Александр Островский - Кто поставил Горбачева? Страница 21

Велика ли была численность их обладателей?

Когда-то признаком состоятельности являлась легковая машина. Во времена Н.С. Хрущева автомобиль еще являлся редкостью. В 1958 г. было продано всего 60 тыс. автомашин, в 1960 г. – 62 тыс., 1965 г. – 64 тыс.[536], в 1970 г. – уже 123 тыс.[537], в 1975 – 964 тыс., 1980–1193 тыс., 1985–1568 тыс.[538] За 30 лет – около 15 млн.

Если сделать поправку на физический износ, автодорожные происшествия, а также на то, что некоторые семьи имели по две и более автомашин, на основании этого критерия общую численность состоятельных семей к середине 80-х годов можно определить в примерно в 10 млн. Это 10–15 %. Для остальных 85–90 % семей автомобиль по-прежнему оставался недостижимой роскошью.

Большая часть владельцев автомобилей могла приобрести их на законные доходы. Поэтому ядро формировавшегося «нового класса» было значительно уже числа автомобилевладельцев. Одним из косвенных показателей его численности могут служить данные о квартирах, находившихся на сигнализации. К 1990 г. их насчитывалось 700 тыс.[539]. Это, конечно, совпадение, но примерно так – в 750 тыс. – М. Восленский определял численность партийной номенклатуры[540].

Принимая во внимание, что сигнализация была доступна главным образом в крупных городах, можно с полным основанием утверждать, что ядро формирующегося «нового класса» составляло не менее одного миллиона семей. Причем оно сложилось главным образом в результате экономической реформы 1965 г.

По мере роста накоплений именно эта, наиболее близкая к власти часть общества становится заинтересованной если не в ликвидации существующего режима, то в радикальном его реформировании.

Так объясняя позднее необходимость перестройки, академик А. Аганбегян заявлял: «Почему я, имея деньги, должен стоять в очереди на автомобиль, почему я не могу купить участок земли, построить на нем дом, приобрести еще одну квартиру»?[541]

«Вирус разложения и перерождения, – пишет К.Н. Брутенц, – естественно, не пощадил и аппараты (партийный, государственный, хозяйственный и комсомольский)», «в наибольшей мере это касалось государственного и особенно хозяйственного аппарата. И неудивительно: люди, работавшие там, накопили большую силу, они фактически держали в своих руках огромные материальные ценности и могли ими почти бесконтрольно распоряжаться. Они привыкли к высоким заработкам и обрели вкус к «красивой жизни», а поэтому тяготились партийной опекой». «Она не только мешала расторопным хозяйственникам, но и шла вразрез с их стремлением к обогащению». Отсюда стремление «сбросить, стряхнуть эту опеку, без помех использовать преимущества своего положения»[542].

А что должен был испытывать заместитель министра внешней торговли В.Н. Сушков, у которого было «изъято 1566 золотых брошей, перстней, кулонов с бриллиантами, перстней, колье – на сумму больше миллиона рублей. Да и другого ценного имущества на полмиллиона»[543]?

Очевидно, и он, и другие криминальные элементы желали не только легализовать награбленное, но и иметь возможность превратить свои сокровища в капитал.

Когда в 1983 г. американский президент Р. Рейган пригласил для консультаций бывшего советского ученого И.Г. Земцова, эмигрировавшего в Израиль, и задал ему вопрос, кто мог быть стать социальной опорой либеральных реформ в СССР, И.Г. Земцов, не задумываясь, ответил: «теневики», т. е. криминалитет, что, вероятно, по-английски прозвучало «гангстеры»[544].

Каким образом реформа 1965 г. способствовала обогащению директорского корпуса, понять нетрудно. Нетрудно понять происхождение капиталов «теневой экономики». А как стал миллионером заместитель министра внешней торговли В.Н. Сушков? Следствие, к которому он был привлечен, показало: за счет взяток. Именно во взятки конвертировала свою власть определенная часть бюрократии и партократии.

Одной из самых распространенных форм взятки становятся подарки. Подарки преподносились еще В.И. Ленину и И.В. Сталину. Но тогда они исходили от коллективов и не использовались вождями в личных целях.

При Н.С. Хрущеве подарки начинают преподносить не только главе партии и государства, но и другим представителям власти, причем как в центре, так и на местах[545]. «Визиты в «братские» страны сопровождались щедрыми дарами, – писал А. Бовин, – у меня низший чин – сервиз на 6 кувертов… Андропову должны были дать на 48 кувертов», «Хрущеву, например, преподнесли белую лошадь»[546].

