Африкан Шебалов - Тайна стонущей пещеры Страница 20

БЕСПОКОЙНАЯ НОЧЬ

Полковник Коркин пришел домой часов в одиннадцать вечера, усталый и расстроенный. - Отец, ты мне дай завтра на день машину, - встретила его Мария Ивановна. - Это зачем? - нахмурился Коркин, с неудовольствием наблюдая, как жена примеряет перед зеркалом новую шляпку, передергивает ее на голове то ниже, то выше, поправляет перья. - Надо же навестить ребенка! Нельзя бросать его на произвол судьбы! Мало ли что может с ним случиться! - Ничего не случится, - хмуро бросил Коркин, - не в Антарктиду поехал. Притом, он не один. - Вот ты всегда так, - отвернулась от зеркала Мария Ивановна. - У тебя единственный ребенок и такое к нему равнодушие. Он не один! - повысила она голос. - Этого я больше всего и боюсь. Там, знаешь, какое хулиганье! Или ты хочешь, чтобы и твой сын стал тоже хулиганом? Она опять повернулась к зеркалу и занялась шляпкой. - Ты, мать, всегда преувеличиваешь. Не может весь класс состоять из одних хулиганов. Да и наверняка таких там нет. Наоборот, коллектив воспитывает мальчика. - Уж лучше бы он сидел дома, не болело бы мое сердце, - жаловалась Мария Ивановна. - Устанет, мозоли натрет... - Здоровее будет! Ты совсем хочешь парня испортить! Где ты раскопала эту старомодную шляпу с такими крикливыми перьями? - не выдержал, наконец, Коркин. - Как старомодную? - начала было Мария Ивановна, но Коркин только махнул рукой и направился к спальне. - Так дашь машину? - Машина занята! - Всегда так. У тебя никогда не допросишься. Вот Анна Ивановна и в ателье, и на пляж, и куда хочет ездит, а чем я хуже нее? - обиженно заморгала Мария Ивановна. - Я тебя уже просил на эту тему никогда не заводить разговора, - резко проговорил Коркин и, войдя в спальню, закрыл дверь. Побаливала голова, все тело ныло какой-то нудной ломотой. Разговор с женой еще больше расстроил возбужденные за день нервы. Беседа с железнодорожниками ничего не дала. Нарушитель, вышедший прошлой ночью из моря, успел скрыться. Второй нарушитель за три месяца! А тут еще этот неуловимый Сыч! Знать бы хоть цели врага. Предположение лейтенанта Садыкова так и осталось пока только предположением... Коркин быстро разделся и лег, надеясь хорошенько выспаться. Но это ему не удалось. В четыре часа ночи на машине подъехал майор Силантьев. Взглянув в оживленное, повеселевшее лицо майора, полковник тотчас забыл об усталости и головной боли. - Кажется, выходит по-вашему, - сообщил Силантьев. Пока ехали в машине, майор рассказывал: - Только что получили сообщение от капитана Шарого. Оказывается, он уже видел Сыча своими глазами. Сыч пытался завербовать одного колхозника. Об этом Шарому сообщила ваша знакомая, Фомина. Потом недалеко от Заветного в пещере Шарый обнаружил следы Кованого каблука. И, самое главное, вместе с туристской группой вчера днем шел некий Матвеев с большим грузом. Очевидно, боялся идти кружным путем по оживленной дороге и пошел напрямик через перевал. Вечером вместе с одним из пионеров-туристов он поднимался на гору, видимо, для того, чтобы сориентироваться на местности. Потом без предупреждения исчез. Все это и вызвало подозрения у руководительницы группы, и она рассказала Шарому о странном поведении Матвеева. Машина остановилась. Когда оба вошли в кабинет, Силантьев продолжал: - По описанию внешности, какое дал Шарый, в этом Матвееве мы узнали Завьялова; он один только сумел тогда ускользнуть от нас при разгроме операции "Шпилька". Так что наивная, на первый взгляд, мысль Садыкова, с которой, сознаюсь, до последнего времени я не мог в душе согласиться, может оказаться правильной. - Парфюмерия?... - скупо улыбнулся полковник, - Что предпринял капитан Шарый? - Сообщает, что не сводит с Сыча глаз. Полковник поднялся: - Сейчас же звоните, чтобы усилили охрану плотины.

