Луис Ламур - Через пустыню Страница 2

- Если они не тяжелые, я могу погрузить их на свою вьючную лошадь, но вам еще нужны две верховые. Мы поедем быстро.

- Благодарю вас, - сказала она. - Если вы мне достанете лошадей, я расплачусь с вами в Лос-Анджелесе. У меня есть только билет на дилижанс и банковский чек на слишком большую сумму, чтобы обменять его здесь.

Я хотел было возразить.

- Мэм, - начал я, но седельные сумки тяжело привалились к ногам, и у меня появилось чувство, что она знает, что в них лежит. - Ладно, - сказал я и потерял последний шанс выбраться из этой передряги невредимым.

Надо сказать прямо: я расстроился. Вместо скорой поездки в Лос-Анджелес на двух сменных лошадях я взвалил на себя заботу о женщине, которая, возможно, и в седле-то не умеет сидеть.

Долив кофе из стоящего на столе кофейника, я случайно бросил взгляд на стойку бара. Там стоял мужчина, смотрел в мою сторону и прислушивался к разговору двух своих спутников. Кажется, я узнал того, что был покрупнее: высокого брюнета примерно моего роста и немного потяжелее. Это был красивый мужчина, который носил револьвер и, похоже, умел с ним обращаться. Он стоял спиной ко мне во весь разворот своих широких плеч... Надо думать, и кулаком он мог двинуть как следует.

Женщина не двинулась с места, до ее столика было не больше двух футов. Надо бы решить все дела сразу.

- Если вы собираетесь ехать со мной, - сказал я, и, похоже, довольно грубовато, - на рассвете будьте готовы к отъезду, и это не значит при восходе солнца, а как только на востоке начнет светлеть небо.

Я поднялся, отодвинув стул.

- Вы умеете обращаться с оружием?

Ее ответ меня удивил.

- Да, - ответила она, - я умею обращаться с винтовкой.

А потом девушка улыбнулась, и я в жизни не видал такой улыбки.

- И, пожалуйста, не волнуйтесь. Я не буду вам в тягость.

Выудив левой рукой из-под стола седельные сумки, я выпрямился и бросил на стол двадцатипятицентовик. Взяв винчестер, я пошел к выходу.

За спиной раздался чей-то голос, и я понял, что тот высокий, стоявший у бара, повернулся, окликнул меня - он предлагал мне остановиться, приглашая к драке. Переступив порог, я закрыл за собой дверь и остановился в мягкой ночи пустыни.

Было очень тихо. Где-то рядом в темноте журчала Колорадо, а за ней высились горы Дэд-Маунтинс. В той стороне приближалась узкая полоска Невады, там проходила граница с Калифорнией.

Я с неспокойным сердцем поглядел на запад в сторону пустыни, и тяжелое предчувствие скорой встречи с кровью и печалью опустилось мне на плечи. Я еще раз обозвал себя дураком, что связался с этой черноглазой девушкой.

Я неожиданно понял, что мне надо немедля уезжать. Правда, паром не работал, но мне не впервой переплывать здесь реку. Бойл именно в этом месте переплыл ее со своими верблюдами, и они оказались прекрасными пловцами.

В окне хижины Харди светился огонек. Я подошел к двери и не слишком сильно постучал.

Харди был мудрым человеком, поэтому, прежде чем открыть, спросил, кто там, и, когда я сказал, что хочу договориться насчет лошадей, он отворил дверь, держа револьвер в руке, чему я совсем не удивился.

- Да, - ответил он, когда я объяснил свое положение. - У меня есть две хорошие лошади, но они дорого стоят.

Он сунул револьвер в кобуру и начал было натягивать куртку, но вдруг остановился и взглянул на меня.

- Это ты увозишь отсюда мадам Робизо?

- Я не спрашивал, как ее зовут, она меня тоже. Она хочет попасть в Лос-Анджелес, а я как раз туда еду.

Харди накинул куртку.

- Ты нажил себе кучу неприятностей. Слушай, я тебя не знаю, ты приехал и уехал. Но она от чего-то скрывается, и это что-то или кто-то тебе этого не простит. То есть я хочу сказать, что чужое вмешательство им ни к чему.

- Что бы это ни было или кто бы это ни был, - ответил я, - она одинокая женщина и нуждается в защите.

Он ничего не сказал, провел меня на конюшню и зажег лампу. Лошади в денниках покосились в нашу сторону. Здесь была пара-тройка денников специально для хороших лошадей. Мустангов ржали в коррале на заднем дворе.

Одним из двух коней, которых Харди показал мне, был темно-гнедой жеребец с вытянутой спиной, с белым носом и тремя белыми чулками, словно созданный для быстрой скачки и, судя по всему, достаточно выносливый. Мне редко встречались такие чудесные животные. Весил он за тысячу фунтов и для здешней округи был довольно крупным. Вторым оказался коренастый мерин мышиной масти с красивой головой и мощным крупом. Он был меньше первого, но и в нем ощущалась сила.

