Томас Рид - Тропа войны Страница 2

Тогда я решил прицелиться в лошадь и, воспользовавшись удобной минутой, выстрелил в животное. Конь упал вместе с седоком, но юноша мгновенно вскочил на ноги. Когда я подъехал к нему с пистолетом в руке, он стоял, сложив на груди руки, и, глядя мне прямо в глаза, спокойно произнес по-испански:

- Друг, не убивай меня, я - женщина.

Это заявление не особенно поразило меня, так как я был отчасти подготовлен к нему. Во время нашей дикой скачки я стал подозревать, что преследуемый мною шпион - женщина. Из-под развевающейся мантии как-то мелькнул бархатный лиф и крошечный красный сапог с золотой шпорой. Волосы были мягкие, шелковистые, но не черные, как у индейцев, а темно-коричневые. Черты лица этого "юноши" на близком расстоянии поражали тонкостью, не встречающейся даже у самых красивых мужчин.

Повторю: слова красавицы не удивили меня, но я был поражен ее спокойным тоном. С грустью опустилась она на колени и, целуя свою лошадь, проговорила: "Бедный мой конь!"

- Вы женщина? - спросил я, притворяясь удивленным.

Но она даже не взглянула на меня, продолжая причитать над убитой лошадью.

- Вы женщина? - снова повторил я, в своем смущении не зная, что сказать.

- Да, сеньор, я - женщина. Что вам угодно от меня?

С этими словами она встала, не обнаруживая ни малейшего страха. Ответ ее был так неожидан, что я разразился смехом.

- Вам весело, сеньор, но вы огорчили меня, убив моего любимца.

Я не скоро забуду взгляд, брошенный ею на меня в эту минуту. В нем было все: горе, гнев, презрение, вызов...

- Сеньорита, - отвечал я, - я глубоко сожалею, что обстоятельства принудили меня так поступить. Могло быть еще хуже.

- Что могло быть хуже этого? - спросила она, перебивая меня.

- Я мог выстрелить в вас.

- Это не было бы хуже! - воскликнула она. - Я любила эту лошадь не меньше жизни, не меньше, чем люблю родного отца!

Она снова обняла коня, поцеловала его, закрыла ему веки и гордо встала передо мной.

Я не знал, что делать. Предложить деньги было бы неделикатно, и я решил предложить одну из наших крупных американских лошадей, за которых богатые мексиканцы часто платят баснословные деньги.

- Как, - гордо воскликнула она, - вы предлагаете мне другую лошадь! Взгляните сюда, - она указала на равнину, - тут тысяча лошадей, и все они мои! Разве мне нужна лошадь?

- Да, но это местные лошади, а я предлагаю...

- Я не отдала бы своего любимца за всех ваших лошадей. Ни одна из них не может сравниться с ним.

- Ни одна, сеньорита? - многозначительно произнес я, глядя на своего коня.

Она тоже окинула его долгим взглядом и, хотя не произнесла ни слова, по-видимому, оценила моего Моро.

- Да, вы правы, - наконец сказала она, - лошадь у вас действительно хороша.

У меня мелькнула мысль: "Неужели ей захочется заиметь мою лошадь?" Я чувствовал, что не в силах буду ни в чем отказать этой гордой красавице.

В это время, к счастью, подъехали мои солдаты и, таким образом, прервали наш разговор. Их появление, видимо, обеспокоило девушку, но я приказал своим людям вернуться обратно и снова остался вдвоем со своей пленницей.

Как только солдаты удалились, красавица спросила меня:

- Это техасцы?

- Не все, - ответил я.

- Вы их предводитель?

- Да.

- Капитан?

- Капитан.

- Господин капитан, я ваша пленница?

Вопрос застал меня врасплох, и я не знал, что ответить.

Если она шпион, то, отпустив ее, я могу навлечь на себя большие неприятности.

С другой стороны, объявив ее своей пленницей, я боялся вызвать ее гнев, тогда как мне, напротив, хотелось быть с нею в дружбе.

Видя мое колебание, она снова спросила меня:

- Я ваша пленница?

- Сеньорита, мне кажется, я сам пленен вами...

Она внимательно взглянула на меня своими большими лучистыми глазами и, казалось, была довольна моим ответом.

- Это пустая любезность. Свободна я или нет? - спросила она решительно.

- Сеньорита, - сказал я, приблизившись к ней и серьезно глядя в ее красивые глаза. - Дайте мне слово, что вы не шпион, и вы будете свободны. Мне нужно лишь ваше честное слово.

Она разразилась смехом.

- Я - шпион? Да вы шутите, капитан?

- Надеюсь, сеньорита, что вы не шутите? Итак, вы, значит, не шпион?

- Ничего подобного! - воскликнула девушка, продолжая смеяться.

- Так почему же вы спасались бегством от нас?

- Да разве вы не техасцы? Не обижайтесь, но у мексиканцев они не пользуются хорошей репутацией!