НА ПОСТУ

В спящей деревне разноголосо перекликались петухи. Перед палатками, поеживаясь, прохаживался Шумейкин. Он боязливо косился на безмолвный сад, на темные кусты за палатками, которые напоминали затаившихся животных. Время от времени Олег включал фонарик, но когда он гас, темнота вокруг сгущалась еще больше, и становилось страшнее. Особенно пугало, что кругом стояла такая глубокая тишина, будто все вокруг умерло. Набежал ветерок, поиграл листьями деревьев и затих. Вдруг откуда-то издалека донесся глухой, протяжный звук. Он напоминал тяжелый вздох или стон больного. Шумейкин остановился, прислушался, Думая, что стон ему почудился. Но вот звук повторился со стороны гор яснее. Несомненно, кто-то стонал. По спине у Шумейкина побежали мурашки. Он подошел ближе к палатке и замер. Минуту стоял, не шелохнувшись. Потом боязливо огляделся, поднял руку к лицу и при свете луны осторожно покрутил часы. Улыбнувшись, бойко отвернул брезентовую дверь палатки: - Эй, ты, Ягодка, вставай! Два часа уже! - толкнул он ногой спящего Коркина. Вася спросонья завозился, шурша соломой, потом, видимо, вспомнив, где он, быстро вскочил и поспешно оделся. - Держи! - сунул ему в руки часы Шумейкин. - Да не разбей смотри, разиня! - и шмыгнул в палатку. Коркин сладко зевнул, протер глаза кулаками и сонно огляделся по сторонам. ...Час дежурства пролетел незаметно. Попрежнему перекликались горластые петухи, да изредка тявкали спросонья собаки, и опять наступала тишина. Коркин уже несколько раз подтягивался на сучке яблони, приседал попеременно то на одной, то на другой ноге, становился на голову, придерживаясь за траву, пытался даже делать стойку на руках, но всякий раз кулем сваливался на землю. Заметно прояснилось. Небо над горами заалело. Коркин взглянул на часы, подошел ко второй палатке, отвернул угол брезентовой двери и склонился над спящей Галей Пурыгиной: она должна сменить его. Луна освещала лицо девочки. Галя во сне чему-то улыбалась. Коркин постоял немного в нерешительности, потом, взглянув еще раз на девочку, тоже улыбнулся и тихо отошел в сторону. Он решил еще раза три повторить весь комплекс своих упражнений. ...Кое-где в окнах появился свет. В темноте за домами раздались первые голоса. Возле правления колхоза заурчал мотор машины. Деревня просыпалась. А Коркин все прохаживался перед безмолвными палатками. Когда стрелка часов показала четверть пятого, Вася прокричал подъем.

