Кровавый юбилей - Олег Владимирович Ракитянский Страница 20

Попытки Е. Петрушевича оттеснить полковника от руководства ВО-УВО не имели успеха. При посредничестве известных политических деятелей ЗУЗ В. Целевича и С. Федака-старшего между двумя оппонентами было установлено перемирие. Насколько оно оказалось долговечным показало будущее. Улаживание вопроса взаимоотношения с диктатором позволило полковнику реорганизовать возглавляемую ВО-УВО: ликвидировать коллегиальную систему (обезпечить себя диктаторскими полномочиями – О. Р.), назначить окружных и повитовых командантов, организовать штаб и стать всевластным Командантом экспозитуры.

В протоколе допроса от 14 декабря 1944 года в НКВД М. Курах показал: «…После приезда Коновальца во Львов началась подготовка к созданию единой националистической организации, которая должна была объединить националистические кадры, формации бывших Сечевых Стрельцов, Галицкой Армии, эсэров, радикалов и других, организовать работу националистических вооружённых сил поднять восстание».[95]

Оба автора сами того не желая, опровергают установившиеся исторические стереотипы о роли Е. Коновальца в создании ВО-УВО. Но важна не только непричастность полковника к военной организации на начальном этапе её формирования и завершения её структурирования в конце 1921 года, куда важнее то, о чём уважаемые, украинские историковеды М. Курах и А. Кентий умалчивают по разным объективным, а не субъективным причинам. На наш взгляд эти причины хорошо известны, но их оглашение может дезавуировать и разрушить некоторые исторические мифы и стереотипы украинского националистического движения двадцатых годов двадцатого столетия в Европе под руководством полковника Е. Коновальца и его приемников.

Ещё раз обратим внимание на приведённый абзац: «…уцелевшие от репрессий члены… обратились по рекомендации к Е. Коновальцу… Отсутствие документов или каких-либо иных источников, к сожалению, не даёт возможности точно восстановить обстоятельства, при которых Е. Коновалец возглавил руководство военной организацией» (выделено – О. Р.).

И больше ничего!

Хотя имеется интригующая информация о том, что кто-то уцелел. Но об этом никто кроме М. Курах и А. В. Кентия не сообщает. Разыскивать их никто из историков не пожелал. Хотя был ещё жив О. Навроцкий, который после Второй мировой войны писал, что являлся, чуть ли не руководителем Львовской экспозитуры ЗУНР (т. е. ВО-УВО). Неужели установить фамилии «уцелевших членов» представляло какую-то трудность и тайну? Допускаем, что были некие причины, в силу которых полковник Е. Коновалец не захотел или по каким-то иным причинам отказался указать в воспоминаниях, в своих многочисленных письмах, дату и обстоятельства образования ВО-УВО в июле – августе 1920 г. Но, кто к нему пришёл осенью 1921 г. с просьбой возглавить резидентуру ЗУНР, он мог бы всё же вспомнить и сообщить?! К тому же в середине 30-х годов это было уже не секретно и не угрожало нанесением какого-либо ущерба украинским националистам, основательно осевшим в Германии. И всё же – эту тайну полковник предпочёл унести с собой в могилу, вместе с «Судоплатовскими конфетами», 23 мая 1938 г. в г. Роттердам. Но, с другой стороны, насколько она может быть тайной, если в письмах диктатора и в документах ЗУНР прямо указывается, что Е. Коновалец был поставлен во главе Львовской экспозитуры ВО-УВО – Е. Петрушевичем?!

Между прочим, М. Курах своими показаниями подтверждает последующие обвинения полковнику со стороны руководства ЗУНР о том, что он проводил свою собственную работу отличную от ЗУНР, то есть враждебную интересам диктатора и его правительству. А в такой работе была заинтересована лишь одна сторона – Польша.[96]

Представляется, что исследователь А. В. Кентий прекрасно осведомлен, кто были эти «уцелевшие члены» военной организации, и кто именно им рекомендовал обратиться к Е. Коновальцу. А было ли вообще обращение к полковнику!? Его ведь могли назначить «сверху» не спрашивая тех, кто «уцелел». Зададимся другими вопросом. А допустимо ли в таких ситуациях спрашивать рядовых участников подпольной организации?! Разве допустимы в разведывательной деятельности на территории вражеского государства элементы «выборной демократия»?! Ответ на эти вопросы последует – отрицательный. Однако, для подавляющего числа украинских исследователей тот факт, что полковник никакого отношения к созданию УВО не имел и возглавил уже созданную разведывательную экспозитуру лишь с конца 1921 г., остаётся по-прежнему тайной, что не может вызывать удивление, а вместе с ним и сожаление за коллег историков.

Вступив в должность, Е. Коновалец, наверное, понимал, что после покушения С. Федака-младшего на Ю. Пилсудского, неудач, связанных со всеукраинским восстанием первой половины 1921 г., о котором он был осведомлён от Ю. Тютюнника и поражения «Второго зимнего похода», лимит возможностей по организации новой интервенции на Украину был исчерпан. Необходимо было восстанавливать ВО-УВО и определять новые формы «борьбы» в новых условиях, но для этого, прежде всего, требовалось определиться с объектом действий, то есть – врагом. А на эту роль был лишь один претендент – Польша. Но, она лично ничего плохого полковнику не сделала. Сохранивший своё влияние в Жечи Посполитой главный атаман С. Петлюра по-прежнему протежировал своего доверенного подчинённого.

В отношении новых форм, – они не заставили себя долго ждать. На ЗУЗ с начала 1922 года, в результате развернувшейся активной коммунистической пропаганды, поднялись народные волнения против структур польской администрации в сельских районах. Во многих случаях они выливались в акты саботажа, террора, диверсий и бойкота в выборы в Сейм. Но, странным образом, поддержать коммунистов в их выступлениях против оккупационного режима поляков, а уж тем более использовать сложившиеся условия для организации народного восстания Е. Коновалец отказался. Несмотря на указание Е. Петрушевича о его подготовке перед отправкой полковника в Край. При этом, как руководитель Начальной команды ВО-УВО в приказном порядке предложил новую форму «борьбы»:

1. Не выступать против так называемой «бранки» (т. е. призыва украинцев в польскую армию);

2. Не препятствовать участию местного украинского населения в выборах в законодательные органы власти. То есть признать оккупационный режим – участием в избрании его органах правления!

Смысл указаний «керманыча» не оставляет сомнений, что «новая форма» родилась в кабинете начальника управления польской полиции! В конечном итоге 1922 года подвёл некую черту под «революционно-военным» периодом деятельности ВО-УВО (1920–1922 гг.). За исключением убийств (на языке ВО-УВО – «атентат» – О. Р.). В частности, в отношении предателей.

Очередным, получившим широкую огласку в Крае, уголовным делом стал факт убийства во Львове, осенью 1922 года преподавателя гимназии, публциста, русского, кандидата в Сейм Сидора Твердохлеба. Следствие сразу вышло на след преступника и вскоре задержало, и допросило некоего М. Дзиковского. Как мы уже указывали, последний являлся поветовым комендантом Чесановщины, комендантом Любачевской округи, связником Начальной команды ВО-УВО с округами, он же руководитель районной