Сергей Михеенков - Армия, которую предали. Трагедия 33-й армии генерала М.Г. Ефремова. 1941-1942 Страница 2

27 февраля 1897 года в небольшом городке Тарусе Калужской губернии в семье бедных мещан Александры Лукиничны и Григория Емельяновича Ефремовых родился первенец, сын. Назвали его Михаилом. Родители вскоре перебрались в недальнее село Юрятино, на реку Протву. Григорий Емельянович нанялся на хлебную должность помощником мельника на знаменитой на весь уезд мельнице братьев Бобровых. Александра Лукинична тоже подрабатывала — кухаркой в имении мирового судьи Тарусского уезда и изобретателя первого российского телефона помещика средней руки Павла Михайловича Голубицкого. Миша некоторое время жил в Тарусе у бабушки, в деревянном доме в укромном Калужском переулке. Рядом, через несколько дворов, на Овражной, стоял дом Егоровых. С Павлом и Даниилом Егоровыми Михаил учился в Тарусской церковноприходской школе.

Местом их забав, детских игр и развлечений была река Ока и луг за Земляным мостом у бывшего тюремного замка за речушкой Посередкой, где несколько лет назад Тарусское земство выделило земли под строительство домов для семей инвалидов Русско-японской войны. И трое друзей с любопытством слушали рассказы побывавших в боях солдат, еще не износивших своих армейских шаровар, как ходили они в атаку на засевших на склонах маньчжурских сопок японцев, как лавой бросались в штыки под Порт-Артуром. Ветер трепал их пустые рукава, позванивали на гимнастерках медали с надписью древней вязью: «Да вознесет вас Господь в свое время». Место это в Тарусе сразу прозвали Порт-Артуром — и по принадлежности первых здешних поселенцев, и из-за крайней, как тогда считалось, удаленности от города[1].

Кто знает, что определяет судьбу человека и где он найдет свой рок. Во всяком случае, все трое друзей вскоре наденут солдатские шинели, а потом станут генералами Красной армии. И все трое погибнут в 1941 и 1942 годах: один под Рославлем, другой под Вязьмой, третий под Харьковом. В самых кровавых и самых неудачных для нашей армии и страны битвах, о которых долго будут помалкивать историки и публицисты. А многие ветераны тех безвестных сражений так и пронесут через всю жизнь знак героев то ли мифических, то ли позорных, то ли вовсе несуществовавших битв.

Отец Михаила, Григорий Емельянович, происходил из крестьян сельца Ольховец Новосильского уезда Орловской губернии. В Тарусу он приехал в поисках заработка. Здесь женился на местной девушке Александре Лукиничне, урожденной Ганьшиной. Нанявшись на работу к купцам Бобровым, Григорий Емельянович стал неплохо зарабатывать. Вскоре Александра Лукинична родила еще пятерых детей: Ивана, Василия, Владимира, Павла и Анастасию.

Однажды в Тарусу на отдых, поохотиться в здешних лесах, богатых дичью, порыбачить, похлебать на высоком берегу у ночного костерка ушицы, приехал знаменитый московский купец Рябов. На Оке московскому рыбаку помогали тарусские мальчишки. Червей накопать, наловить живцов… Особенно ловким Рябову показался рослый Миша Ефремов, старший сын юрятинского мельника. Позже Рябов заехал в Юрятино, отыскал на мельнице Григория Емельяновича и сказал:

— Отдай мне парня. Я из него человека сделаю. А тебе, — кивнул он на лавку, которую по ранжиру оседлывали пятеро, мал мала меньше, — есть кого кормить.

В Москве в Большом Воскресенском переулке на мануфактурной фабрике Рябова Михаил Ефремов вначале работал подмастерьем, на побегушках. И до того порой это подневолие угнетало мальчонку, что однажды он даже решил бежать из Москвы домой, в Тарусу, на волю.

Но вскоре его взяли к себе в учение мастера-граверы. Эта работа ему сразу понравилась. Да и заработок здесь оказался более надежным. Из ночлежного дома переселился на квартиру. Мастер, у которого он учился граверному ремеслу, наставлял парня: малый-де ты смышленый, далеко пойдешь, если будешь учиться. И Михаил поступил на Пречистенские рабочие курсы, что на Остоженке.

Его учеба на Пречистенских курсах совпала с событиями 1905–1907 годов. В газетах писали о возмущениях рабочих. Поговаривали о расстрелах демонстраций. Бастовали и в цехах Рябовской мануфактуры. Михаил приглядывался к происходящему и ничего толком понять не мог. Рабочие скрипели зубами на Рябова, на его порядки. А Михаил видел в нем доброго, рассудительного человека, нескупого, совершенно лишенного барских замашек. И не раз убеждался в этом, сопровождая Рябова в Юрятино и Тарусу, куда тот каждое лето отправлялся порыбачить да похлебать вволю «демьяновой ушицы», как в шутку он именовал водочку.

