Илья Шифман - Александр Македонский Страница 2

Основу кризисных явлений составляли массовое разорение свободного крестьянства и сосредоточение в руках относительно немногочисленной группы людей, принадлежавших в большинстве к аристократическим кругам, значительных богатств, и прежде всего земель. В сфере ремесленного производства появляются крупные мастерские, в которых были заняты десятки рабов. Рабовладение вообще приняло огромные масштабы. Согласно переписи, произведенной Деметрием Фалерским [Афиней, б, 103], в Афинах в 312 г. были учтены 21 тыс. граждан, 10 тыс. метеков (неграждан), а также 400 тыс. рабов. Особо следует отметить участие вольноотпущенников и метеков в сельскохозяйственном производстве (путем аренды частновладельческих земель), а также в ремесле и государственном строительстве.

На этой почве в среде граждан происходило резкое социальное размежевание. На одном полюсе концентрировалась сравнительно немногочисленная верхушка – богачи, владевшие состоянием в 30, 50, 70 и более талантов; на другом – беднота, лишенная возможности свести концы с концами [Исократ, 7, 83 и др.].

Выход из тяжкой нужды мог быть найден в сфере наемного труда. Однако этому препятствовали и распространение рабского труда, и представление о работе по найму и вообще о ремесле как о пределе социальной деградации, и чрезвычайно низкая оплата, едва обеспечивавшая прожиточный минимум. Другой путь – уход в наемные солдаты – давал, несмотря на то, что жалованье солдат было небольшим, и положение в обществе, и перспективу получить определенную долю добычи, а в случае удачи – сделать карьеру, пробиться в командный корпус и к власти. Наемных солдат появилось в Греции очень много; нанимались греки служить и к персам. Оставался еще один путь – жить за счет государства, получая плату за участие в народном собрании, в судебных разбирательствах, деньги на посещение театра и т. п. Однако в этом случае человеку могло быть обеспечено в лучшем случае полуголодное существование.

Все названные обстоятельства привели к резкому обострению социальных противоречий в греческих полисах. Среди бедноты широкое распространение получили требования перераспределения собственности – передела земли и отмены долговых обязательств [ср.: Платон, Госуд., 8, 16–17; Законы, 3, 6]. Характерными для эпохи явлениями (в частности, в Афинах) стали увеличение по прямому настоянию бедноты всякого рода поборов с богачей и конфискация их имуществ, часто по лживым доносам. То тут, то там вспыхивали волнения, организовывались заговоры, шли уличные бои.

Следствием всего этого был кризис внутригосударственных связей. Если раньше ведущую роль в экономической и политической жизни города играли граждане, то теперь все более активно в ней участвуют и неграждане – метеки, вольноотпущенники. Полисная организация не обеспечивала экономической стабильности подавляющему большинству граждан, и это влекло за собой ослабление чувства полисного патриотизма. Если раньше граждане считали своим патриотическим долгом выполнять всякого рода полисные повинности (литургии), то теперь богачи стремились уклониться от этой обязанности, не желая тратить свое добро на прокорм огромной армии дармоедов. Если раньше люди ставили себя и свое имущество, свою жизнь на службу родному полису, то теперь они начали действовать главным образом во имя своих чисто личных интересов. В первой половине IV в. значительно более интенсивной, чем прежде, стала греческая торговля, в том числе со странами Ближнего Востока. В результате экономические интересы крупных предпринимателей, торговцев и владельцев ремесленных мастерских, работавших на международный рынок, выходили за рамки полиса и, что самое существенное, полис своими силами уже не мог обеспечить ни безопасность на торговых путях, ни возможность спокойно наживать и тратить деньги. Положение было особенно тяжелым еще и потому, что греческий мир более ста лет раздирали опустошительные войны.

На этой основе в греческих обществах появляется тенденция к созданию диктаторского режима личной власти, возрождается тирания и становится важным фактором политической жизни. На данной почве в Греции развивается и стремление к созданию политического единства под властью могущественного общеэллинского правителя, возникают политические учения, дававшие идейно-теоретическое обоснование развитию событий.

Такая теория государства была создана, в частности, Аристотелем. Он разделил все известные ему формы государства на правильные, т. е. способствующие достижению «общего блага», и неправильные. К числу правильных философ отнес монархию, аристократию и политию; к числу неправильных – тиранию, олигархию и демократию. Отличие одних форм от других заключается, по мысли Аристотеля, в том, что в первом случае у власти в государстве стоят «лучшие», заботящиеся о благе общества, тогда как во втором – правители, думающие только о собственной выгоде. Наиболее приемлемой и практически осуществимой в условиях греческих полисов Аристотель считал политию – господство средних слоев общества, чуждое «крайностей» демократии и осуществляющее в интересах всех слоев общества волю большинства граждан. Создания такой системы и ее распространения в Греции Аристотель ожидал от «единственного мужа», облеченного необходимой властью, – Александра.

