Александр Бушков - Россия, которой не было. Гвардейское столетие Страница 2

Численность корпуса растет. При первых султанах – две-три тысячи, к концу пятнадцатого столетия – уже двенадцать. Во времена одного из самых славных султанов, Сулеймана II (l520 – 1566), янычар уже двадцать тысяч, при общей численности армии в сорок восемь тысяч.

Сулейман, которого европейцы звали Великолепный, а турки – Кануни, то есть Законодатель, за сорок шесть лет своего правления провел тринадцать военных кампаний, из них десять – в Европе. При нем Османская империя достигла наивысшего расцвета могущества и славы – на суше и на море. И практически всем победам Великолепный обязан янычарам.

Ага янычар, то есть командующий оджака, играет в государстве огромное значение. Янычар уважают и боятся. Их значение растет, растет, растет…

Причина не только в их бешеной храбрости, но еще и в том, что они становятся едва ли не единственной силой, на которой держится султанат. Раньше, при первых султанах, главную военную силу составляли спахии, или сипахи – кавалеристы, получавшие на время службы земельный надел (кстати, среди них тоже хватало обращенных в ислам христианских мальчиков). Какое-то время сипахи дрались отлично, но с бегом лет, как известно, всякая достаточно сложная система стремится к самоорганизации, и при этом те процессы, что она считает необходимыми для собственного блага, далеко не всегда совпадают с интересами окружающих, да и самого государства…

Случилось то, чего следовало ожидать: сипахи всеми правдами и неправдами стремились сделать свои наделы наследственными. Вместо военных профессионалов понемногу зарождалась каста обыкновенных помещиков, желание воевать пропало, вместо себя сипахи стали в массовом порядке выставлять наемников. Их части уже не воюют, а охраняют на поле боя султана и высших командиров, от былого «стального корпуса» остались одни воспоминания…

И янычары выдвигаются на первый план. Их число растет, растет… В 1680 г. их уже более пятидесяти тысяч, во второй половине XVIII века – сто тринадцать тысяч четыреста (при общей численности армии в двести семь тысяч четыреста), к концу восемнадцатого столетия число янычар зашкаливает за двести тысяч…

Но это уже другие янычары! Не прежние. С ними происходит примерно то же, что стряслось с сипахи. Системы «девширме» больше нет. В оджак массово принимают коренных турок – выходцев из деревни, мелких торговцев, ремесленников. И главное – детей янычар.

Вот именно, детей. Прежних строгих правил больше нет. Давно уже янычар женат, живет в собственном доме, а не в казарме, в любой момент без особого труда может уйти в отставку и заняться любым ремеслом…

Впрочем, этого-то как раз многие не хотят. Гораздо более привлекательным выглядит оставаться в рядах – благо прежней системы многочасовой учебы уже нет, военной подготовке не уделяется почти никакого внимания. А жалованье, естественно, приличное. Вот и разбухают ряды – и каждый стремится пристроить в первую очередь собственных детушек на столь легкую и безопасную службу.

Ага, безопасную. Янычары пользуются любой возможностью увильнуть от войны…

Прежних элитных вояк давно уже нет. Незаметно сформировалась очередная каста – многочисленная, ленивая, горластая, готовая зубами грызть любого, кто посягнет на ее немаленькие привилегии. В середине XVIII века наш знаменитый некогда соотечественник Василий Баранщиков волею судьбы угодил в янычары и оставил интереснейшие воспоминания. Сабля в самоцветах, пистолеты в золоте, по стамбульской улице шествует расфранченный павлин, свысока глядящий на всех остальных…

Кстати, это именно янычары широко ввели в обиход в середине XVIII века ятаган – оружие длиннее кинжала, но покороче сабли. Дело в том, что, согласно правилам, янычар должен был оставлять в арсенале серьезное оружие: ружье и саблю. И выходить в город, на люди, чуть ли не голым – с жалким пистолетом и убогим кинжалом. А подраться янычары любили, в том числе и меж собой, поединков меж ними случалось не меньше, чем среди мушкетеров. Вот и придумали способ и правила не нарушать, и иметь за поясом что-то посолиднее кинжала…

С некоторого момента янычарские мятежи расцветают пышным цветом…

Это жуткая штука – янычарский мятеж. Остались свидетельства очевидцев.