В результате подарки приобретают характер взятки или же своеобразной дани.

Одним из первых крупных уголовных дел, расследование которого привело на вершину власти, было дело Ядгар Насриддиновой. В 1959–1970 гг. она занимала пост председателя Президиума Верховного суда Узбекистана, а с 1970 по 1974 г. была председателем Совета национальностей СССР[547].

28 декабря 1975 г. A.C. Черняев отметил в своем дневнике выступление «секретаря партбюро из КПК», который «давал факты о коррупции на всех уровнях – от облисполкомов и республиканских министерств до журналистов и хозяйственников». В частности, он объяснил, что «Насриддинову, длительные годы бывшую председателем Совета национальностей СССР, сняли, а потом и вывели из ЦК за невероятные аферы с дачами, домами, шубами и машинами. Свадьба ее дочери обошлась государству чуть ли не в миллион рублей»[548].

«Вспомним, сколько говорили и писали об «узбекском деле», всесторонне исследуя этот феномен. – отмечает А. Гуров. – Какой феномен? Это была обычная модель, применимая к любой республике бывшего СССР»[549].

Характеризуя «рыбное дело», начальник Следственной части Прокуратуры СССР А.Бутурлин заявил: «Впервые мы столкнулись с разложением, дошедшим от бригадиров, мастеров до директоров рыбзаводов, от торговых работников фирмы «Океан» до руководителей главков Минрыбхоза, до заместителя министра Рытова»[550]. А. Бутурлин был не совсем точен: выявленная коррупционная цепочка привела следователей не только в кабинет Рытова, но и кабинет министра рыбного хозяйства, члена ЦК КПСС A.A. Ишкова[551].

«Дело Трегубова» в Москве показало, что в преступлениях участвовали по существу все 300 тысяч торговых работников столицы»[552]. «В Москве, – пишет А. Гуров, – каждый магазин района централизованно выплачивал дань районному торгу, торг в свою очередь отстегивал Мосторгу, Мосторг распределял деньги по аппаратам разных министерств и ведомств. Получалась замкнутая цепочка, в которой каждое звено играло свою роль»[553].

Такую же картину рисуют и сведения, опубликованные в 1995 г. бывшим начальником Ленинградского ОБХСС Г.С. Водолеевым по Ленинграду на 1987 г. Из этих данных явствует, что в сфере торговли в подобную деятельность были вовлечены 95 % работников, начиная от продавцов и кончая директорами[554].

«А как же другие отрасли? К примеру, мясомолочная, деревообрабатывающая, хлопковая, зерновая или системы бытового обслуживания и общественного питания? Там было почти то же самое»[555].

Некоторое представление о масштабах разложения партии дают следующие цифры. С 1981 по 1985 г. из КПСС было исключено 429,5 тыс. чел., с 1986 по 1989 г. – 498,4 тыс.[556]. За девять лет почти миллион.

На рубеже 70-80-х годов коррупция и казнокрадство были обнаружены в Министерстве торговли РСФСР[557], МВД СССР[558], в Министерстве внешней торговли СССР[559], в Министерстве заготовок СССР[560], в Министерстве легкой промышленности РСФСР[561], в Министерстве культуры СССР[562]. Причем когда министр культуры СССР Е. Фурцева «была уличена в том, что строила личную дачу из материалов, которые выделялись на реконструкцию Большого театра» и «ее упрекнули в этом на Политбюро, она вспыхнула и бросила в лицо сидевшим: «Нечего меня обвинять, на себя посмотрите!»[563].

Отметив, что авторитет «Солидарности» в Польше растет за счет разоблачения «коммунизма для аппаратчиков», A.C. Черняев 28 марта 1981 г. записал, что необходимо ужесточение «режима» в отношении партийных чинов». И начинать надо по крайней мере «с Управления делами ЦК, с Павлова и Поплавского», которые «если и не обворовывают, то хорошо пользуются партийной кассой в своих «семейных» целях»[564].

Особую известность получил Г. Д. Бровин, который на протяжении почти 13 лет был одним из секретарей Л.И. Брежнева, а после его смерти, лишившись прежнего покровительства, оказался за решеткой[565].

Коррозия проникла даже в Секретариат и Политбюро ЦК КПСС. В качестве примера можно назвать первого секретаря ЦК Компартии Грузии В. Мжаванадзе.