Дмитрий Волкогонов - Ленин (Глава 3) Страница 2

- ...Крестьяне сожгли до 2 тысяч усадеб и распределили между собой жизненные средства... К сожалению, крестьяне уничтожили тогда только пятнадцатую долю общего количества дворянских усадеб, только пятнадцатую часть того, что они должны были уничтожить... Крестьяне действовали недостаточно наступательно, и в этом заключается одна из коренных причин поражения революции5.

Продолжая торопливо читать заготовленные листки, русский эмигрант выразил уверенность, что революция 1905 года остается "прологом грядущей европейской революции". Ленин сказал, что "ближайшие годы... приведут в Европе к народным восстаниям..."6. Он говорил о возможности восстаний в Европе, но, однако, не упомянул Россию. О том, что эти восстания вспыхнут не так скоро, Ленин заявил в одной из последних фраз своего доклада:

- Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции...7

Российский "пророк" и не ведал, что до "грядущей революции" осталось меньше двух месяцев...

Демократический февраль

В России все ждали революцию, и, тем не менее, для всех она оказалась внезапной. Правы те аналитики, которые утверждают, что существуют два основных источника Февральской революции: неудачная война и слабость власти. Обвал российской государственности произошел внешне неожиданно. Но ее устои подтачивались давно.

Что касается войны, то, несмотря на стратегические не

187

удачи, положение России еще не было абсолютно безнадежным и катастрофическим. Германия сама была в тяжелейшем состоянии. Фронт стабилизировался вдалеке от столицы России и других жизненно важных ее центров. Брусиловский прорыв летом 1916 года вдохнул в людей веру в почетный исход войны. Дальновидные политики понимали, что стратегически Германия не может выиграть войну, особенно после того как Соединенные Штаты открыто и прямо займут место сражающейся державы на стороне Антанты.

Правда, надо отметить, что социал-демократическая агитация основательно разложила армию, уставшую от войны. Начавшиеся "братания" на фронтах часто носили односторонний характер: нередко в русские окопы доставлялась немцами социал-демократическая литература большевистского содержания, однозначно помогавшая больше кайзеровской Германии, чем российской армии.

Председатель Государственной думы в своих воспоминаниях пишет, что "симптомы разложения армии были уже заметны на второй год войны... Пополнения, присылаемые из запасных батальонов, приходили на фронт с утечкой на одну четверть... Иногда эшелоны, идущие на фронт, останавливались ввиду полного отсутствия личного состава, кроме офицеров и прапорщиков. Все разбегались..."8. Так эффективно работали агитаторы-социалисты, бросая семена своей пропаганды на глубокое нежелание крестьян воевать. Большевики внесли свой весомый вклад в поражение русской армии.

Но в целом, несмотря на тяжелое положение, Россия еще далеко не исчерпала всех материальных и духовных ресурсов продолжать войну, которая в условиях германской оккупации российских пространств становилась для нее во все большей степени справедливой (тем более, что начала войну Германия).

Однако царский режим, ставший в известном смысле думским, проявил свою неспособность управлять государством в критической ситуации. Этому содействовало и решение императора 6 августа 1915 года сменить на посту главнокомандующего российской армией великого князя Николая Николаевича и занять этот пост самому. Почти весь Кабинет министров запротестовал, считая, что отъезд в

188

Ставку царя "грозит крайнему разрушению России, Вам и династии Вашей, тяжелыми последствиями"9. Но царь был непреклонен. Самодержец как бы сошел с авансцены главных событий на периферию социальных действий, отдав столицу враждующим и продажным группировкам из своего окружения.

В силу извечной традиции Россия привыкла к государственному единоначалию, персонифицированному в облике конкретной личности. Политика "внутреннего мира", провозглашенная Думой, в результате кризиса власти быстро рухнула.

Как вспоминал П.Н.Милюков, события в столице развивались совершенно стихийно. "После полудня 27 февраля у Таврического дворца, скопилась многочисленная толпа, давившая на решетку. Тут была и "публика", и рабочие, и солдаты. Пришлось ворота открыть, и толпа хлынула во дворец. А к вечеру уже почувствовали, что мы (думский Временный комитет. - Д.В.) не одни во дворце - и вообще больше не хозяева дворца. В другом его конце уже собирался другой претендент на власть. Совет рабочих депутатов, спешно созванный партийными организациями, которые до тех пор воздерживались от возглавления революции... Солдаты явились последними, но они были настоящими хозяевами момента. Правда, они сами того не осознавали, бросились во дворец не как победители, а как люди, боявшиеся ответственности за совершенное нарушение дисциплины, за убийство командиров и офицеров. Еще меньше, чем мы, они были уверены, что революция победила. От Думы они ждали признания и защиты. И Таврический дворец к ночи превратился в укрепленный лагерь...