УТРО

Автобус, переваливаясь с боку на бок, задевая ветки деревьев, взбирался все выше и выше в горы. Стало почти совсем светло. На одном из открытых поворотов Вера Алексеевна попросила шофера остановить машину. Ей хотелось показать ребятам восход солнца. Сама она всегда с волнением любовалась этим прекрасным зрелищем, ради которого не раз поднималась на вершину Ай-Петри. Пионеры высыпали из автобуса и столпились на краю дороги. Отсюда сбегал вниз почти отвесный спуск. Там, глубоко, сквозь туман еле различимо виднелась деревня. А за ней далеко-далеко распласталось море. Все кругом было затянуто холодной синеватой пеленой. Только небо с вылинявшими на востоке звездами теплело, розовело, золотилось тем ярче, чем ниже к горизонту. Над самой водой светилась тонкая красная нить. Свинцово-серое море казалось твердым: кинь камень - отскочит. Кругом стояла неподвижная тишина. Постепенно алая нить набухала, теперь уже она была похожа на гигантский мазок огненно-красной акварели, положенный неведомым художником. Мазок все больше разгорался, и вот из воды показался краешек сверкающего солнечного диска. Быстро, как на театральной сцене, диск выползал вверх, словно кто выталкивал его снизу, рос, накалялся так, что глазагл становилось больно смотреть, и вот, наконец, расплавленным червонным золотом брызнули первые солнечные лучи. - Ура-а-а! - закричали ребята, приветствуя рождение нового дня. - Смотрите! Смотрите, как разбегаются лучики! - захлопала в ладоши Оля Пахомова. Ярко озарились верхушки гор. Желтая полоса света быстро спускалась вниз по склонам, растворяя холодную туманную пелену. Все вокруг окрашивалось в праздничный золотисто-оранжевый цвет. Солнце оторвалось от горизонта и, кажется прекратив движение, повисло над водой. Море преобразилось, заиграло светлыми, нежными красками, заискрилось, заплескалось о песчаный пологий берег. Разрезая наискосок волны, от берега уходили в море на белужий лов три рыбачьих баркаса. ...Плантация розы была разбита в неглубокой долине. Автобус проехал мимо поля, засаженного табаком, и остановился возле большого навеса у дороги. Высокие пышные кусты розы, усыпанные цветами, разливали приторно пряный аромат. Там и тут мелькали цветные косынки, соломенные шляпы, фуражки, медленно двигаясь по рядкам меж розовых кустов. Не успели ребята выйти из автобуса, как к навесу, дребезжа, подкатила полуторка Жорки. Из кузова первой выпрыгнула Зинка. - А вот мы вас и догнали, - подскочила она к Сбитневу. - Мы с Мишкой прибежали в сад, а вас уже и след простыл. Хорошо, что Жорка подвернулся. Мы будем работать в вашей бригаде. Ладно? Мишка, иди сюда! Из-под навеса вышла Елизавета Петровна. Увидев ребят, она крикнула в сторону плантации: - Фрося, расставляй людей, - и направилась к Вере Алексеевне. - Сегодня выходной. На воскресник, видите, сколько народу прибыло. С такой армией мы часа за три управимся, - улыбнулась она и взглянула на часы: - А вы даже раньше времени приехали. - Почему? Точно в пять, как и договаривались, - посмотрела Вера Алексеевна на свои часы. - Нет, сейчас только половина пятого. Они у вас на полчаса торопятся. Да и по солнцу видно... - Удивительно... - подняла брови Вера Алексеевна и перевела стрелки часов. - Никогда с ними такого не случалось. Стоявший поблизости Шумейкин бочком попятился от учительницы, наскочил на Зинку и столкнулся с шофером. - Ты чего это, Олег, как краб, боком лезешь? - придержал дядя Гриша за плечи мальчика. - Фуражку забыл... в автобусе, - нашелся Шумейкин и вскочил на ступеньку машины. Дядя Гриша рассмеялся: - Вот чудак! Фуражку ищет, а она у него на голове.... Звеньевая Фрося, бойкая, подвижная девушка, расставила ребят по рядкам. Около автобуса остался только дядя Гриша. Он покопался в моторе, что-то почистил, подкрутил и закрыл капот. - Здравствуйте, Григорий Ильич, - подошел к нему Жорка. - Как ваш голубой экспресс в горах себя чувствует? За сутки Жорка успел подружиться с неторопливым шофером из турбазы. - Ничего, бегает. - Красавец! - с детской завистью окинув взглядом автобус, вздохнул Жорка и погладил ладонью никелированную фару. Дядя Гриша снисходительно улыбнулся: - А твой примус как, коптит? - Да нет. Зачем