Александр Доманин - Великие битвы. 100 сражений, изменивших ход истории Страница 21

После первых поражений Максенций поначалу решил придерживаться стратегии, которая помогла ему в 307 году против Галерия. У императора имелось множество забитых до краев зернохранилищ в Риме на случай продолжительной осады, укрепления города были в отличном состоянии, кроме того, преторианская гвардия, приведшая его к власти, по-прежнему сохраняла верность Максенцию. Однако, получив известия о приближении Константина к Риму, Максенций резко меняет стратегию и решается на наступление. В знак окончательности такого решения император приказал разрушить Мульвиев мост на пути соперника, а сам с войском начал переправу на правый берег Тибра. С военной точки зрения, решение более чем странное.

Многим тогда казался непонятным стратегический пируэт Максенция, отказавшегося от крепкой и надежной позиции и рискнувшего биться с врагом в поле, к тому же имея за спиной реку. По словам христианского писателя Евсевия, «будто какими цепями, Бог… увлек его далеко от городских ворот». Многие были склонны приписывать опрометчивый шаг императора магии, которой тот увлекался. Но, вероятно, причины были более прозаичными и никак не связанными с небесными делами. Скорее всего, Максенций нетвердо чувствовал себя в Риме, где горожане почти в открытую называли его трусом и совсем не горели желанием испытывать трудности осады. Столь же вероятно, что он получил сведения о небольшой численности армии Константина. Наконец, его переправа через Тибр, скорее всего, говорит о том, что он не слишком доверял собственной армии и постарался поставить ее солдат в такое положение, которое вынудило бы их сражаться, хотя бы для защиты собственной жизни.

Император Константин Равноапостольный

Воздействовали ли на Максенция высшие силы, нам неизвестно. Но о его сопернике Константине такого сказать нельзя. Уж он-то точно не испытывал недостатка в пророчествах и знаках свыше. Считается, что сам христианский Бог пришел на помощь Константину, явив ему знамение креста в синем небе и солнечном сиянии с надписью «In hoc signo vinces» («С этим знаком победишь»). Евсевий тоже пишет о кресте в небе, но аналогичная надпись была уже греческой (впрочем, Евсевий был грек, и мог не знать латыни). Другой христианский писатель, Лактанций, рассказывает нам, что знак Пылающего Креста явился Константину во сне, что вызывает несколько большее доверие. Но можно отметить, что с этого времени Константин стал носить монограмму собственного изобретения в виде стилизованного креста.

Перед решающей битвой Максенций располагал большим, до ста тысяч человек, но весьма неравноценным по своим боевым качествам войском. Армия включала грозные ударные части тяжелой конницы катафрактов, отряды преторианской гвардии, вполне боеспособную легкую пехоту из провинции Африка. Но большую часть войска составляли солдаты гарнизонной службы и легионы, набранные из италиков, давно отвыкших воевать и не очень желавших биться с победоносным врагом. Для управления такой армией требовались высокие лидерские качества и большой талант полководца, которым Максенций явно не обладал. Войско Константина, напротив, состояло из одних ветеранов, одержало с ним не одну победу и в боях против британских варваров, и в междоусобных противостояниях с соперниками в борьбе за власть.

Само столкновение армий оказалось весьма непродолжительным. Максенций построил преторианцев и италийские легионы в центре боевого порядка, на флангах поставив конницу в качестве прикрытия. Константин, который располагал существенно меньшим войском, понимал, что эта ситуация может привести к фланговому охвату, и противодействовал ей самым решительным образом. Он лично возглавил свою ударную кавалерию в мощном броске на врага, захватил инициативу и довольно быстро смял вражескую конницу на левом крыле противника. Она первой обратилась в беспорядочное бегство к деревянному мосту, по которому накануне боя переправилась через Тибр. Увидев, что происходит, италики и солдаты гарнизонной службы, теснимые пехотой Константина, также предались панике и отрядами, а также поодиночке стали покидать места в строю. Очень скоро бегство стало всеобщим. Конечно, небольшой мост не выдержал такого натиска, и в итоге тысячи человек утонули в реке. Вместе с ними утонул и невезучий Максенций. Одни преторианцы оправдали веру в них Максенция: они держались дольше всех и, окруженные врагами, продолжили биться до тех пор, пока усталость и превосходящие силы противника не сделали свое дело. Преторианцы были перебиты, а позднее своим указом Константин вообще упразднил это войсковое соединение.

Победа сделала Константина хозяином Рима. Но, конечно, не смена на престоле очередного императора стала главным следствием Мульвийской битвы. Сразу после победы Константин издал указ о равноправии христианской церкви с другими культами Империи, а фактически даже придал ей привилегированное положение. Именно с Мульвийской битвы христианство начинает свое победоносное шествие по Римскому миру, а Константин входит в историю под именем Константина Равноапостольного.