Мы начали торговаться здесь же, при свете лампы, но Харди знал, что мне нужны хорошие кони, поэтому получил свою цену. Но хоть и заплатил я за коней очень дорого, они стоили последнего отданного за них цента. Харди приобрел их у армейского офицера, которого переводили в другую часть. Это были его личные кони, а мерина специально тренировали для женщины.

- Ты их выгодно купил, - признался Харди, - хоть я и получил свои деньги. Лучших лошадей ты в нашей округе не найдешь.

Мы стояли в дверях конюшни, прислушиваясь к журчанию реки.

- Она приехала на пароходе, - вдруг сказал Харди, - и чуть-чуть опоздала на дилижанс в Прескотт.

- В Прескотт?

- Ага. Тогда она передумала и решила ехать в Лос-Анджелес. По-моему, ей нужен первый попавшийся дилижанс, все равно куда он едет.

Мы молча стояли в тишине, а я думал о предстоящей дороге на запад и о людях, которые меня преследовали.

На тропе я было подумал, что они просто идут той же дорогой, но когда я ушел в сторону от ручья Билз-Спрингс, направился к Койот-Вэллз и стал ждать их там, то так и не дождался, хотя видел пыль, когда эти всадники шли по моим следам. Это означало одно: они затаились в холмах, не разводя костер, чтобы я их не заметил.

Незадолго до полуночи я, не погасив костер, оседлал лошадей и направился по тропе, ведущей через холмы. Дорога вела на запад, к перевалу Юнион-Пасс, но на всякий случай я несколько раз проехался по тропе взад-вперед, а потом через глухую местность двинул на юг. На юг, а потом опять на запад через перевал Сикрет-Пасс.

Я сделал привал у ручья Сикрет-Спрингс и проснулся поздно, когда солнце уже взошло. Оседлав коня, я забрался на вершину утеса и оглядел местность на востоке и севере. И, конечно же, увидел пыль на тропе. В трофейный бинокль, снятый с убитого офицера-южанина, я мог различить четырех всадников.

Преследователи не заметили место, где я свернул с тропы, и обнаружили это слишком поздно. Теперь они искали мои следы, но находились уже в десяти - пятнадцати милях в ложбине Сакраменто-Уош.

Спустившись к лошадям, я сел в седло и по тропе Сикрет-Пасс доехал до Хардвилла.

В город до меня еще никто не въезжал, значит, мои преследователи снова ждали в засаде, боясь, что в городе я увижу их и узнаю.

- Кто бы ни охотился за этой Робизо, она нужна ему позарез, - сказал Харди.

Он произнес это со значением, и я обернулся к нему.

- Держись от нее подальше, друг, - добавил он. - Эти трое в салуне вроде как присматривают за ней и, похоже, доставят кучу неприятностей тому, кто попробует вмешаться в их дела.

- Я дал ей слово,

- Это твои похороны, не мои.

- Может, и так, - мрачно ответил я. - Обычно я не ищу приключений. Мы, Сэкетты, народ миролюбивый.

Харди вдруг как-то странно хмыкнул.

- Ты сказал Сэкетт? Тебя зовут Сэкетт?

- Ну да. Тебе знакомо наше имя?

Он отвернулся.

- Уезжай. Уезжай, пока жив.

И быстро направился прочь, но, сделав пару шагов, остановился.

- Она знает, как тебя зовут? Ты говорил ей?

- Нет... Нет, не говорил.

- Конечно нет... конечно.

Харди смотрел на меня, но я не видел выражения его глаз. Света хватало, только чтобы разглядеть лицо, скрытое широкополой шляпой.

- Послушай моего совета и не говори ей своего имени, пока не доберетесь до Лос-Анджелеса. Если вообще доберетесь.

Он ушел, оставив меня озадаченным и одновременно убежденным, что уезжать следует сейчас же.

Заглянув в окошко салуна, я увидел, что люди у бара продолжали пить и переговариваться между собой. Черноглазой девушки не было видно.

В отеле было только четыре отдельные комнаты: одну занимал я, а во второй поселилась Робизо. Я скользнул к черному ходу, подобрался к ее комнате и еле слышно постучал.

Изнутри послышался быстрый шорох одежды и какой-то звук, напоминающий взводимый курок револьвера. Затем женский голос произнес:

- Я вооружена. Уходите прочь.

- Мэм, - прошептал я, - если хотите попасть в Лос-Анджелес, открывайте дверь, и побыстрее.

Она чуть приоткрыла дверь. Револьвер, показавшийся в щелке, был не какой-нибудь там дамской штучкой, а настоящим кольтом 44-го калибра.

- Если хотите ехать со мной, одевайтесь, мэм. Времени у нас только двадцать минут.

Надо отдать ей должное: безо всяких ахов и охов она опустила дуло револьвера и ответила:

- Через двадцать минут я буду готова. Встречаемся у конюшни?