Михаил Елисеев - Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей» Страница 20

В 1217 году псковский князь Владимир Мстиславич вновь вторгся в Эстонию, причем его удар был направлен конкретно по крестоносцам, а потому он и получил поддержку окрестных племен. Объединенное русско-эстонское войско насчитывало, по сообщению Генриха Латвийского, до 20 000 воинов, а объектом похода был выбран все тот же замок Оденпе (Медвежья голова). Но, как известно, именно осаждать города с применением новейших достижений военной техники русские не умели, предпочитая действовать по старинке — «обложением», т. е. тесной осадой, пока противник с голоду ворот не откроет, либо «изгоном», т. е. внезапным нападением. История войн в Прибалтике выявила этот изъян в военном деле Древней Руси со всей очевидностью — немцы всегда очень удачно действовали против русских в обороне, и тем абсолютно нечем было похвастаться, поскольку и достижений не было никаких. Сколько бы войск русские князья с собой ни приводили и как ни был мал вражеский гарнизон, результатов все равно не было. То же самое происходило и в этот раз под Оденпе, где, не имея возможности долго стоять под крепостью, русские скатились на откровенный навал — «но всякий раз, как они, по своему обычаю, пытались взобраться всей массой на укрепления горы, тевтоны и эсты храбро отбивали их нападение. Поэтому там они имели большие потери убитыми» (Хроника Генриха Латвийского). Трудно сказать, чем бы все это закончилось, но какая-то светлая голова в ордене предложила прорвать блокаду и выручить осажденных — причем 3000 бойцов повел в бой лично магистр меченосцев Волквин. Все закончилось страшным разгромом крестоносцев, что и зафиксировала Новгородская I летопись: «и побегоша немци к городу, и убиша новгородци два воеводе, а третии руками яша, а конев отъяша 700, и придоша сдрави вси». Через три дня в Оденпе начался голод, и стороны вступили в переговоры, главным условием которых было, чтобы рыцари покинули замок и вернулись в Ливонию, но русские опять не закрепились на захваченной территории, и блестящая победа князя Владимира потеряла смысл. И подобных походов в период с 1210 по 1223 год было немало, но перечислять их смысла нет, поскольку никакого решающего стратегического влияния на ситуацию в регионе они не оказали — русские просто переливали из пустого в порожнее и топтались на месте. Но ситуация резко изменилась, когда в 1223–1224 годах в Эстонии разразилось восстание против пришельцев с Запада, а ситуацией в Прибалтике заинтересовался Ярослав Всеволодович — первый русский князь, который понял, что с натиском германцев надо бороться не точечными ударами, а системно.

Восстание против захватчиков вспыхнуло в Эстонии в январе 1223 года и стремительно охватило большую часть страны: «По всей Эстонии и Эзелю прошел тогда призыв на бой с датчанами и тевтонами, и самое имя христианства было изгнано из всех тех областей. Русских же и из Новгорода и из Пскова эсты призвали себе на помощь, закрепили мир с ними и разместили — некоторых в Дорпате, некоторых в Вилиендэ, а других в других замках, чтобы сражаться против тевтонов, латинян и вообще христиан; разделили с ними коней, деньги, все имущество братьев-рыцарей и купцов и все, что захватили, а замки свои весьма сильно укрепили» (Хроника Генриха Латвийского). Как видно из данного сообщения, многие русские выступают как наемники, приглашенные на военную службу, они становятся военными специалистами в эстонских отрядах, поскольку только им было под силу выстоять против обученных и хорошо вооруженных рыцарей. Сами Новгород и Псков пока в открытую конфронтацию не вступают, а ждут, как будут развиваться события. И дождались — разгромив эстонские войска, крестоносцы начали наступление на восставших и осадили замок Вилиендэ, который вместе с эстонцами защищали и русские воины.

