Лев Гумилев - Тысячелетие вокруг Каспия Страница 21

И тогда хунны разделились на четыре ветви. Одна подчинилась сяньбийцам, вторая — поддалась Китаю, третью — «неукротимые» — отступила с боями на берега Яика и Волги, четвертая — »малосильные» — укрепились в горах Тарбагатая и Саура, а потом захватила Семиречье и Джунгарию. Эти последние оказались наиболее долговечными. Они частью смешались на Алтае с кыпчаками и образовали этнос куманов (половцев), а частью вернулись в Китай и основали там несколько царств, доживших до Х века. Последние назывались «тюрки-шато», а их потомки — »онгуты» — слились с монголами в XIII в.

Такова видимая цепь событий, но то, что она развивалась столь причудливо, показывает, что мощные факторы нарушили запрограммированный ход этногенеза. Очевидно, без учета этих помех этническая история хуннов останется непонятной.

21. Хунны разных сортов

Хунны в I в. н. э. находились в акматической фазе этногенеза. Их историческая фаза подъема началась в 209 г. до н. э.82, но, видимо, ей предшествовал скрытый (латентный) период, который у византийцев занял около 250 лет, а у других этносов тонет в легендах и мифах. Но даже если пренебречь этим инкубационным периодом, то, согласно схеме, хунны успели пройти фазу этнического подъема. Они построили оригинальную социальную систему: родовой строй стал социальной основной державы Хунну и законсервировался до подчинения Хунну империи Хань в середине I в. до н. э. Структура управления была сложной и вместе с тем гибкой; искусство — разнообразным, так как оно впитывало скифские и динлинские влияния. Земледелие широко распространилось, и потребность в хлебе и просяной каше стала регулярной. Общение с Китаем стало тесным и плодотворным, потому что возникло стремление установить меновую торговлю, которая позволяла отказаться от грабительских набегов на пограничные области Китая.[83] Но это-то и принесло Хунну невозместимый ущерб. Как только китайский хлеб, шелк и металлическая посуда потекли в степь, хуннское земледелие и ремесло были заброшены. Их сменило разведение скота и добывание мехов на продажу.[84] Хуннские юноши получили возможность служить в китайских войсках, что уводило их от родового быта. Знать усваивала китайские образование и навыки стяжательства и произвола. Единое «поле» хуннской культуры раскалывалось. В среде хуннов сложились две партии, противоположные по психическому складу. Они вбирали иноземные культуры, соответственно забывая свою, и группировались около престола как фавориты, китайские перебежчики и офицерский состав — гудухэу, что означало «удачливый князь» (кут — счастье, удача). Эти последние получали титул по выслуге, а не по праву рождения, т. е. были представителями демократии. Вторые — поборники традиций и аристократизма, опирались на авторитет родовых князей и на родовичей. Естественно, вторая партия включала в себя меньше пассионариев, чем первая.[85]

Хуннам было бы очень трудно вернуть утраченную независимость, но на их счастье, в Китае в I г. н. э. властью овладел канцлер Ван Ман. Это был «интеллигентнейший человек», конфуцианец, считавший высшим благом разум (разумеется свой собственный) и начавший проводить радикальные реформы, которыми изобидел буквально всех. Хунны восстали в 9 г., китайские крестьяне Шаньдуна — в 18 г., старая знать — в 23 г. Ван Ман был убит повстанцами, взявшими штурмом его дворец в 25 г.

Экономика Китая была подорвана. Во время восстания погибло около 70 %, ибо китайцы в плен не берут, а своих тем более. Хуннам пришлось снова набегами добывать себе китайские продукты, к которым сами китайцы их приучили. Поэтому война стала более жестокой, чем раньше, а значит пассионарии стали перехватывать инициативу у традиционалистов, которые в 48 г. передались Китаю. В ставках северных шаньюев скапливался весь пассионарный элемент и масса инертного населения, кочующего на привычных зимовках и летовках. Родовой строй здесь просто вреден. Общественная активность упала настолько, что кучка пассионариев могла направлять лишенную родовой организации массу. Родовая держава трансформировалась в орду, т. е. ставку военного вождя, окруженного пассионарными воинами. Ушедшие на юг благообразные старцы и почтительные отроки развязали на родине руки богатырям.

