Степан Шешуков - Неистовые ревнители. Из истории литературной борьбы 20-х годов Страница 21

Как ни запугивали буржуазным перерождением напостовцы делегатов XIII съезда, партия отвергла их притязание на монопольное, диктаторское положение в литературе.

После этого, казалось бы, напостовцам, как примерным партийцам – они ведь преподносили себя такими чистыми, преданными, верными идеям партии коммунистами, ратующими за соблюдение партийной линии, – следовало с таким же рвением и проводить в жизнь решение съезда. Но вышло все наоборот. Пробравшись (здесь это слово уместно, другого трудно подобрать) к руководству ВАПП, группа напостовцев в лице Лелевича, Родова и Вардина возомнила себя великими и незаменимыми деятелями литературного фронта. Громкая «левая революционная» фраза, шумиха вокруг борьбы за «чистоту партийной линии в литературе», рекламирование и раздувание успехов напостовцев, среди которых они больше других оказались на виду и поэтому присваивали себе славу всего движения, – все это в обстановке тех лет, в глазах малоопытной революционной молодежи обманчиво поднимало их авторитет. Они стали ответственными руководителями ВАПП, редактировали журналы «На посту» и «Октябрь», все самые важные выступления от организации брали на себя. Возле них образовался узкий круг – Авербах, Зонин, Безыменский, Ингулов, – и эта группка определяла линию напостовства в целом.

Великой своей победой эти горе-деятели посчитали 1—ю Всесоюзную конференцию пролетарских писателей. Но они никак не могли предположить, что она окажется началом их катастрофического падения. Им удалось, как мы видим, отстоять свои антиленинские, антипартийные взгляды в резолюции конференции по докладу Вардина «Идеологический фронт и литература», опубликованной в «Правде» от 1 февраля 1925 года («Правда» тогда помещала декларации и документы самых различных литературных групп: конструктивистов, «кузнецов», напостовцев). В резолюции записано: «Преобладающим типом попутчика является писатель, который в литературе искажает революцию, зачастую клевещет на нее, который пропитан духом национализма, великодержавности, мистицизма… С полным основанием можно сказать, что попутническая художественная литература – это в основе своей литература, направленная против пролетарской революции».

Но вслед за публикациями материалов Всесоюзной конференции центральный орган нашей партии выступает со статьей заведующего Отделом печати ЦК РКП(б) И. Варейкиса «О нашей линии в художественной литературе и о пролетарских писателях», в которой разъясняется резолюция XIII съезда партии «О печати». В ней подверглась резкой критике тактика напостовцев, занимающихся «огульной, беспардонной травлей»[136] попутчиков и добивающихся диктаторства в литературе.

Какое значение придавала партия литературному делу в стране, особенно в связи с бурным ростом пролетарского литературного движения и противоречивыми взглядами на задачи и пути развития советской литературы, видно из мероприятий ЦК РКП(б) на протяжении всего 1925 года. В начале этого года была образована специальная комиссия при ЦК партии. Ей предстояло всесторонне изучить состояние литературного дела и представить в ЦК развернутые предложения. К ее работе привлекались видные деятели партии, культуры и литературы, представители различных литературных направлений. На ее заседаниях шли жаркие споры. В ходе дискуссии вскрылись ошибки двух борющихся сторон – Воронского и напостовцев – и были намечены общие и конкретные линии политики партии в области литературы.

На заседании от 3 марта 1925 года выступил постоянный член комиссии М. В. Фрунзе. Его мудрое, дальновидное слово произвело большое впечатление на всех присутствующих. Именно после выступления Фрунзе в среде напостовцев начался раскол, а здоровую, партийную часть напостовства возглавил Дмитрий Фурманов – воспитанник и соратник выдающегося полководца.

Фрунзе поддержал сторонников пролетарской литературы: «Мы несомненно должны стремиться к завоеванию пролетариатом прочных позиций в области литературы, так же, как и в области всего искусства. Эту принципиальную линию я считаю правильной и ее поддерживаю»[137].

Основная часть его речи была направлена против позиции напостовцев. «Я считаю, – сказал он, – что напостовцы занимают позицию, которая является политически вредной и опасной».

Фрунзе обстоятельно обосновал свою мысль: «Проводимая ими фактически линия административного прижима и захвата литературы в свои руки путем наскоков – неверна: таким путем пролетарской литературы не создашь, а политике пролетариата навредишь. Тов. Вардин неправ, когда говорит, что «Красная новь» в своей деятельности содействовала отходу попутчиков от пролетарского лагеря, являясь, как он выразился, промежуточной базой для перебежчиков. По аналогии с военным делом я знаю, что отпугивает попутчиков от нас не «Красная новь», а скорее та тактика и те методы, которые пропагандируются журналом «На посту». Он обращается к творчеству попутчиков и говорит, что надо воспитывать и ценить их дарования.

