Лев Никулин - Мертвая зыбь Страница 21

А народ пел:

...Но от тайги до британских морей

Красная Армия всех сильней!..

Воровского убил белогвардеец Конради.

Якушев вспомнил слова Дзержинского о том, что "Трест" с особым вниманием должен относиться к замыслам белогвардейцев о "терактах". Как был он прав! Враги никого не щадят! И в сознании все больше нарастало возмущение. Это было возмущение советского человека - гражданина.

19

Весной 1923 года Роман Бирк переживал трудное время. Он знал, что по всей Эстонии шли аресты его бывших товарищей, ушедших в подполье. Это вызывало двойное чувство: боль за тех, кого ожидал военно-полевой суд и, значит, расстрел, а затем - страх за себя.

Все чаще приходила мысль, что его положение в особняке эстонского посольства опасно. Если кто-нибудь из арестованных назовет его, Бирку припишут шпионаж в пользу Советов, и тогда... ему угрожает военно-полевой суд.

Но все эти чувства отходили на второй план, когда он видел, что в стенах посольства майор Лауриц, в сущности, выполнял работу английского разведчика. До сих пор Бирк стоял в стороне, ему не поручали секретных заданий, он занимался налаживанием добрых отношений с нэповскими коммерсантами и переводил на эстонский язык статьи из советских газет для отдела печати эстонского министерства иностранных дел. Но в конце апреля у Бирка произошла неожиданная и имевшая для него огромное значение встреча.

В ту весну был поздний ледоход. Роман Бирк решил отправиться на прогулку, посмотреть на вскрывшуюся Москву-реку, говорили об опасности наводнения.

В этот день у Бирка произошло столкновение с советником посольства. Подражая дипломатам великих держав, он требовал чинопочитания и всячески подчеркивал разницу между собой и каким-то атташе по делам печати. Бирка это возмущало. Он еще не забыл простые товарищеские отношения между старшими и младшими командирами в Красной Армии. К командующему армией он обращался: "Товарищ командарм!" - и знал, что перед ним действительно товарищ. Они делили горе и радость, между ними были подлинно товарищеские отношения, хотя у командарма больше знаний и опыта. А тут, в стенах миссии, какой-то нажившийся на войне невежественный и зазнавшийся чиновник помыкал Бирком, и это надо было терпеть. Бирк старался не попадаться на глаза послу, советнику и изобретал неотложные дела, мнимые деловые свидания и бесцельно бродил по Москве.

На крышах еще лежал смерзшийся снег, но мостовые и тротуары от него почти очистились, видны были зияющие выбоины, краска на фасадах домов облезла, и Москва выглядела грустно. Бирк видел усилия города подновить дома - кое-где они были обнесены лесами, - на Петровке чинили мостовую. Люди после тяжелой зимы повеселели, на бульварах, там, где посуше, звенел детский смех, слышались молодые голоса - девушки в красных платочках и юноши толпились за оградой университета на Моховой. Молодые люди еще донашивали студенческие тужурки. Впрочем, ни тужурок, ни фуражек почти не было видно, это было новое студенчество - рабфаковцы: рабочие, крестьяне, подобно Ломоносову пришедшие в Москву за наукой. Но теперь таких юношей были сотни, тысячи.

В таких размышлениях Бирк не заметил, как дошел по Ленивке до старого Каменного моста, который тогда назывался Большим Каменным, хотя был не большим и не каменным, а железным на каменных быках. На мосту, у перил, стояли люди, любовавшиеся ледоходом. Было что-то радующее в прибывающей воде, в том, как лед разбивался о прикрывающие каменные опоры моста деревянные выступы. Разбиваясь, перевернутые на бок льдины неслись по течению, и казалось, что это плавники гигантских рыб. Обычно мелководная в те времена, Москва-река теперь казалась большой, глубоководной и грозила наводнением. Но это не смущало москвичей. Они радовались приходу весны: ледоход до некоторой степени символизировал пробудившиеся силы страны.

Бирк стоял на мосту, смотрел на плывшие льдины и сначала не заметил, как позади остановился автомобиль. Хлопнула дверца, и какой-то военный быстрыми шагами подошел к перилам, остановился рядом, посмотрел на реку и, рассеянно взглянув на Бирка, воскликнул:

- Роман? Ты!

- Август Иванович!

- Вот встреча! - улыбаясь, заговорил военный. - Куда ты пропал? Где ты, что ты?.. Погоди... У меня час свободного времени, потолкуем.

Он подошел к автомобилю, что-то сказал шоферу и вернулся.

- Где бы нам поговорить? Какой ты франт, Роман! - Он взял Бирка под руку, и они пошли к Александровскому саду. Бирк все еще не находил слов, он только в растерянности повторял: "Август Иванович".

Да, это был его командарм, Август Иванович Корк.

