Юлиан Семенов - Начало семьдесят третьего (Франция, Испания, Андорра) Страница 2

Экономические проблемы Испании еще как-то дискутируются в прессе, но вопросы политической жизни страны подвержены цензурному "табу". Это и понятно: если в экономике очевиден "бум", пусть даже бумажный, пусть даже чреватый возможным кризисом, то политические институты страны не претерпели никаких изменений за последние десятилетия. Однако, если повстречаться с разными людьми, выслушать полярные порой мнения, побеседовать с иностранными журналистами, аккредитованными в Мадриде, то станет очевидным, что внешняя устойчивость отнюдь не всегда равнозначна внутреннему, глубинному состоянию политических тенденций в стране. Во-первых, все более активное участие в борьбе за демократию принимают полулегальные Рабочие комиссии на заводах, руководимые коммунистами, работающими в испанском подполье. Во-вторых, все большее количество священников становится в оппозицию к режиму Франко: весь мир облетело гневное послание ста тридцати барселонских священников, выступивших против пыток в полицейских застенках. Более того - сплошь и рядом подпольщики-атеисты находят убежище в католических храмах. И не только рядовые священники выступают против произвола. Недавно преподобный Алегрия, брат начальника Генерального штаба испанской армии, открыто выступил против военных трибуналов, которые судят демократов - истинных патриотов Испании. Брожение захватило и франкистскую верхушку: военный трибунал осудил вместе с коммунистами-подпольщиками Хуана Даниэля Лакалья, сына министра авиации, одного из верных помощников Франко. Появилась и некая срединная "прослойка", именуемая в стране "эволюционистами".

Чтобы отвлечь внимание трудящихся от классовой подоплеки происходящих событий, режим подогревает сепаратистские тенденции в стране, где с давних пор существуют три основных национальных группы: галисийцы, каталонцы и баски. Говорят, что секретная полиция через подставных лиц организует подполье националистов, которые требуют полного отделения от Испании Страны Басков (где, кстати, сосредоточено более половины всех производственных мощностей страны), Каталонии, издревле тяготевшей к Франции, и Галисии. Лет десять назад этот трюк, возможно, и прошел бы успешно, однако сейчас - чем дальше, тем больше- испанцы понимают, что национализм плохой лекарь экономики. Не объяснишь забастовки в Наварре, Астурии и Андалузии сепаратизмом каталонцев; студенты университетов, большинство которых, кстати говоря, закрыто из-за "беспорядков", не верят, чти "барьер знанию" ставят баскские националисты, а серьезные бизнесмены Кастилии не могут понять, какое отношение галисийские "свободолюбцы" могут иметь к тревожным симптомам экономического хаоса и инфляции.

Антагонизм между правыми и левыми силами очевиден сейчас в Испании. Позиции здравомыслящих политиков, связанных с экономикой страны, постепенно укрепляются. Это вызывает ярость местных ультра, - скорее всего именно по этим ультра и можно угадывать усиление роли трезво думающих людей, обеспокоенных будущим Испании. Можно предполагать, что ультраправые пойдут на любые, самые невероятные провокации для того, чтобы выбросить за борт всех тех политиков, которые начали прозревать... Наиболее яркой фигурой среди ультра является, бесспорно, "национальный советник" фаланги, директор газеты "Фуэро Нуэва" Блас Пиньяр. Вот один пример - Пиньяр комментирует визит президента Никсона в Москву: "То, чего Советский Союз добивался два года, он достиг за одну неделю. Все забыто, даже северовьетнамская (!) интервенция в Южный Вьетнам! Киссинджер и Никсон ничего не увидели, кроме "великолепной России", которой они пели в Москве дифирамбы!" Такой озлобленности я не встречал даже в тиранской прессе, которая отличается своими ожесточенными антисоветскими пируэтами... Однако Пиньяр Пиньяром, что называется, "собака лает - караван идет", но проблемы в промышленности и сельском хозяйстве, угроза инфляции - все это требует выхода Испании на серьезную арену международной торговли. Естественно, контрагенты не станут иметь дело с Испанией Пиньяра. Это понимают за Пиренеями все те, кому небезразлично будущее этой страны, населенной такими разными, но такими великолепными и мужественными людьми...

Все те двадцать дней, что я прожил в Испании, мои друзья пытались выяснить: нужна ли "красному" виза для посещения Андорры, и если "да", то где н как ее можно получить? Это были серьезные попытки серьезных людей, которые в высшей мере серьезно относятся к тому самому серьезному, что есть в мире, - ко времени. Друзья ничего не смогли мне ответить: никто в Мадриде не мог дать такого рода справки.