Осада длилась 15 дней, крестоносцы соорудили баллисты и начали бомбардировать крепостные стены, но неожиданно и сами угодили под сильнейший обстрел, поскольку эсты воспользовались метательными машинами, которые рыцари в свое время завезли в замок. Яростный бой гремел по всему периметру городских стен, рыцарям удалось поджечь укрепления, но осажденный гарнизон сражался отчаянно. Перелом наступил лишь тогда, когда из-за большой скученности людей и страшной жары, на которой быстро разлагались трупы, в Вилиендэ начался мор. Ослабевшие защитники были вынуждены сдаться, и крестоносцы ворвались в замок — а дальше все пошло по наработанной схеме. Эстонцев крестили, в замок ввели гарнизон и начали строить укрепления, а вот с русскими обошлись жестоко, поскольку видели в них своих главных врагов. «Что касается русских, бывших в замкс, пришедших на помощь вероотступникам, то их после взятия замка всех повесили перед замком на страх другим русским» (Хроника Генриха Латвийского). С другой стороны, создается впечатление, что эсты договорились с немцами за спиной своих союзников и бросили тех на произвол судьбы — иначе какой смысл был русским сдаваться, лучше уж умереть с мечом в руке! Все это так и понял князь Ярослав Всеволодович, когда его полки в августе вступили в Эстонию и начали наступление на крестоносцев, — если бы защитники Вилиендэ об этом знали, вряд ли они бы открыли ворота орденским псам!

Я уже упоминал об этом походе князя Ярослава в контексте битвы на Калке и политики князя Георгия и потому здесь отмечу лишь, что сам план был действительно грандиозен — главный удар планировался в самое сердце врага — на Ригу. Поход был поистине общерусский — шли новгородцы и псковичи, суздальские полки и рать из Переславля-Залесского, а если учесть, что Ярослав рассчитывал и на поддержку эстонцев, то сила получалась воистину грозная. Жители Юрьева, которые повязали бывших у них меченосцев и германцев, прислали к Ярославу посольство с богатыми дарами и выдали всех пленных немцев. Главной их целью было получить помощь от могущественного русского властелина для дальнейшей борьбы с орденом, и они ее получили — в городе были оставлены 200 русских дружинников, а наместником Ярослава стал не кто иной, как князь Вячко. Вот как прокомментировал это событие Генрих Латвийский. «И поставил король в замке своих людей, чтобы иметь господство в Унгавнии и во всей Эстонии… После того новгородцы послали короля Вячко, некогда перебившего людей епископа Рижского в Кукенойсе, дали ему денег и двести человек с собой, поручив господство в Дорпате (Юрьеве) и других областях, какие он сумеет подчинить себе. И явился этот король с людьми своими в Дорпат, и приняли его жители замка с радостью, чтобы стать сильнее в борьбе против тевтонов, и отдали ему подати с окружающих областей. Против тех, кто не платил податей, он посылал свое войско, опустошил все непокорные ему области от Вайги до Виронии и от Виронии вплоть до Гервена и Саккалы, делая христианам зло, какое мог». И действительно, Вячко на этот ответственный пост подходил идеально — как в силу особенностей характера, так и в силу особенностей своей биографии. Потому что вряд ли из русских князей в этот момент нашелся бы такой, который бы ненавидел немцев больше, чем бывший князь Кукейноса. Благодаря этим пришельцам с Запада, он потерял все, что имел, и скорее всего, после того как сжег свой город, вел жизнь обычного князя-изгоя, нанимаясь на службу к тем, кто хорошо заплатит. Поэтому, получив от Ярослава в удел Юрьев, Вячко собирался драться за город до самого конца, одновременно при этом отстаивая интересы своего сюзерена в Прибалтике. Будучи великолепным бойцом и опытным военачальником, он оказывался на передовой великого противостояния Запада и Руси, и здесь очень многое зависело именно от этих его качеств. Но был во всем этом и еще один момент — хоть князь и был человеком православным, но по большому счету ему было глубоко наплевать, в кого веруют его эстонские подданные — лишь бы дань платили исправно да с немцами сражались хорошо. А в итоге это назначение устроило всех — Ярослав получал в Прибалтике непосредственно ему подконтрольные земли с лично преданным человеком во главе и мог их в дальнейшем использовать как плацдарм для наступления на Запад. Новгородцы и псковичи получали буфер между своими землями и воинственным орденом и теперь могли спать спокойно. Ну, а эстонцы получали могущественного союзника, на поддержку которого могли рассчитывать в борьбе с западной агрессией. Что же касается Вячко, то он наконец после долгих лет скитаний получал удел, правда, беспокойный и порубежный, но все же удел. Довольны были все — кроме крестоносцев.