Битва при Адрианополе (I)

378 год

В конце II века в Европе начинается эпоха Великого переселения народов. Германское племя готов начинает свое движение на равнины Восточной Европы. К середине IV века готы покорили большую часть Русской равнины, а на юге и западе дошли до границ Римской империи. Но в этот момент с востока надвинулась новая угроза – кочевники-гунны. Готы потерпели от них несколько тяжелых поражений и, наконец, не имея возможности отразить вторжение, обратились с просьбой к римскому императору о переселении на земли империи. В результате часть готов, позднее названная вестготами («западными готами»), поселилась на территории Фракии, в восточной части империи, на правах федератов. Но очень скоро римская власть показала, что не слишком чтит федеративный договор. Готам не давали обещанной земли, не разрешали строительства, отказывали в продовольствии, несмотря на ясное требование договора. В результате среди готов начался страшный голод и вскоре, доведенные до полного отчаяния, они восстали. Восстание быстро охватило всю Фракию, и римский император Валент решает перейти к жестким мерам. Он направляется во Фракию со значительным войском (по разным оценкам, от тридцати до шестидесяти тысяч человек) и, уверенный в легкой победе, атакует лагерь готов у Адрианополя.

Об этой печальной для римлян битве сохранилось подробное описание, сделанное выдающимся историком Аммианом Марцеллином. Будучи военным человеком, он описал сражение с большим знанием дела, и здесь стоит привести его полностью.

«На рассвете 9 августа войска Валента быстро двинулись вперед, а обоз и вьюки были оставлены с охраной у стен Адрианополя… Они долго шли по каменистым и неровным дорогам, и знойный день стал близиться к полудню; наконец, около двух часов дня стали видны телеги неприятеля, которые, как доносили лазутчики, были расставлены в виде круга. Варвары затянули дикий и зловещий вой, а римские вожди стали выстраивать войска в боевой порядок: правое крыло конницы было выдвинуто вперед, а большая часть пехоты оставлена позади в резерве. Левое крыло конницы строили с большими затруднениями, так как большинство предназначенных для него отрядов были еще в пути и спешили к месту боя быстрым аллюром. Пока крыло это вытягивалось, не встречая никакого противодействия, варвары пришли в ужас от страшного лязга оружия и угрожающих ударов щитов один о другой. Ведь часть их сил с Алафеем и Сафраком, находившаяся далеко, была вызвана, но еще не прибыла.

И варвары отправили послов просить о мире. Император из-за простого вида послов отнесся к ним с презрением и потребовал, чтобы для заключения договора были присланы знатные люди. Готы нарочно медлили, чтобы за время этого обманного перемирия могла вернуться их конница, которая, как они надеялись, должна была сейчас явиться, а с другой стороны, чтобы истомленные летним зноем римские солдаты стали страдать от жажды… К этому бедствию прибавилось и другое: людей и лошадей мучил страшный голод… Стрелки и скутарии, которыми тогда командовали ибер Бакурий и Кассион, в горячем натиске прошли слишком далеко вперед и завязали бой с противником: как не вовремя они полезли вперед, так и осквернили начало боя трусливым отступлением…

А готская конница между тем вернулась с Алафеем и Сафраком во главе, вместе с отрядом аланов. Как молния появилась она с крутых гор и пронеслась в стремительной атаке, сметая все на своем пути. Со всех сторон слышался лязг оружия, неслись стрелы; наши начали было отступать, но встали опять, когда раздались задерживающие крики из многих уст. Битва разгоралась, как пожар, и ужас охватывал солдат, когда по несколько человек сразу оказывались пронзенными копьями и стрелами. Наконец, оба строя столкнулись наподобие сцепившихся носами кораблей и, тесня друг друга, колебались, словно волны. Левое крыло римлян подступило к самому табору варваров, и если бы ему была оказана поддержка, могло бы двинуться и дальше. Но оно не было поддержано остальной конницей, и враг надавил на левое крыло всей массой. На римлян словно обрушилась вода, прорвавшая плотину. Конница их была опрокинута и рассеяна. Пехота осталась без прикрытия, и манипулы были стиснуты на столь узком пространстве, что трудно было отвести руку и пустить в ход меч – мешали свои же. От облаков пыли не было видно неба. Несшиеся отовсюду стрелы, дышавшие смертью, попадали в цель и наносили раны. От них нельзя было уклониться. Когда же несчетные отряды варваров стали опрокидывать людей и коней, в этой страшной тесноте нельзя было очистить места для отступления. Давка не давала возможности уйти.