Олег Мороз - Как Зюганов не стал президентом Страница 2

На ишемическую болезнь сердца и прочие скрытые недуги накладывалось пристрастие к выпивке. Алкоголь не только отягощал саму болезнь, учащал ее приступы, — говорили, что странные монологи, с которыми время от времени выступал Борис Николаевич, происходили из-за смешения водочных «промиллей» с разнообразными лекарственными препаратами, которые прописывали ему врачи. Вспомнить хотя бы околесицу, которую Ельцин нес на пленуме Московского горкома в 1987 году, когда его снимали с поста первого секретаря МГК, или его объяснение, как его сбросили с моста в Москву-реку возле Николиной Горы, или выступление президента на IX съезде нардепов в марте 1993-го после «плановых медицинских процедур»… Впрочем, неумеренная выпивка, наверное, вполне могла и самостоятельно приводить к полному затуманиванию президентских мозгов, а лекарства тут притягивались так, для большей благопристойности объяснений.

Поначалу на все эти ельцинские штучки публика смотрела довольно благодушно: человек ведет тяжелую борьбу с недругами, недруги не останавливаются ни перед какими провокациями. Однако со временем отношение к этим выходкам стало меняться. Всем памятен случай, когда, находясь с визитом в Германии, сильно «поддатый» Ельцин выхватил дирижерскую палочку у капельмейстера и, приплясывая, принялся дирижировать оркестром полиции Берлина. Даже помощники президента тогда расхрабрились и в осторожной, правда, форме выразили свое неудовольствие поведением шефа, направив ему коллективное письмо, где среди прочего уговаривали его «не пренебрегать своим здоровьем», отказаться от «известного русского бытового злоупотребления», от «вредных привычек», «избегать сложившегося однообразия отдыха, который сводится к спорту с последующим застольем».

Еще большее возмущение вызвал инцидент в Шенноне в сентябре того же года, когда наш президент после обильного возлияния, случившегося на встрече с американским коллегой Клинтоном, не смог выйти из самолета и побеседовать с премьер-министром Ирландии.

Кстати, уже тогда, в самолете на пути в эту страну, когда врачи отчаянно пытались привести российского президента в чувство, им на ум приходили тяжелые диагнозы — и инфаркт, и инсульт. (Между прочим, диагноз «инсульт» был заподозрен не впервые — еще в конце 1992-го во время визита в Китай у Ельцина произошел какой-то «инсультоподобный» приступ: отнялись рука и нога, так что визит пришлось досрочно прервать.) Что в действительности случилось тогда в Шенноне с главой российского государства (помимо сильного опьянения), широкой российской публике так и осталось неизвестно.

Одним словом, пьянство тесно переплеталось у Ельцина с обычным нездоровьем и тянуло вниз его и без того стремительно пикирующий рейтинг.

Многим нашим рядовым гражданам, чтобы отправиться на тот свет, вполне достаточно бывает одного инфаркта. Состояние нашего самого бесплатного в мире здравоохранения таково, что эскулапы, случается, еще и помогут пациенту в этом. Но драгоценное здоровье начальства — особенно такого уровня, как президентский, — охраняется, конечно, более тщательно.

Считается, что первый инфаркт случился у Ельцина в ночь с 10-го на 11 июля 1995 года, менее чем за полгода до парламентских и за год до президентских выборов. И опять его будто бы спровоцировала обильная выпивка. Поводом стало назначение Михаила Барсукова на пост руководителя ФСБ (очередное, то и дело сменяемое название ведомства госбезопасности). В нашем отечестве, как известно, принято «обмывать» и менее значительные события, а тут такое… Ельцин решил сообщить генералу об этом назначении за обедом, в присутствии начальника своей Службы безопасности. Коржаков так описывает случившееся:

«Ровно в полдень (10 июля. — О.М.) сели обедать. Ельцин попросил официанта принести бутылочку. Пропустили по рюмке за здоровье президента… Через полчаса во время обеда я отпросился, чтобы оставить их двоих (то есть Ельцина и Барсукова. — О.М.) поговорить тет-а-тет. К десерту подали «новинку»: французский апельсиновый ликер «Куантре» — сорок градусов. Он так понравился шефу, что вдвоем они пили рюмку за рюмкой, заедая ранней клубникой. Через полчаса я захожу в буфет, спрашиваю у Самарина (придворного повара. — О.М.): как дела? Он в ужасе! Они допивают уже второй литр — а это же огромная концентрация сахара — смертельная доза для поджелудочной. Я вошел, быстренько «помог» им прекратить это безобразие и отправил «тяжелейшего» шефа в Барвиху. В три часа ночи дежурный реаниматор Андрей Котов решил заглянуть в спальню президента: что-то он их давно не беспокоит. В спальне — никого, но в санузел дверь не заперта. Андрей постучал: тишина. Тогда он вошел и обомлел: президент без сознания валяется на кафельном полу… Диагноз: на фоне тяжелейшего приступа поджелудочной железы возник обширный инфаркт миокарда. Дальше — реанимация, ЦКБ, санаторий «Барвиха», долгая «работа с документами».