- Но ведь вы рисковали своей жизнью!

- Да, теперь вижу, что рисковала, но тогда не сознавала этого. Я не предполагала, что в вашем отряде найдется ездок, способный догнать меня! Вы один могли это сделать!

Мы смущенно взглянули друг на друга, и мне показалось, что в ее взгляде вместо прежнего гнева мелькнула искорка нежности.

Несколько минут мы оба молчали.

- Сеньорита, - произнес я наконец. - Шпион вы или нет, я вас не задерживаю. Вы свободны, Я беру ответственность на себя.

- Благодарю вас, сеньор! В награду за великодушие я сейчас успокою вас. Читайте.

И она передала мне сложенную бумагу. Это был пропуск, выданный главнокомандующим на имя доньи Изолины де Варгас.

- Как видите, капитан, - заметила она смеясь, - в конце концов, я вовсе не была вашей пленницей.

- Зачем же поступать так неосторожно? Своим бегством вы возбудили общее подозрение и вызвали преследование. С пропуском вам нечего было бояться.

- Из осторожности я боялась показывать пропуск. Я не была уверена, что вы американцы, я боялась, как бы мои бумаги не попали в руки наших друзей, которых мы боимся больше, чем врагов. Вы слишком хорошо говорите по-испански. Если бы вы закричали "стой" на своем родном языке, я бы сейчас же остановилась и тем самым спасла бы, может быть, своего бедного любимца...

Она снова встала на колени и, обняв лошадь, заплакала.

- Бедный мой товарищ! Сколько раз спасал ты меня от опасности! А теперь я должна сидеть дома. Без тебя я не рискну носиться по прерии. Тот, кто убил тебя, лишил меня крыльев!

- Сеньорита, - снова сказал я. - У нас в отряде есть прекрасные лошади...

- Для меня ни одна из них не имеет цены.

- Вы не всех видели.

- Всех до единой. Впрочем... одна мне нравится. Вот она! Красавица.

Я вздрогнул. Она, заметив мое смущение, молча ждала ответа,

- Сеньорита, - с трудом проговорил я, - этот конь - мой любимый, испытанный друг. Если вы желаете иметь его... он ваш.

- Спасибо, - спокойно ответила она. - Посмотрим, каков он. Дайте мне лассо с моего седла.

От волнения я не мог говорить и начинал уже ненавидеть красавицу.

Она между тем, вскочив на лошадь, помчалась к отделившемуся от стада буйволу, ловко накинула на него лассо и повалила животное на землю,

- Чудный конь! - воскликнула Изолина, возвратившись ко мне. - С ним я, пожалуй, скоро позабуду своего прежнего товарища! Ведь эта лошадь моя?

- Да, если вы этого желаете, - ответил я с такой грустью, как будто у меня отняли моего лучшего друга.

- Но я этого не желаю, - решительно ответила она и засмеялась. - Я знаю ваши мысли и вполне способна оценить ваше самопожертвование. Оставьте себе вашего коня. Прощайте.

- Разве вы не позволите мне проводить вас домой?

- Нет, благодарю вас. Я уже дома. Вот мой дом... Вернее, моего отца, - и она указала на интересовавшую меня гасиенду.

- Помните, капитан, что вы мой враг, и я не имею права ни принять вашей любезности, ни оказать вам гостеприимство. За нами могут следить. Боже мой, вот идет Иджурра, мой двоюродный брат! Уходите скорее! Прощайте!

Мне пришлось проститься и уехать. Приблизившись к лесу, я из любопытства оглянулся. Иджурра что-то сердито говорил Изолине, указывая на какую-то бумагу. Увидя это, я хотел вернуться к ним и узнать, в чем дело, но Изолина вдруг быстро пошла по направлению к своему жилищу, и мне ничего не оставалось, как вернуться в село.

III. Приказ добыть фураж. Дон Рамон

Это происшествие произвело на меня такое впечатление, что я всю ночь видел во сне то погоню за Изолиной, то мрачное лицо Иджурры.

Разбуженный утренним рожком, я вначале не мог понять, было ли это приключение сном или действительностью. Я старался спокойно все обдумать и серьезно приняться за дела, но образ Изолины все время стоял передо мной. Она не была моей первой любовью, так как мне было уже около тридцати лет, но я вполне сознавал, что страстно влюблен. Я вспомнил, как мы быстро расстались, и думал о том, что никакой надежды на новое свидание нет. Надо было придумать какой-нибудь план для возобновления знакомства с Изолиной. Мое положение как командира неприятельского отряда представляло в данном случае большие затруднения. Отвергнув массу промелькнувших в моей голове планов, я вспомнил, что ее лассо, привязанное к моему седлу, осталось у меня, и решил лично доставить его Изолине.

В это время на площади показался конный драгун, спрашивающий меня. Когда ему указали, где я, он объявил, что прислан от командующего с бумагой. Взяв бумагу, я прочел следующее: