Дмитрий Лысков - Великая русская революция, 1905-1922 Страница 21

Шляпников уверенно проводил ленинский курс — в первых семи номерах воссозданной «Правды» осуждалось существовавшее Временное правительство как «правительство капиталистов и помещиков», и высказывалась мысль о том, что именно Советы должны создать демократическую республику. По вопросу о войне 10 марта 1917 года была опубликована резолюция Русского бюро, призывавшая к превращению империалистической войны в гражданскую в целях освобождения народов от угнетения правящих классов.

Однако уже наметились и противоречия. Петербургский комитет партии (ПК), перешедший после Февральской революции на легальное положение и даже увеличивший число своих членов, склонялся к «западнической» трактовке революционных событий, к поддержке Временного правительства. В случае с ПК сложились вместе все причины — и желание немедленно поучаствовать в политике, и ортодоксальный марксистский подход, и влияние на мнение молодых большевиков авторитетных политических лидеров из числа меньшевиков и эсеров.

2 марта на заседании Совета рабочих и солдатских депутатов решался вопрос о власти — обсуждалось соглашение с Комитетом думы о составе Временного правительства. «После прений, — пишет Шляпников, — были поставлены на голосование все предложения Исполнительного Комитета и, как идущее против этих предложений по существу вопроса о власти, наше предложение о создании власти Советом».

«Из всех присутствовавших в обеих комнатах, вероятно человек до 400, за наше предложение голосовали всего 19 человек, — продолжает он. — Многие из членов нашей партии, члены Совета, поддались тому враждебному настроению, которое было создано речами противников против нас, и не только не голосовали за наше предложение… но даже голосовали против нас… В нашей фракции в те дни было уже человек сорок. Если допустить, что некоторые не могли попасть на это собрание, то и тогда число политически «убоявшихся» было значительно»[124].

«Мы боялись лишь одного, — говорит лидер Русского бюро, — дезорганизации наших собственных рядов вследствие чрезвычайно тяжелой атмосферы, которая создавалась против нас»[125].

Вскоре сбылись самые худшие опасения. Когда 5 марта 1917 года Молотов в качестве делегата Русского бюро вынес на рассмотрение Петербургского комитета резолюцию о власти, осуждающую Временное правительство как неспособное «осуществить основные революционные требования народа» и стремящееся «свести настоящую демократическую революцию к замене одной правящей клики другой кликой», большинством голосов резолюция была провалена.

Шляпников вспоминал: «Собрание Петербургского Комитета было многочисленное, с представителями от районов и членами агитационной коллегии… Прения приняли весьма оживленный характер. Работники Петербургского Комитета… заметно качнулись вправо. Очевидно, та победа социал-демократов меньшевиков и социалистов-революционеров на последнем пленуме по вопросу о власти и послужила этим психологическим толчком для Петербургского Комитета, двинувшим его направо. В результате обсуждения Петербургский Комитет разделился на две части. Меньшинство стояло на позиции Бюро Центрального Комитета… и большинство, предложившее другую резолюцию»[126].

В итоге ПК принял программу, предусматривавшую поддержку Временного правительства, «поскольку его действия соответствуют интересам пролетариата и широких демократических масс народа».

В партии большевиков возникло «двоевластие». Понятно, что возвращения из ссылки партийных руководителей ждали как избавления. 13 марта 1917 года в Петроград прибыли Каменев, Сталин и Муранов. Но ожидаемого наведения порядка не произошло.

«Приезд подкреплений радовал нас, но после короткого свидания с приехавшими эта радость сменилась некоторым разочарованием. Все прибывшие товарищи были настроены критически и отрицательно к нашей работе, к позиции, занятой Бюро ЦК и даже Петерб. Комитетом. Это обстоятельство нас крайне взволновало. Мы были твердо убеждены, что проводим непоколебимо общепризнанную партией политику, применяя ее к революционным условиям момента. До приезда этих товарищей из Сибири мы не верили в рассказы меньшевиков о том, что тт. Муранов, Каменев и Сталин стоят на иной позиции, чем наша «Правда» и московский «Социал-демократ». После беседы с прибывшими членами у Бюро ЦК появились сомнения относительно их политической линии»[127].