коптит? Вот карбюратор вчера маленько капризничал, так я вмиг профилактику сделал! Сейчас мы на полном ходу. От навеса отъехала машина, груженная круглыми металлическими баками с лепестками розы. Дядя Гриша проводил машину взглядом и закрыл дверцу автобуса: - Ну, что ж, пойдем поможем? - кивнул он в сторону плантации. - Не могу, Григорий Ильич, - развел руками Жорка, - розу на завод транспортировать надо. Особого распоряжения жду. - Ну, ну. Коль имеешь такую команду - жди, - согласился, дядя Гриша и пошел к сборщикам розы. Ребята двигались по междурядиям, переходя от куста к кусту. Коркин долго не мог приноровиться к непривычной работе. То обрывал цветок только с одного бока, то ронял нежные лепестки на землю и, косясь на ребят, торопливо подбирал их. Первое время он вздрагивал при каждом уколе шипа, потом пересилил себя и не стал обращать на это внимания. Он старался не отставать от товарищей и с завистью и уважением поглядывал на Зинку. "Как она быстро управляется", - думал он. Девочка шла уже шагов на десять впереди всех. А Зинка словно и не работала, только пританцовывала вокруг каждого куста и тараторила без умолку: - Знаете, мы розу теперь будем возить на новый завод. Говорят, большой-большой. Я там еще ни разу не была... Она то и дело оборачивалась к ребятам, жестикулировала, не переставая в то же время быстро и ловко обрывать лепестки. - А знаете, чтобы получить килограмм розового масла, надо собрать полторы-две тонны лепестков, - крикнула она и тут же добавила: - Вы хоть побыстрее идите, а то мне совсем даже не с кем будет разговаривать. К Вере Алексеевне, работавшей вместе с ребятами, подошла звеньевая Фрося: - Товарищ учительница, нам бы двоих ребят на относку лепестков. Вера Алексеевна выпрямилась: - Виктор, ты пойдешь, - сказала она Сбитневу, потом задержала взгляд на Шумейкине. Тот с надеждой смотрел на учительницу, и она, помедлив, добавила: - Ну, и ты, Олег! Шумейкин охотно побежал вслед за звеньевой. Его совсем не радовала работа на этих колючих кустах. Под навесом, куда Сбитнев и Шумейкин принесли первую корзину лепестков, стояла Елизавета Петровна. Она делала карандашом какие-то пометки в потрепанном блокноте. Возле нее переминался с ноги на ногу Жорка. - Так как же, Елизавета Петровна, можно? - тянул он, умоляюще глядя на председателя. - Я полночи профилактику делал, всю схему проверил. Хотите, при вас заведу? - Знаю я твою таратайку, - отмахивалась от него Елизавета Петровна. Тебя в поле с навозом пошлешь, и то душа болит. А тут груз-то какой чистое золото! - она повернулась к Сбитневу и Шумейкину. - Вы, ребята, корзину вот сюда, в тень, подальше от солнца ставьте, указала она под стену, на которой висело несколько фонарей "летучая мышь". Вскоре вдоль стены под навесом выстроилось в два ряда более десятка корзин. Шумейкин недовольно сопел. Оказывается, эта работа ничуть не легче. Витька чуть не бегом таскает корзины, и ему приходится бегать. "И чего Сбитнев из кожи лезет?" - думал он, но помалкивал, зная крутой нрав товарища. На плантации звеньевая спросила их: - Много уже корзин набралось? - Штук четырнадцать-пятнадцать, - вытер Сбиткев вспотевший лоб. Фрося озабоченно посмотрела на дорогу и вслед за ребятами пошла под навес. - Отправлять розу надо бы, - сказала она председателю. - Масло теряется! А машина с завода еще не скоро вернется. Не рассчитали мы с транспортом, - Елизавета Петровна, ну чем не транспорт?! - ударил себя в грудь кулаком Жорка. - Честное комсомольское, вмиг доставлю! Вот увидите! Фрося испытующе поглядела на полуторку: - Может, правда, попытаемся, Елизавета Петровна? Сейчас одной машиной все равно не управиться. Людей-то вон сколько. Прямо в корзинах и отправим. Накроем сверху брезентом, и все, - она взглянула на Жорку. - А в случае если застрянет - перегрузим. Несколько ребят с ним пошлем. Жорка просиял всем своим конопатым лицом; - Елизавета Петровна, я со всей ответственностью... - воодушевился он, но председатель не дала ему договорить: - Ладно, мучитель ты мой. Поезжай! Но если и на этот раз застрянешь сразу же в утильсырье твою таратайку сдам. - Да я!.. - радостно вскрикнул Жорка и, не договорив, бросился к своей машине.