«Между прочим, по-моему, Леонов – очень крупный русский писатель, – сказал Фрунзе. – Ему тоже еще надо учиться, он растет, но если мы его не испортим, то в будущем это будет крупная литературная величина… То течение, которое возглавляется тов. Маяковским, моему уму и сердцу мало понятно. Я предпочитаю более реалистические приемы. Но считаю его вполне законным оттенком в нашей советской литературе и ничего антикоммунистического в этом направлении не нахожу. Думаю, что ошибка в этом направлении заключается в том, что им чрезмерно выдвигается на первый план форма, а содержание же отодвигается назад.

Маяковский. Не форма, а производство.

Фрунзе. Производство связано с формой»[138].

М. В. Фрунзе своим отношением к литературе давал урок напостовцам. Мы видим, как он осторожен и тактичен в оценках литературных явлений: «по-моему», «я предпочитаю», «думаю». Он доказывает и разъясняет, а не командует, не выносит окончательного приговора, как напостовцы. А вместе с тем совершенно ясна его позиция в вопросах литературы: он за реализм и поэтому так высоко и проницательно оценил Леонида Леонова; он противник формализма и поэтому критикует лефовцев, не Маяковского, а направление, им возглавляемое, при этом находит его «вполне законным оттенком в нашей советской литературе».

В своей речи М. В. Фрунзе подверг принципиальной критике своего друга по работе в Иваново-Вознесенске А. К. Воронского за то, что тот отвернулся от пролетарского литературного движения: «Оставаться в стороне от этого процесса и тем более иметь в лице ВАПП противников – абсолютно недопустимо. То обстоятельство, что ВАПП в своей массе настроен в отношении линии, проводимой тов. Воронским, враждебно, для меня является несомненным доказательством допущения им каких-то ошибок. Эти ошибки я вижу в неправильном организационном подходе тов. Воронского, и эти ошибки необходимо ему исправить.

По аналогии с лозунгом «Лицом к деревне», я считаю, что тов. Воронскому нужно обратиться полностью лицом к пролетарской молодежи и, с другой стороны, нашим напостовцам необходимо обратиться лицом к попутчикам. Здесь необходимо сделать выпрямление с той и другой стороны. Это откроет возможность для объединения наших партийных усилий в деле овладения литературой. Методы острой кружковой борьбы, сплошь и рядом практикуемые теперь, должны быть нами решительно осуждены и отброшены».

Плодотворные результаты деятельности литературной комиссии стали основанием исторического решения ЦК РКП(б) от 18 июля 1925 года, решения, которое остается актуальным и для нашего времени.

Работа комиссии была плодотворной и сама по себе. Многим ее рядовым участникам, руководителям литературных объединений впервые во всей сложности открывалась проблема строительства новой литературы, и они убеждались, насколько правильным был подход нашей партии к этому сложному, тонкому и очень важному делу.

ГЛАВА 8

Участником комиссии был и Дмитрий Андреевич Фурманов. Как никто из его товарищей по литературной борьбе, он искренне и во всей полноте принял линию партии, тем более, что эта линия ни в чем не противоречила его убеждениям. Он и раньше видел многие ошибки и заблуждения своих соратников. Не мог Фурманов согласиться с отрицанием классического наследства. Воспитанный на лучших образцах русской реалистической литературы, он еще в

юношеские годы постиг ее гуманистическую сущность и выразил это в дневниковой записи 1913 года следующими словами: «Лучшие умы не глумились над человеком. Они страдали и своим страданием прокладывали и указывали путь, или они любили и показывали, как надо любить, – таковы Толстой, Достоевский, Горький и Тургенев»[139]. Не мог он через десять лет, умудренный опытом жизни и революции, изменить своего отношения к классикам. И это так. Отвечая на вопрос анкеты 1925 года «Любимые писатели», он назвал Л. Толстого, Ф. Достоевского, М. Горького. Известно, с какой любовью и благоговением относился Фурманов к Горькому до последних дней своей жизни, с каким нетерпением ждал от него писем, считая Горького первым и лучшим своим учителем. О «Красной нови» в 1921 и 1922 годах Фурманов в печати откликался положительно, с восторгом оценивал произведения тех самых попутчиков, которых в журнале «На посту» именовали клеветниками, будто бы умышленно извращавшими революцию. Вот его отзыв о пьесе Вяч. Шишкова «Вихрь», опубликованной в № 1(5) «Красной нови» за 1922 год. «Открывается номер четырехактною пьесой Вяч. Шишкова «Вихрь». Невозможно, немыслимо читать без захвата эту драматическую быль недавнего прошлого… Эти жертвы чужой, непонятной (пока еще) войны являются тем ферментом, на котором станет бродить потом прозревающая деревня»[140].