3. Меньшевистский дрейф Каменева, Сталина, Муранова

Известные большевики немедленно взялись за работу. Сталин — член ЦК партии с 1912 года, сменил Шляпникова на должности руководителя Русского бюро. Каменев еще по решению конференции 1912 года являлся редактором центрального печатного органа партии. Однако, памятуя его позиции на суде, к руководству «Правдой» его не допустили, запретив также печататься в партийной прессе — до выяснения всех мотивов поступка 1915 года[128]. Муранов, депутат IV Думы, взял на себя руководство газетой, Сталин вошел в редколлегию. Также в редколлегию, несмотря на подозрения, был включен и Каменев.

Однако вместо четкой партийной линии, которую так ждали от вновь прибывших молодые большевики, они совершили идеологический переворот, произвели смену редакционной политики газеты, что привело к еще большему брожению умов.

14 марта увидел свет восьмой номер «Правды», первый, выпущенный новой редколлегией. Открывала его передовица Муранова. В ней депутат с укором писал о действиях других политических сил, устроивших буржуазную травлю газеты. Муранов подчеркивал, что теперь «Правда» будет издаваться под контролем членов Государственной думы — правдистов, пошедших «в ссылку за то, что в самом начале войны, когда никто не решался поднять голос против царизма, провозгласили революционную борьбу за свержение старого строя и за демократическую республику»[129].

В этой публикации нетрудно было увидеть руку дружбы, протянутую депутатом-большевиком своим коллегам — депутатам IV Думы, заседающим во Временном правительстве. Муранов, опоздавший к разделу власти в первые дни Февраля, спешил занять «полагающееся» ему место.

Продолжала номер статья «Временное правительство и революционная социал-демократия». В ней подвергалась полному пересмотру занятая Русским бюро прежнего состава позиция по отношению к Временному правительству. В статье выдвигался тезис о необходимости контроля со стороны пролетариата за действиями новой власти. «Такая позиция была принята меньшевиками и эсерами, мы же считали ее самообманом и выдвигали власть самой революционной демократии», — возмущался Шляпников[130].

В тот же день в Исполнительном комитете Петроградского Совета должно было состояться чтение «Воззвания к народам всего мира» в связи с революцией в России. У большевиков — членов Исполкома, был готов текст воззвания, составленного исходя из позиции Бюро Шляпникова. Однако Сталиным, Каменевым и Мурановым был представлен собственный проект воззвания, в котором, в частности, содержались такие строки: «Пусть не рассчитывают Гогенцоллерны и Габсбурги поживиться за счет русской революции. Наша революционная армия даст им такой отпор, о каком не могло быть и речи при господстве предательской шайки Николая Последнего»[131].

Таким образом, вернувшиеся из ссылки большевики решительно рвали также и с «пораженчеством». Именно так восприняли их позицию петербургские товарищи по партии, отказавшись выносить скандальный проект на рассмотрение Исполкома Совета. Тогда на заседании Исполкома появился сам Муранов, прочтя речь, в которой, как пишет Шляпников, «он высказал немало оборонческих двусмысленностей и предложил всем присутствовавшим голосовать за обращение. Его выступление носило явно дезорганизаторский характер»[132].

Следующий (9) номер «Правды» содержал на первой полосе не только подготовленное редколлегией «оборонческое» воззвание. Номер открывала статья Каменева «Без тайной дипломатии», опубликованная в разрез со всеми ранее принятыми решениями. «Война идет, — писал Каменев. — Великая русская революция не прервала ее. И никто не питает надежд, что она кончится завтра или послезавтра. Солдаты, крестьяне и рабочие России, пошедшие на войну по зову низвергнутого царя и лившие кровь под его знаменами, освободили себя, и царские знамена заменены красными знаменами революции»[133]. Завершал свою статью Каменев словами о том, что свободный народ «будет стойко стоять на своем посту, на пулю отвечая пулей и на снаряд — снарядом».