Вот то-то и оно: «дежурный реаниматор». А у вашей спальни под дверью тоже реаниматор дежурит? Нет? Что ж, это для вас лишний повод не злоупотреблять ликером «Куантре», даже если вам наливают его «на халяву».

С 11 июля ИТАР-ТАСС начал передавать сообщения, сильно смахивавшие на официальные медицинские бюллетени, которые выпускались в достославные советские времена и посвящались очередному необратимо угасающему генсеку: «Состояние здоровья Б. Ельцина», «О состоянии здоровья Президента РФ»…

Впрочем, авторы изо всех сил бодрились и силились доказать, что в общем-то ничего такого ужасного со здоровьем Ельцина не происходит. Начать с того, что слово «инфаркт» нигде не употреблялось. Вместо него фигурировали «приступ ишемической болезни сердца», «обострение ишемической болезни сердца»… Формально вроде бы никто не грешил против правды: инфаркт — это действительно одно из проявлений ИБС, острое ее проявление. Но обыватель в подобных тонкостях не разбирается. Он знает: инфаркт — это действительно страшно, а с ишемической болезнью вроде бы еще можно жить. Так что публикуемый диагноз успокаивал и убаюкивал…

В сообщениях говорилось, что помещенный в больницу президент «уже преодолел болевые ощущения, связанные с приступом ишемической болезни», «кардиограмма в норме, артериальное давление стабильное», «пациент активен, встает с постели», «попросил своего первого помощника направить ему в больницу необходимые для подписания срочные документы», «принимает посетителей». И вообще врачи утверждают, что «опасности для здоровья Бориса Ельцина нет».

Сообщалось также, что поездка президента в Норвегию и Мурманск, намеченная на 19–21 июля, не отменяется, подготовка к ней идет полным ходом. На ум сразу же приходило: если бы был инфаркт, о какой поездке тут можно говорить — как минимум несколько недель пролежишь в больнице. Стало быть, не инфаркт…

Впрочем, 14 июля Виктор Илюшин, первый помощник Ельцина, через тот же ИТАР-ТАСС сообщил, что все «крупные» мероприятия в рабочем графике Ельцина, намеченные на 17–23 июля, переносятся на более поздний срок.

Президентский недуг Илюшин постарался представить чем-то вроде увечья, которое получает ратник, отважно сражающийся на поле боя со своими врагами. Обострение ишемической болезни помощник Ельцина объяснил «стрессами, психологическими и нервными перегрузками»: «Достаточно вспомнить события в Буденновске, противостояние Госдумы и правительства, начатую коммунистами процедуру импичмента президента, события в Чечне, чтобы понять, какие перегрузки испытывает Борис Ельцин ежедневно».

Оно конечно, президентская доля не сахар. И Буденновск, и импичмент, и прочие переживания… Научиться бы, однако, встречать все эти удары судьбы на трезвую голову. Как говорят в народе, — пить надо меньше.

Больше всех перепугался Черномырдин. Но перепугался, по-видимому, не столько из-за угрозы жизни своего шефа, сколько из-за того, что его, премьера, заподозрят в желании перехватить у президента бразды правления (по Конституции ведь именно к нему переходит верховная власть в случае стойкой недееспособности главы государства).

Испуг Черномырдина подстегнули сообщения в прессе, что возникла, дескать, та самая ситуация — когда «ядерный чемоданчик» и прочие атрибуты власти пора передавать от первого лица второму.

Из аппарата премьера и от него самого сразу же посыпались нервные опровержения. Уже 11 июля пресс-секретарь Черномырдина Виктор Коннов заявил «Интерфаксу», что глава кабинета не планирует существенных изменений в своем рабочем графике (тоже, как видим, разговоры о графике). И пояснил: «Ни юридически, ни практически я не вижу оснований для временной передачи полномочий главы государства председателю правительства».

На следующий день сам Черномырдин на встрече с журналистами во всю мощь развернул свое знаменитое красноречие, чтобы доказать, что президент «находится в хорошей рабочей форме». Основанием для подобных утверждений премьеру послужил утренний двадцатиминутный телефонный разговор с Ельциным, в котором Борис Николаевич сообщил Виктору Степановичу, что «работает с документами» (тогда еще эта формула не звучала откровенно комично). Премьер назвал «напрасно раздутой шумихой» сообщения СМИ, будто в здоровье президента обнаружились «серьезные нарушения» (куда уж серьезней — инфаркт!). «Борис Ельцин, как и все мы, нормальный человек, — сказал Черномырдин, — и ему может слегка нездоровиться. Не надо по этому поводу распространять досужие домыслы».