Однажды на Оке, ранним утром, они с Рябовым сидели в лодке и удили лещей. По реке косяком тянуло туман. Солнце никак не могло пробить его. В стороне Алексина послышалась гармошка, потом песни. Пели мужские голоса. Песни были то разухабисто-веселыми, то такими тоскливыми, что Рябов невольно отложил удочку и прислушался. Из тумана выползла баржа. На барже стояли и сидели солдаты.

— Куда вас, служивые? — спросил Рябов.

— Известно куда, — ответили ему с баржи. — На войну.

— На какую войну? — невольно удивился Рябов.

— На германскую. А вы что, не знаете? Вот народ в Тарусе живет! Война началась, а они не знают, рыбу ловят… Все им нипочем!

В сентябре 1915 года призвали и Михаила. Вначале попал в 55-й запасный полк. Затем, как имеющий шестиклассное образование, он был откомандирован в Грузию, в город Телави, в школу прапорщиков. На фронте не хватало младших командиров. Весной 1916 года, сменив юнкерские погоны на погоны прапорщика, Ефремов сразу же отправился в действующую армию.

Юго-Западный фронт. Ефремов зачислен в тяжелый артиллерийский дивизион. И в его составе участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве в Галиции.

Военная служба ему нравилась. Дисциплинированный, требовательный к себе и подчиненным. Аккуратный, опрятный. Батарейцы его любили за то, что в бою он был всегда рядом, не чурался заменить хоть наводчика, хоть замкового, хоть подносчика снарядов, когда кто-либо из прислуги выбывал. Его орудия стреляли точно, грамотно. Вне боя не высокомерничал, как иные офицеры из благородных. Солдатскую душу понимал. И знал, что на батарее его за глаза называют «наш прапор».

Вскоре в окопах и на батарее появились листовки. Их приносили какие-то странные юркие люди. Одеты они были в солдатские шинели, но на солдат походили мало.

— Анархисты, — пояснил знакомый подпрапорщик из первой батареи. — Революционеры, агитаторы. Мутят воду… Сволочи…

А через несколько дней восстал 223-й Одоевский пехотный полк, который батарея прапорщика Ефремова всегда поддерживала в бою. Солдаты штыками закололи нескольких офицеров, вылезли из окопов и пошли брататься к австрийцам…

И — закрутилось-завертелось. Солдаты, целыми ротами и батальонами, стали покидать позиции и дезертировать в тыл. Ефремову это не нравилось. Как можно оставлять фронт? Бросать окопы? Орудия? А присяга? Но вскоре стихия хаоса захватила и его.

— Сымай, прапор, погоны, — сказал ему пожилой батареец. — А то товарищи на штыки подымуть.

В Москве он разыскал старых друзей и знакомых. Вернулся на фабрику. Начались долгие рабочие дни с мизерной зарплатой, на которую почти невозможно было прокормить даже себя, не говоря уже о помощи родителям и семье. На заводах начались забастовки. И вот пронеслось:

— Керенский бежал!

— Юнкера засели в Кремле!

Михаил записался бойцом в один из замоскворецких рабочих отрядов. К счастью, в Замоскворечье обошлось без большой крови. Юнкера и студенты Коммерческого института, а также три школы прапорщиков вначале засели в Александровских казармах, а потом сложили оружие. Но через несколько дней Ефремову и его товарищам все же пришлось принять участие в уличных боях. Рабочие оказались неважнецкими стрелками. В основном палили для острастки, в белый свет как в копеечку. Михаил начал показывать, как правильно нужно обращаться с винтовкой. Как ее чистить. И как из нее вести прицельный огонь. Так когда-то в граверном цеху его учили держать рабочий инструмент. Но настало иное время. И основным его рабочим инструментом стала винтовка. Его назначили инструктором 1-го Замоскворецкого красногвардейского отряда. Так началась его карьера в новой армии, которую в те дни назвали Красной гвардией.

Летом 1918 года Ефремова назначили командиром роты 1-й Московской пехотной бригады. С тех пор вся его жизнь будет связана именно с пехотой.

Командовал батальоном, а затем сводным отрядом под Новохоперском. 13-м Астраханским железнодорожным полком под Астраханью. Под Царицыном, в период боев, вступил в партию большевиков. Рекомендацию ему дал председатель Временного военно-революционного комитета Астраханского края С.М. Киров. Там он подружился с Миронычем. Вскоре получил новое назначение, став начальником обороны всех железных дорог, находящихся в полосе действия 11-й армии. Основной ударной силой, которой он в то время располагал, был особый отряд бронепоездов. Именно блестящим маневром бронепоездов Ефремов вскоре проведет ошеломляющую операцию по захвату Баку.