Дмитрий Гаврилов - Древние боги славян Страница 21

Точно так же и в белорусских волшебных сказках сохранилось представление о том, чем на самом деле является живая вода:

«Воўк узяў самае старшае кручаня, ехапіў I сказаў крукам:

— Прынясі мне жывушчай крыві, так аддам вам кручаня.

Яны прыняслі яму жывушчай крыві. Ён узяў тую кроў, памазаў таго каня і конь устаў. Потым падышоў да таго чалавека, што забіты, памазаў яго кроўю, і стаў жывы» (Чарадзейныя казки, 1973, с. 487).

Наконец, сам напиток пребывает (сохраняется) в сосуде, который может быть понят как своеобразная «модель» Вселенной и на высшем уровне есть сама Вселенная. Сосуд может быть рассмотрен также как «идеальный» человек, или первочеловек. Поэтому в том числе сосуд (котёл, чаша и т. п.) является сосудом перерождения, имеющим особенное значение для посвятительных действий, а напиток оказывается еще и кровью такого Суперсущества.

Именно совокупность перечисленных обстоятельств приводит к тому, что за обладание столь ценным напитком идёт непрерывная борьба между богами Нижнего мира, которые некогда и открыли этот напиток, и между богами Верхнего мира, которые стремятся сами получить право распределять его.

Медовый напиток или его аналоги (конечно, в соответствующих обстоятельствах) принадлежат одновременно и «верху», и «низу» или «то верху, то низу». Если бог неба или же молодой бог-громовник индоевропейцев преимущественно поддерживают установленный в Мирозданий порядок и следят за мерою справедливости, то обеспечивает этот порядок другой, не менее значимый и более древний бог, первоначальный владетель хмельного напитка — повелитель Иномирья и Леса (Велес — у славян). Право обладания напитком составляет предмет споров между этими богами.

Напрашивается осторожное подозрение: уж не в этом ли сущность спора, противоречия между молодым Перуном и старым Белесом, в котором порою и пытаются видеть «основной миф» славян? Согласитесь, логика очевидна: основной миф должен «по факту» объяснять скорее космогонию, происхождение и устройство мира, а также причины появления и сущность человека. Предание о происхождении банального (в общем-то) дождя, реконструируемое в качестве упомянутой «грозовой основы» Вяч. Вс. Ивановым и В. Н. Топоровым, не очень подходит на такую роль.

Если же допустить, что спор идёт о напитке жизни и смерти, «гаранте» бессмертия, то корни противоборства становятся куда более прозрачными. Спор из-за такого питья вполне достоин того, чтобы стать частью «основного мифа» (Ермаков, Гаврилов, 2010).

Тем не менее авторам «грозового мифа» следует отдать должное. Они открыли путь использования балто-славянских параллелей, что вовлекло последующих исследователей в результативный поиск. В этой связи нельзя не упомянуть реконструкцию А. Фанталовым балтского мифа о творении мира и человека двумя богами, находящимися в бинарной оппозиции.

Бинарной оппозицией в мифологии называется способ описания отношений вещей, когда одновременно рассматриваются два противоположных друг другу в самой своей сути понятия. Одно из них утверждает какое-либо главное качество, а другое — это главное качество отрицает (Ермаков, Гаврилов, 2010а, с. 29–31). При рассмотрении бинарной оппозиция так называемого Белого и Чёрного начал нами указано, что в силу физиологических особенностей человека (зрение) одно из них соотносится традиционно со Светом и созиданием, а другое — с Тьмой и препятствием созиданию (в своих крайних формах — разрушением и «порчей» творения, «злом»). Оппозиция эта проявляет себя также в противостоянии культурного героя и Трикстера, инициатора мифологического действия.

Основополагающий миф, запёчатлённый в фольклоре балтов, в общих чертах выглядит так:

«Вначале была безграничная пустота, в которой летали Диевас и Велняс. Далеко внизу крутились пылевые вихри. По велению Диеваса Велняс принёс ему этот сор. Однако часть земли недоверчивый дух спрятал во рту, решив, что бог хочет что-то „во благо себе учинить“. Диевас же рассеял всё по небосводу и сказал: „Пусть растет и зеленеет“. И внизу образовалась красивая зеленая земля с цветами и деревьями. Стало и во рту у Велняса что-то разрастаться, раздулись его щеки как горы. Вырвались наружу глыбы земли и повалились на ровную гладь нового мира. Так появились горы. Со злости Велняс стал топтать грибы-дождевики, которыми была усеяна вся земля. Стали они твердыми. Так появились камни.

<…> Поделили мир Диевас и Велняс. У обоих были славные луга. У Велняса была коса, а у Диеваса долото. Решил бог травы накосить. Взял он незаметно косу у Велняса. Удивился тот — ему думалось, что Диевас может траву долотом косить. Схватил тогда Велняс долото и давай по траве махать. А оно все в деревья вонзается. Раньше деревья были без веток, а от ударов начали у них ветви расти.