- Ну, как живешь, Роман? - спрашивал Корк. - Я, признаться, думал, что тебя нет на свете. В те времена попасть в лапы белых - верная смерть. Да и теперь не легче... Мы знаем, какая судьба ждет заключенных, наших товарищей в тюрьмах буржуазной Эстонии. Рад, что ты жив.

Бирк смущенно улыбался. Они сели на скамью. В Александровском саду было еще сыро и потому пустынно.

- Я много слышал о вас, Август Иванович. Вы - герой, штурмовали Перекоп...

- Было... Теперь - мир, однако работы много, я все еще в армии. Ну, а как твоя жизнь, женат? Есть дети? - Он ласково смотрел на Бирка сквозь пенсне. - Приятно встретить боевого товарища. Помнишь, что мы с тобой пережили... День провозглашения Эстонской трудовой коммуны... Правда, в Тарту она существовала только двадцать пять дней, а в Нарве - пятьдесят. Все-таки, если бы не интервенты, не белогвардейцы, не шведские и датские добровольцы, мы бы устояли. Мы хорошо дрались... Где я видел тебя в последний раз?.. Погоди, дай вспомнить.

- В Тарту, Август Иванович... Мы тогда отходили, я был в разведке, двоих товарищей убили, меня спрятали на мызе крестьяне. Жил там месяц, под видом работника...

Бирк замолчал. Ему было тяжко продолжать.

- Ну, а потом?

- Потом... закопал карабин, сжег бумаги. У власти были буржуи. В феврале девятнадцатого года с советской властью в Эстонии было покончено.

- Ты думаешь, навсегда? Нет, дорогой Роман.

- Тогда я так думал...

- Те, кто ушли в подполье, думали иначе...

- Да, знаю, но это были сильные духом...

- Правда. А ты что же... себя к ним не причисляешь? - несколько холоднее спросил Корк.

- Август Иванович! Я вам скажу всю правду. Скажу все, как было. Я скрыл свое прошлое, скрыл, что я командир полка эстонской Красной Армии. Разыскал своего дядю, он стал видным деятелем буржуазной республики. От него я тоже скрыл то, что я был красным командиром. Он знал только, что я был прапорщиком... И вот теперь... - Бирк вздохнул.

- Что теперь?

- Теперь, Август Иванович, вы видите перед собой, с позволения сказать, дипломата, члена эстонской дипломатической миссии в Москве. - Бирк говорил быстро, точно боялся, что его не дослушают. - Разве я не вижу, куда эти господа ведут нашу родину, как нагло обращаются с нами "великие" державы! Что для Антанты маленькая Эстония? Картофельная республика! Один из лимитрофов*. В буржуазной Эстонии настоящих героев-революционеров держат в тюрьмах, судят полевым судом, а таких, как я, превращают в лакеев. Верьте мне, Август Иванович, для меня мучительно то, что я должен скрывать свое прошлое, свои сокровенные мысли и лгать, лгать, лгать!

______________

* Лимитрофами называли тогда Польшу, Литву, Латвию, Эстонию и Финляндию - буржуазные государства, созданные Антантой в 1917 году и выполнявшие якобы роль "заслона" от большевистской России.

Август Иванович молчал, отведя глаза в сторону.

- Я сижу рядам с вами, моим командиром, и не смею вас назвать "товарищ командарм"... И мне это больно! И нет выхода, потому что я чувствую, что даже вы мне не поверите!

- Ты так думаешь? - помолчав, сказал Корк. - Правда, люди меняются, но я все-таки тебя знаю... знал, по крайней мере... Ну и что же ты думаешь делать? Продолжать лгать? Себе и другим?

- Не знаю...

- Вот это скверно, что не знаешь. Во всяком случае, так больше жить нельзя. Надо искать выход. Когда мы отступали, ты оказался в трудном положении. Другие ушли в подполье, связь с товарищами оборвалась, у тебя не хватило сил и воли, и, кроме того, ты не мог бороться в одиночку... Но теперь, когда ты понял, что тебе не место в миссии, - уйди. Что ты делаешь в миссии?

Бирк рассказал.

- Пока ты не делал ничего дурного и ничем не вредил советской власти, но, Роман, где гарантия, что эти господа не используют тебя как орудие против нас? Они ведь не только ведут с нами дипломатические переговоры.

Они занимаются и другими делами.

Бирк молчал. Что он мог сказать?

- Тебе никогда не приходила в голову мысль - уйти, начать новую жизнь, вернуться в среду старых товарищей?

- Август Иванович! Можете мне верить, когда меня назначили атташе миссии в Москве, я подумал: вот выход, останусь в Москве, расскажу всю правду, как бывший красный командир оказался на службе у буржуазного правительства. И каждый раз, когда думал об этом, меня страшила мысль: кто мне поверит? Кто поверит в искренность моих слов? Мои боевые друзья погибли или брошены в эстонские тюрьмы. Здесь, в Москве, тот, кто меня знал, считает погибшим или, хуже, - предателем. Мог ли я подумать, что мой командарм так по-человечески, по-товарищески будет говорить со мной... Счастье, что я вас встретил.