Князь Ярослав Всеволодович, правитель большого государственного ума, отличный вояка и просто бесстрашный человек, который в этой жизни не боялся никого и ничего, оказался тем, кому предстояло возглавить борьбу против натиска немцев на Восток. Образовав подвластное ему княжество в Юрьеве, он создал отличный задел на будущее, но, с другой стороны, этот план имел одно уязвимое место — здесь Ярослав очень сильно зависел от Новгорода, поскольку Переславль-Залесский находился далеко, и в случае опасности полки оттуда будут топать очень долго. А Новгород, вот он, рукой подать, но вот как поведут себя в этом случае новгородские смутьяны, на которых, по большому счету, трудно было в чем-либо положиться, предсказать не мог никто. И потому, желая сильнее укрепить свое положение в регионе, князь Ярослав пошел на Ригу, решив разорить это змеиное гнездо, но тут в дело вмешались эстонские старейшины. Они вполне логично указали князю на то, что у себя в тылу он оставляет мощнейшую датскую крепость — замок Линданизэ (Ревель), который русские называли Колыванью. С его захватом под властью Ярослава окажется практически вся Эстония, и, имея такой надежный тыл, он сможет запросто свернуть шею Рижскому епископу. Ярослав подумал и согласился, поскольку здесь его интересы совпадали с новгородскими интересами — в случае успеха те получали прекрасную перевалочную базу на торговом пути Новгород — Ладога — Нева — Ревель — Балтика. «И послушался их король, и вернулся с войском другой дорогой в Саккалу и увидел, что вся область уже покорена тевтонами, два замка взято, а его русские повешены в Вилиендэ. Он сильно разгневался и, срывая гнев свой на жителях Саккалы, поразил область тяжким ударом, решил истребить всех, кто уцелел от руки тевтонов и от бывшего в стране большого мора; некоторые, однако, спаслись бегством в леса» (Хроника Генриха Латвийского). Понятно, что князь Ярослав не просто так обрушился на жителей замка Вилиендэ и его окрестностей с репрессиями, он, очевидно, прекрасно был осведомлен о том, кто же предал русский гарнизон, сговорившись с немцами. И лишь после этого, присоединив к себе отряды эстонских союзников, он подошел к датскому замку Линданизэ и приступил к осаде. И здесь снова сказалось неумение русских брать крепости штурмом: «четыре недели бился с датчанами, но не мог ни одолеть их, ни взять их замок, потому что в замке было много балистариев, убивавших немало русских и эстов. Поэтому в конце концов король суздальский в смущении возвратился со всем своим войском в Руссию. А было то большое, сильное войско, и пыталось оно взять датский замок тевтонским способом, но не хватило сил. Разорив и разграбив всю область кругом, они вернулись в свою землю» (Хроника Генриха Латвийского). Вполне возможно, что, не сумев взять замок приступом, Ярослав стал бы действовать по старинке, «обложением», и в итоге добился бы своего, но новая напасть подкралась совершенно с другой стороны — князь вдрызг разругался с новгородцами. Почему эта ссора произошла и что послужило причиной, неизвестно, но продолжение она имела, когда Ярослав вернулся в Великий Новгород из этого похода, по меркам новгородцев удачного — «а полона приведе бещисла… злата много взяшя, и придоша вси сдрави», а по его понятию — нет — «но города не взяша». Сразу по прибытии на берега Волхова князь забрал семью и с полками ушел в Переславль-Залесский. «Поиде князь Ярослав с княгынею и с детми Переяслалю; новгородци же кланяхутся ему: «не ходи, княже»; он же поиде по своеи воли» (Новгородская I летопись). И пусть князь ушел от новгородцев по своей воле, легче от этого никому не стало, потому что вскоре орден начал новое наступление.