Когда где-то около дворца послышались выстрелы, часть солдат бросилась бежать, разбили окна в полуциркульном зале, стали выскакивать из окон в сад дворца. Потом, успокоившись, они расположились в его помещениях на ночевку... Временный Комитет Думы был оттеснен в далекий угол дворца... Но для нужд текущего дня обеим организациям, думской и советской, пришлось войти в немедленный контакт... Арестованные министры были переведены в Петропавловскую крепость..."10

Началось, как пишет А.И.Солженицын, "долгое безвре

189

менье", окончательно подточившее устои государственности, социальной стабильности и национального единства. Весь вопрос заключался в том, кто воспользуется создавшейся ситуацией. В общественном сознании господствовало понимание того, что выход из глубокого кризисного положения возможен лишь в результате определенных радикальных мер революционного характера. Некоторые приближенные царя расценивали обстановку как результат бессилия и безволия властей. Именно это обстоятельство, по их мнению, "вызвало" революцию. Великий князь Александр Михайлович менее чем за месяц до отречения царя от престола писал ему с горечью: "Мы присутствуем при небывалом зрелище революции сверху, а не снизу"11.

Ленин в далеком Цюрихе не знал нюансов российской ситуации, ведь он уже находился в эмиграции целое десятилетие. Эмигрантская жизнь, помимо прочего, отторгает человека от родины, как бы он о ней ни тосковал. Поэтому, когда Ленин 2(15) марта получил сообщение о победе революции в Петрограде, он был потрясен неожиданностью: грядущие события ему казались исторически близкими, но он и предполагать даже не мог, что они свершатся столь быстро! А первым сказал ему о революции Моисей Бронский, такой тихий, незаметный польский социал-демократ из Лодзи. Ничего сам, мол, толком не знает, но что есть телеграммы из России о революции - "это точно". Ленин с Вронским походили по всем местам Цюриха, где могли что-то конкретно узнать, но везде лишь говорили: в Петрограде революция. Министры арестованы. Толпы народа запрудили улицы...

Ленин возбужденный вернулся домой; надо что-то предпринимать, В последнее время он частенько писал о делах и революционных перспективах у швейцарских социал-демократов... Каким это все показалось сейчас далеким и надуманным!

Энергично расхаживая из угла в угол небольшой квартиры в Цюрихе, Ленин, находясь в состоянии потрясения, бросал Надежде Константиновне, спокойно сидевшей в старом креслице:

- Потрясающе! Вот это сюрприз! Подумать только! Надо собираться домой, но как туда попасть? Нет, это поразительно неожиданно! Невероятно!

190

Немного успокоившись и остыв от восклицаний, Ленин садится за письменный стол и пишет свое первое письмо после сенсационного известия Инессе Арманд в Кларан, в котором сообщает о победе революции в России: "Мы сегодня в Цюрихе в ажитации; от 15.111 есть телеграмма в "Ziiricher Post" и в "Neue Zоricher Zeitung", что в России 14.111 победила революция в Питере после 3-дневной борьбы, что у власти 12 членов Думы, а министры все арестованы.

Коли не врут немцы, так правда.

Что Россия была последние дни накануне революции, это несомненно.

Я вне себя, что не могу поехать в Скандинавию!! Не прощу себе, что не рискнул ехать в 1915 г.!"12

Спустя всего несколько недель после его заявления, что он, возможно, и не доживет до "грядущей революции", Ленин самоуверенно заявляет, что ясность в том, что Россия была "накануне революции", для него "несомненна". Как и большинство политиков, он совсем не считает нужным помнить и тем более следовать тому, что провозгласил ранее.

Пишет телеграмму Зиновьеву в Берн и предлагает тому немедленно приехать в Цюрих. Одновременно отправляет письмо Я.С.Ганецкому: "Необходимо во что бы то ни стало немедленно выбраться в Россию, и единственный план - следующий: найдите шведа, похожего на меня. Но я не знаю шведского языка, поэтому швед должен быть глухонемым. Посылаю Вам на всякий случай мою фотографию..."13