свои привычные бело-синие полковые цвета. Офицерские шинели и сапоги мерно чередовались со штатскими пальто, гимназическими фуражками, валенками.

Сегодня в Интернете чрезвычайно распространен так называемый мем «хруст французской булки». Это понятие, которое образно характеризует все утерянное вместе с Российской империей. Позволю себе скромно поинтересоваться у повторяющих эту ахинею: могут ли они назвать хотя бы одного участника похода Корнилова, который чем-то там хрустел? В ту эпоху их идейные противники как раз начали планировать ликвидацию безграмотности – тот самый ликбез. Им мы и займемся, чтобы хотя бы через сто лет перестать бездумно повторять и тиражировать вздор.

Под тем самым мемом обычно имеется в виду все утерянное вместе с Российской Империей. Разумеется, в первую очередь – поместья, заводы, фабрики и золотые прииски. Так вот, открываем список участников Кубанского похода. Все фамилии сегодня известны, биографии уточнены. И что же мы видим? В ночь на 23 февраля из Ростова уходит Добровольческая армия. В ее состав входили:

242 штаб-офицера (из них 190 полковников);

2087 обер-офицеров (из них 215 капитанов, 251 штабс-капитан, 394 поручика, 535 подпоручиков и 668 прапорщиков);

1076 нижних чинов и ударников (из них 437 юнкеров и кадетов).

630 добровольцев (из них 364 унтер-офицера, 235 солдат и 66 чешских добровольцев).

Кроме этого, в поход идет медицинский персонал в составе 148 человек (из них 122 сестры милосердия и 24 врача).

Возможно, для кого-то это будет потрясающей новостью, но абсолютное большинство офицеров Российской императорской армии были неимущими и жили исключительно на скромное жалованье. Забудьте вы уже привычный миф «дворянство содержало офицерский корпус». В начале XX века ничего подобного уже не было. Офицерами становились люди без достатка, зачастую откровенные бедняки. Многие помещичьи роды к тому моменту уже разорились, и определение 17-летнего сына на казенное иждивение в военное училище было решением многих тяжелых проблем для его родителей.

Рассуждающие про «хруст французской булки» демонстрируют поразительную неосведомленность. Они даже не понимают, что офицерство империи было настолько бедно, что законом им было запрещено вступать в брак. У большинства была только одна возможность получить прибавку к скромному жалованью. Для этого нужно было служить в Туркестане, Забайкалье, Амурской и Тургайской областях. Да и это мало спасало ситуацию, потому что денежное довольствие выдавалось офицеру не полностью. Существовало немало обязательных вычетов: в пенсионный фонд, как мы сказали бы сегодня, в казну, в заемный капитал офицеров полка, на содержание полковой библиотеки и даже в особый фонд для приобретения офицерского походного снаряжения. Например, кровать нужно было покупать самим.