Во дворе казарм громоздятся перевернутые котлы – огромные, чуть ли не на роту. Господа янычары грохочут по ним палками, как по барабанам. Символика нехитрая: султан издавна считался «кормильцем» янычар, вот ему и дают понять: не нужно нам твоего хлеба-соли, собака! Визжат и кружатся дервиши из особо буйных сект вроде бекташей, издавна приятельствовавших с янычарами. Страсти накаляются, и, в конце концов, немаленькая орава, размахивая оружием, вываливается на стамбульские улицы. И тут уж – кто не спрятался, сам виноват, что не так смотрел, не так свистел…

Дело не отграничивается мирными обывателями, попавшими под горячую руку. Янычары свергают министров, везиров (нечто вроде премьер-министра), а там и султанов. Причем если свергнутый янычарами султан остается всего-навсего с выколотыми глазами и в темнице, то может считать, что ему несказанно повезло…

За шесть лет, в 1617—1623 гг., в результате янычарских бунтов на троне сменилось четыре султана! Естественно, это сплошь и рядом не самодеятельность оджака – янычарами управляют из-за сцены противоборствующие группировки знати. Но янычары не в обиде, такое положение им страшно нравится: можно продать свои услуги подороже…

Понемногу наиболее умные султанские министры стали понимать, что нужны реформы, многое, в том числе и армию, нужно переделывать на европейский лад, потому что с тем, во что превратилась янычарская орда, уже невозможно не только воевать с внешним врагом, но и подавлять мятежи в собственной стране. Это уже не воины, а шайтан ведает что…

Султан Селим III в начале XIX века пытается ввести «новую систему». Речь в первую очередь идет о том, чтобы создать регулярную армию на европейский манер. Своими указами султан вводит обязательное военное обучение и строгую дисциплину, открывает школы для подготовки офицеров и военных инженеров, приглашает европейских инструкторов…

Благородное янычарское сообщество, как легко догадаться, разъярено до крайности. Господа янычары слишком хорошо понимают, чем все это может кончиться для их привилегий. Ну, а уж требование учиться воинскому делу и соблюдать дисциплину ни в какие ворота не лезет…

И вновь грохочут палки по днищам котлов, и дервиши орут: «Гу!»[1] и пора срочно спасать Святую Туретчину от еретических реформ Селима…

В 1807 г. Селим был свергнут янычарами и убит.

Но потом янычары здорово промахнулись…

В 1808 г. знатный вельможа Мустафа-паша Байрактар, хотя и не был янычаром, поднял мятеж, со своими сторонниками захватил Стамбул, низложил «межеумочного» султана Мустафу IV, не успевшего толком и посидеть на престоле – и возвел на трон молодого Махмуда II.

Янычары встретили такие перемены с некоторым неодобрением. По их глубокому убеждению, свергать султанов было их собственной, давней и неотъемлемой привилегией, так что их глубоко оскорбило вмешательство какого-то паши в их исконную сферу деятельности. Но они поворчали и успокоились, в конце концов, убивать султанов – дело житейское, каждый может попробовать…

И все бы ничего, но Байрактар, как стало доподлинно известно, собрался всерьез продолжать реформы Селима, а это было уже непростительно. «Не жилец», – мрачно подумали янычары, приглядываясь к котлам.

Короче, через три месяца Байрактара они убили – как водится, вдоволь погремев в котлы и побуянив на немощеных стамбульских улицах… А вот султана не тронули. С их стороны это было непростительной ошибкой – прадеды в былые времена с султанов только начинали, а уж потом переходили к мелочи вроде пашей… Что поделать, разленившиеся янычары потеряли былую сноровку.

Удержавшийся на троне Махмуд II правил себе и правил потихоньку, не особенно и увлекаясь богомерзкими реформами своих незадачливых предшественников… И янычары понемногу успокоились, бунтовать перестали.

Началась русско-турецкая война, как известно, для турок крайне неудачная – в первую очередь из-за того, что их армия была невероятно отсталой во всех смыслах и для боев с европейскими армиями уже не годилась. Вспыхнули мятежи по национальным окраинам. На подавление по старой памяти бросили янычаров, но они позорнейшим образом оскандалились в Греции, где их противником была даже не армия, а вооруженный чем попало восставший народ…

Великолепно использовав это поражение как предлог, воспрянувший Махмуд II, человек коварный, тихой сапой приступил все же к реформам. Для начала он добился от высшего духовенства согласия на создание «новоманерных полков», как сказали бы при Петре I в России. И успел сформировать восьмитысячное регулярное войско «эшкенджи» под руководством египетских офицеров (в Египте и обстановка была не такая затхлая, и офицеры толковее, и войска боеспособнее).