Политическим идеалом демократически настроенных мыслителей IV в. (а наиболее ярким из них был, конечно, Демосфен) оставался государственный строй перикловых Афин [ср.: Плутарх, Демосфен, 9, 20] – система, когда власть принадлежала сообществу равных между собой граждан [ср.: Демосфен, 3, 30], когда жизнь государства определялась и регулировалась законом, обязательным для всех [там же, 24, 16]. Демократы призывали к борьбе против олигархии и против тех, кто пытался ее установить [там же, 15, 19–20], а также против тирании, поскольку «каждый царь и тиран – враг свободы и законов противник» [там же, 6, 25]. Афины, по мысли Демосфена, являлись оплотом демократии и потому естественным противником македонского царя Филиппа II, стремящегося установить свою единоличную власть. Выход из тупика, в котором находился греческий мир, демократы видели в экспансии, в том, чтобы массы обездоленных были отправлены за пределы Греции и там устроены на жительство. Идеологическим обоснованием экспансии служило прежде всего ходячее представление о варварах (негреках) как о людях, самой природой предназначенных для рабского служения грекам. Аристотель [Плутарх, О судьбе, 1, 6] советовал Александру вести себя по отношению к грекам как военный вождь, по отношению к варварам – как неограниченный владыка, о греках заботиться как о друзьях и родственниках, а варварами пользоваться как животными или растениями. Уже во время похода Александра на Восток Аристотель предлагал (в «Политике») создавать города, в которых власть и собственнические права принадлежали бы воинам, а работали бы па них земледельцы-рабы, т. е. в условиях греко-македонской колонизации Востока – варвары-туземцы. Эта программа основывалась на опыте эксплуатации илотов в Спарте, пенестов в Фессалии и им подобных.

Имелось и другое обстоятельство: воспоминание о персидском нашествии. Проповедь единения греческого мира и экспансии выливалась в проповедь похода против персов с целью отмщения за осквернение и сожжение ими афинских храмов во время Греко-персидских войн. Идея мести варварам за то, что претерпела Эллада, была официальным идеологическим обоснованием I Афинского союза [Фукидид, 1, 96, 1]. О необходимости объединения Греции для похода против персов говорил Горгий в своей Олимпийской речи, произнесенной в 392 г. К этому же четыре года спустя, в 388 г., тоже в Олимпийской речи призывал Лисий [33, 6]. С подобными намерениями носился и фессалийский правитель Ясон из Фер.

В особенности ярко эти мысли были сформулированы Исократом. В Панафинейской речи он говорил, проецируя в прошлое свои предложения: «А когда желающих этого (избежать плохого устройства общества. – И.Ш.) и поддающихся убеждению стало много, они (предки афинян. – И. Ш.) составили из них войско, покорили как тех из варваров, которые владели островами, так и тех, которые жили на побережье обоих материков, и, изгнав всех, поселили там тех из эллинов, которые больше всего нуждались в средствах к жизни. И они это делали, и продолжали показывать пример другим, пока не услышали, что спартанцы, поселившиеся в городах Пелопоннеса, как я сказал, подчинили их (колонистов. – И. Ш.) себе; после этого они должны были обратить внимание на свои собственные дела. Что же произошло хорошего от войны из-за вывода колоний и от этих деяний? Ведь это, я думаю, многие больше всего хотят услышать. Эллины, удалившие такое множество столь скверных людей, стали богаче средствами к жизни и более единодушными; варвары были прогнаны из их владений и стали менее высокомерными, чем прежде» [Исократ, Панаф., 166 – 167]. В «Панегирике» Исократ не прибегает к обинякам и аргументам из эпического прошлого. Продемонстрировав безмерную слабость Персидской державы, он заявляет: «Известно, что и царь властвует не потому, что азиатские народы этого желают, а потому, что он собрал вокруг себя войско более сильное, чем у каждого из них; если мы переправим туда войско еще более сильное, чем это (а при желании мы бы легко его собрали), мы сможем безопасно собирать дань со всей Азии. Гораздо лучше воевать с ним за царство, чем между собой бороться из-за гегемонии. Хорошо бы совершить этот поход еще при нынешнем поколении, чтобы те, кто вместе переживали беды, насладились бы и благами, и не прожили бы жизнь в несчастьях» [Исократ, Панег., 166–167].