Владимир Побочный - Третья военная зима. Часть 1 Страница 2

Конец 1943 г. отмечается двумя крупными событиями в международной жизни – Московской конференцией министров иностранных дел, состоявшейся в последних числах октября, и Тегеранской конференцией глав правительств СССР, США и Англии, проходившей с 28 ноября по 1 декабря. Совместные решения, принятые на этих конференциях, особенно решение об открытии в мае 1944 г. второго фронта в Западной Европе и координации военных действий советских и американо-английских войск, являются серьезным шагом на пути укрепления антифашистской коалиции (к.1).

Однако Уильям Леги, являвшийся военным советником президента США на многих международных конференциях, в том числе и в Тегеране, об открытии второго фронта пишет: «25 ноября, в День благодарения, на заседании Объединенного совета начальников штабов наши английские коллеги выдвинули встревожившее нас предложение отсрочить вторжение через Ла-Манш, чтобы нарастить усилия в Эгейском море и в Турции. С присущим им бульдожьим упорством англичане не хотели отказываться от желания сохранить господствующее влияние в восточной части Средиземного моря. Американские начальники штабов, следуя полученным от президента указаниям, не согласились на отвлечение каких-либо полезных сил от операции «Оверлорд». И на этот раз никакого решения достигнуто не было».

В строй вступают все новые и новые металлургические предприятия и агрегаты. К концу года сооружены 3 доменные и 20 мартеновских печей, 23 электропечи, 8 прокатных станов, 3 коксовые батареи. Их годовая производительность составляет 735 тыс. тонн чугуна, 1251,5 тыс. тонн стали, 215 тыс. тонн проката, 1170 тыс. тонн кокса. Кроме того, в районах, освобожденных от оккупации, восстановлены многие доменные, мартеновские, электросталеплавильные печи, прокатные станы. Все это создает прочную основу для нового подъема производства металла.

Вспомним как это было…

Из воспоминаний Уильяма Леги – советника президента США:

«Утром 28 ноября советские представители сообщили нам о слухах относительно того, что могут быть предприняты попытки убить Рузвельта во время его нахождения в Тегеране. Такая опасность, в частности, может возникнуть во время его поездок по улицам города на конференцию, которая будет проходить на территории советского посольства, находящегося примерно в двух милях от американской миссии. Само собой разумеется, наша собственная разведывательная служба была обеспокоена. Главная транспортная магистраль в Тегеране, насколько я помню, была сравнительно широкой, но примыкавшие к ней улицы и переулки узкими. Из разговоров с генералом Хэрли, несколько раз посещавшим Иран, я знал, что, хотя шах был на нашей стороне, в стране имелись опасные враждебные элементы.

Советские представители, сообщившие нам сведения о возможности покушения на жизнь президента, также передали приглашение от маршала Сталина, чтобы Рузвельт переехал в здание, находящееся на территории советского посольства. Рузвельт принял это приглашение, и были предприняты меры для переезда. Американские и советские военные патрули были выставлены вдоль обычного маршрута, ведущего в советское посольство, и кавалькада автомашин под охраной вооруженного эскорта отправилась в путь из американской миссии, якобы перевозя президента США в безопасное место. Фактически же этот караван был тщательно продуманным камуфляжем.

Вскоре после его отъезда президент, Гарри Гопкинс и я вместе с сидевшим за рулем агентом нашей разведывательной службы выехали из миссии в автомашине без какого-либо эскорта. Мы ехали на большой скорости по петлявшему обходному маршруту, частично по немощенным дорогам. Мы мчались так быстро, что, несмотря на более длительный маршрут, наша автомашина прибыла в советское посольство прежде, чем хорошо защищенный караван завершил свой двухмильный путь.

Президент явно наслаждался этим необычным приключением, считая эту уловку скорее забавной проказой, чем серьезным маневром по предотвращению покушения на его жизнь.

После того как расположенное на территории советского посольства ранее не использовавшееся здание было приведено в порядок, оно превратилось в довольно комфортабельное жилое помещение. Советское посольство и окружавший его сад находились под круглосуточной охраной значительного числа специально обученных агентов, которые останавливали всех. У нас имелись особые пропуска на русском языке, на которых мы могли распознать только наши имена. Нам рекомендовали немедленно останавливаться, если нас окликнут. Рекомендация пунктуально соблюдалась, и никаких «инцидентов» у нас не было.