- Знаешь что, - предложил один приятель, - говори только по-английски, и пограничники даже не попросят твой паспорт, а победителя, в конце концов, не судят, - во всяком случае, так ты наверняка попадешь в Андорру.

Я ответил, что предложение, бесспорно, крайне заманчивое, но поинтересовался при этом, кто будет носить для меня передачи в полицейский участок. Приятель пообещал попросить у моего давнего друга матадора Луиса Мигеля Домингина пару старых быков с подпиленными рогами из Андалузии: "Тебе этого мяса хватит надолго". Поразмыслив, я от лестного предложения отказался и решил ехать в Сео-де-Урхель, и показывать пограничникам свой красный паспорт, и вернуться в Барселону, если не пустят в Андорру, а оттуда до Москвы рукой подать, если иметь в виду, что обратный билет из Марселя был куплен мною в Москве, на площади Свердлова.

Из Мадрида я выехал вечером, люди на перроне плакали так, будто уезжают не за пятьсот километров, а по меньшей мере за пять тысяч: видимо, относительно малые расстояния Испании компенсируются огромным темпераментом ее жителей.

В Сарагосу поезд пришел ночью; началась пора декабрьских ветров, и тяжелый туман промозгло висел над Эбро, и над узкими средневековыми улочками, и над замкнутым квадратом Пласа Майор, и город поэтому казался тронутым сединой.

Автобус в Лериду отправляется рано утром; там пересадка. Другой автобус довозит вас до пограничного Сео-де-Урхель.

В том, как идут автобусы, тоже сказывается отношение к местным расстояниям: после каждых ста километров - остановка возле маленького кафе, ибо сто километров - это много для здешних, укутанных в тяжелые деревенские пледы пассажиров. "Адский холод, три градуса тепла, можно превратиться в сосульку", - сказал мой сосед, зябко дуя на побелевшие пальцы.

И природа здесь меняется куда как быстрее, чем у нас. В Андалузии цветут апельсины - желто-красные мазки на фоне жирной зелени, растворяющейся в знойном мареве неба. А здесь, в Каталонии, всего в пятистах километрах к северу, земля голая, поросшая бурым ползучим кустарником, серые валуны и низкое небо; сложенные из огромных камней дома с узкими, длинными бойницами окон, и трубы, выведенные из форточек, заставляют вспомнить "буржуйки" студеных дней нашего сорок первого года.

А потом произошло чудо: чем выше забирался автобус по серпантину, уходящему в Пиренеи, тем заметнее менялась погода и картины природы окрест. Хребты и кряжи обрели характерный для гор Испании цвет - красный; небо стало синим, и солнце отразилось тысячами острых бликов в воде громадного озера, цветом похожего на лагуны Руидейры возле Эль-Тобосо, родины прекрасной Дульцинеи, - тяжелая, но в то же время прозрачная зелень, словно глаза астуриек в ранних сумерках, когда солнце уже ушло, но малиновый отсвет его остался.

...Испанский пограничник повертел мой паспорт в руках.

- Ты кто? - спросил он.

- Я советский.

Пограничник крикнул офицера. Тот вертел паспорт мучительно долго, смотрел на свет и, рассматривая мое фото, многозначительно улыбался. А граница - вот она, в десяти шагах. Странная граница: ни столба, ни поста - просто белая табличка на обочине и большие буквы на ней: "АНДОРРА".

- А на таможне вы были? - спросил офицер.

Шофер, который подвозил меня из пограничного Сео-де-Урхель, таможню проскочил, потому что чиновник, спросив, кого он везет, поцокал языком, пожелал мне хорошего отдыха и попросил шофера привезти из-за границы блок сигарет - в Андорре все цены на десять, а то и на двадцать процентов ниже, чем в Испании, - "страна без наценок", как утверждают туристские проспекты в Барселоне.

- Он ведь едет туда, - сказал шофер, - зачем же его смотреть?

- Ты что, против института таможенного контроля? - рассеянно поинтересовался офицер, по-прежнему не отрывая глаз от моего паспорта.

- Я - за таможенный досмотр, - вздохнул шофер.

- Тогда я спрашиваю еще раз: его проверили на таможне?

- Сеньор русо проверен на таможне, - солгал шофер, - у него нет наркотиков и оружия.

- Столица Советов - Москва? - спросил меня офицер. - Не так ли?

- Именно так.

Офицер еще более многозначительно посмотрел на пограничника. Тот на всякий случай одернул китель. Офицер медленно перевел взгляд на меня и сказал:

- Зимой в Москве бывают морозы. Разве нет?