Имелось у Велняса маленькое стадо чёрных коров, а за пастуха был дятел. Вот раз дятел уснул, а скотина зашла на поле Диеваса. Приладил тогда бог к порогу хлева косу и перегнал туда всех коров. Коровы, вбегая в хлев, копыта себе о косу разрезали. Диевас покрасил коров в разные цвета. Пришли Велняс с дятлом своих коров требовать, да не смогли узнать. Так ни с чем и вернулись. А дятел до сих пор коров ищет.

<…> Чтобы заселить землю, бог сотворил множество зверей. В их числе была красивая собачка, она всегда за Диевасом бегала. Позавидовал Велняс и сделал такую же себе из глины, только больше и страшнее. Стал жизнь в неё вдувать — с утра до вечера дул, все без толку. Пошёл к Диевасу совета просить. Тот и научил — подойди, мол, к собачке и скажи: „Вставай, волк, кусай Велняса!“ Велняс подумал: „А зачем мне так говорить. Я лучше скажу: „Не кусай Велняса““. Так и крикнул своей глиняной собачке, да та не шелохнется. Ладно, присел для надежности за ивовый куст и крикнул оттуда: „Вставай волк, кусай Велняса!“ Только произнёс это, как из глиняной собачки выскочил волк и кинулся на него. Насилу Велняс унял зверя. Звери, созданные Диевасом, спустя какое-то время стали друг друга ненавидеть и даже терзать. Желая, чтобы они жили в мире, бог придумал для них работу — рыть Даугаву. Всем нашлось дело: заяц измерял длину реки, лиса отмечала границу хвостом, крот и барсук землю рыли, волк с собакой её откидывали, медведь землю таскал и холмы вдоль берегов насыпал. Только иволга уклонилась от работы. За это Диевас прибавил к её наряду чёрный цвет и запретил пить воду из рек, повелев довольствоваться одной лишь росой.

Затем бог встал у вырытого русла, взял свой золотой ковш, влил в Даугаву воду и указал рукой, в какую сторону ей течь.

<…> Как-то сделал Диевас на свекольной гряде похожее на человека создание, с одним глазом, одним ухом, одной рукой и ногой, сказав: „Видеть благое, благое слышать, творить благое и благими путями ходить“. Велняс не хотел отстать и когда бог отлучился, приделал второй глаз, второе ухо, вторую руку и ногу, сказав: „Видеть дурное, слышать дурное, творить дурное и дурными путями ходить“. Вернулся Диевас и вдохнул в своё творение жизнь. Так появился на свет человек и потому он не во всём хорош, но и не во всём плох» (Фанталов, 2001, с. 123–125).

Как указали сами же Вяч. Вс. Иванов и В. Н. Топоров, «несомненно, что образ Велняса (а значит, и из этого бродячего двоеверческого сюжета дуального Творения мира. — Авт.) восходит к представлениям о древнем божестве подземного царства Велсе. <…> Наиболее надёжное мифологическое соответствие балтскому Велсу — славянский „скотий бог“ Велес» (Мифы народов мира, 1980, с. 228–229). У пруссов это длиннобородый Патолс.

До сих пор с именем Велса у наследников древних балтов связаны особые дни поминовения предков (в октябре совпадающие с белорусскими Дмитровскими «Дзядами»), коих призывают трапезничать к столу наравне с живыми и, разумеется, пить хмельное… Вероятно, за посмертное существование отвечали оба изначальных бога: и Диевас (белорусск. Дзиевас), чьи чертоги находились на Мировой горе (отсюда и «Дзявочные горки»), и хтонический, «дикий» Велс/Велняс (белорусск. Вялее (Беларуская міфалогия, 2006, с. 100–102, 139, 141)), отпускающий души предков из нави погостить у потомков.

Таким образом, во-первых, с высокой степенью достоверности можно спроецировать балтский миф о творении мира и человека, в коем известны имена сотворцов — Диевас и Велняс, на славянский (Громов, 2002), в коем участниками называются Бог и чёрт (Сатана, диавол и т. д.), коль скоро подобным образом спроектирован и «грозовой миф».

Во-вторых, по аналогии с балтским мифом можно достоверно назвать имя одного из двух участников такого же основного мифа, сотворца мира и человека у славян, — это Велес (Волос), чей статус в качестве одного из первобогов оказывается неизмеримо выше, чем приписываемый ему сторонниками «грозовой теории».

Этические оценки христианства «зловредности» этого сотворца являются поздним наслоением времён записи мифологемы и не должны вводить в заблуждение внимательного исследователя традиционной культуры, хотя трикстерная и навья сущность Велеса показана нами ранее и сомнений не вызывает (Гаврилов, 2006а, с. 110–129; 8, с. 165–197; 11, с. 71–115) — впрочем, о ней подробнее Поговорим в следующем разделе.