Первое пленарное заседание «Эврики» – кодовое название Тегеранской конференции – началось в 16.00 28 ноября. Главы двух самых мощных государств в мире встретились впервые сорока пятью минутами ранее. Рузвельт и Сталин, по-видимому, успели хорошо познакомиться друг с другом, когда премьер-министр Черчилль, английские и американские начальники штабов вместе с Гопкинсом вошли в зал. Черчилля сопровождал Энтони Иден. Народный комиссар иностранных дел Вячеслав Молотов и маршал К. Е. Ворошилов присоединились к Сталину. Рузвельт председательствовал и первым выступил на конференции.

Рузвельт начал с краткого общего обзора стратегических концепций, выработанных на предыдущих англо-американских конференциях. Он заявил, что Соединенные Штаты, так же как Советский Союз и Британская империя, надеются на быструю победу в Европе. На Тихом океане Соединенные Штаты несут основное бремя войны, получая определенную помощь от англичан. Наша стратегия состоит в истощении сил врага, продвижении на южных островах и сдерживании японцев вдали от американской территории. До настоящего времени, подчеркнул Рузвельт, эта тактика была успешной в достижении поставленной цели.

Говоря о Китае, президент отметил важность удержания нашего восточного союзника в состоянии войны с Японией. Этому в скором времени должна помочь решительная операция по освобождению Бирмы, руководить которой будет адмирал лорд Маунтбэттен.

В Европе, продолжал Рузвельт, стратегия Соединенных Штатов на протяжении последних полутора лет состоит в том, чтобы ослабить немецкий нажим на советском фронте, но окончательные планы по достижению этой цели были невозможны, пока конференция в Квебеке не установила в качестве даты вторжения через Канал в Нормандию май 1944 года. Несомненно, имея в виду аргументы, которые выдвинет Черчилль, Рузвельт добавил, что многие высказываются в пользу дальнейших операций в Средиземном море, но он убежден, что решающее вторжение во Францию в мае не должно тормозиться какими-либо подобными второстепенными операциями.

Сталин затем в кратком, но конкретном выступлении указал, что Италия не является подходящим театром, чтобы предпринять наступление непосредственно на Германию. Однако он считал, что в Средиземном море необходимо обеспечить свободное плавание судов союзников. Все американцы и англичане, навострив уши, не отрывали глаз от советского руководителя. Большинство из нас видели и слышали его впервые. Я заметил, что Черчилль не всегда ждал, когда превосходный советский переводчик закончит перевод того, что сказал его руководитель, и, по-видимому, улавливал существо высказываний Сталина. Позднее я узнал, что премьер-министр знал немного русский язык и частично понимал, что говорил Сталин, хотя сам никогда не пытался говорить по-русски. Маршал говорил спокойно, не жестикулируя, и, судя по переводу, уверенно излагал свои мысли.

Черчилль начал свое выступление с заявления, что Соединенные Штаты и Великобритания давно договорились о вторжении в Нормандию, что задержка весьма огорчительна, но сейчас они намерены провести эту операцию весной или летом 1944 года. Без всякой паузы премьер-министр затем заговорил о возможных районах операций против нацистов во всех частях Европы и, в том числе, о желательности убедить Турцию вступить в войну. Затем он спросил, не представляют ли какие-нибудь операции в восточной части Средиземного моря достаточный интерес, чтобы задержать на два-три месяца планируемую десантную операцию через Канал.

Сталин быстро дал ответ, в котором поставил под сомнение разумность распыления сил союзников. Он не верил, что турок можно будет убедить объявить войну, и сказал, что все имеющиеся дополнительные силы союзников можно было бы с успехом использовать для одновременной фланговой десантной операции в Южной Франции в качестве поддержки вторжения в Нормандию. Он считал операцию в Южной Франции гораздо более важной для успеха союзников, чем захват Рима. Черчилль в ответ выдвинул интересный аргумент в пользу захвата Рима и аэродромов севернее Рима, которые можно было использовать для наращивания воздушных налетов авиации союзников на Центральную Европу. Заседание закончилось без принятия каких-либо важных решений.