Что из это получилось?

Первое: держава северных хуннов из родовой превратилась в антиродовую военную демократию. В Европе этот процесс протекал иначе: дружины герцогов были немногочисленны, а народ жил по-старому. В Великой степи возникли «орды» — слово это по звучанию и смыслу совпадает с латинским словом ordo — порядок (орден). Орды включали, кроме воинов, их семьи, что снимало сохранение родовых отношений. Родовые союзы и орды всегда враждовали друг с другом.

Второе: среди пассионарных удальцов неизбежно возникала борьба за место и влияние, ибо моральные основы исчезали вместе с традициями. Это ослабляло военную мощь орд.

Третье: массы субпассионариев были ненадежной опорой. Они хотели мира и были готовы сменить своих старых господ на новых, пусть даже чужих. У союзников Китая — сяньбийцев «кони были быстрее, а оружие острее, чем у хуннов». И северные хунны были разбиты в 93 году.

Демография древнего периода истории Евразии разработана далеко недостаточно, но кое-что все-таки дает.

Численность хуннов во II–I в. до н. э. определялась в 300 тысяч человек.[86] Это, приблизительно, половина того населения, которое в состоянии прокормить нынешняя Монгольская степь без ущерба для собственных пастбищ. При увеличении количества скота неизбежно возникло бы оскуднение травяного покрова и вытеснение диких копытных овцами, потребляющими воду из немногочисленных источников на водораздельных массивах степи.

Но кроме хуннов по окраинам Великой степи жили динлины — в Минусинской котловине, сяньби — в Южной Маньчжурии и табгачи — в Восточном Забайкалье, а в саму Великую степь шла постоянная миграция из Китая. В докладе чиновника Хоу Ина своему правительству указано, что пограничные племена, угнетаемые ханьскими чиновниками, невольники, преступники и семьи политических эмигрантов только мечтают бежать за границу, говоря, что «у хуннов весело жить».[87] Хунны этих эмигрантов принимали, но не включали в роды, а селили отдельными колониями, где те смешивались между собой, а дети их усваивали хуннский язык, как общепонятный, хунны называли этих людей — »кул», что впоследствии стало значить «раб», но не в смысле неволи и тяжелой работы, а пребывания на чужбине и подчинения иноплеменному правителю.[88] Значит, кулы были субэтносом хуннского этноса. При фазе подъема инкорпорация — явление частое.

Акматическая фаза этногенеза или, что то же, пассионарный перегрев этносоциальной системы иногда служит спасению этноса в критической ситуации, а иногда ведет его к крушению, потому что консолидация всех сил для решения внешних задач, легко осуществимая в фазе подъема, становится сверхсложной и не всегда осуществимой. На юг, к Великой китайской стене ушли поборники древнего строя, наиболее консервативная часть хуннского общества. Ханьское правительство охотно предоставляло им возможность селиться в Ордосе и на склонах Иньшаня, так как использовали их в качестве союзных войск против северных хуннов. Поскольку китайцы не вмешивались в быт хуннов, то те хранили родовой строй и старые обычаи. Но жизнь внутри рода тяжела и бесперспективна для энергичных молодых людей, особенно для дальних родственников, обычно нелюбимых. При любых личных качествах и совершаемых подвигах они не могут выдвинуться, так как все высшие должности даются по родовому, отнюдь не возрастному, старшинству. Пассионарным удальцам нечего было делать в Южном Хунну, где предел их возможностей — место дружинника у старого князька или вестового у китайского пристава. Удальцу нужны степные просторы, военная добыча и почести за подвиги. Он едет на север и воюет за «господство над народами».

Степных богатырей можно было перебить, но не победить. Перебить воинов, твердо решившихся не сдаваться, очень трудно. Северные хунны после поражения закрепились на рубеже Тарбагатая, Саура и Джунгарского Алатау и продолжали войну с переменным успехом до 155 г..[89] Окончательный удар был нанесен им сяньбийским вождем Таншихаем, после чего хунны разделились снова: двести тысяч «малосильных»[90] попрятались в горных лесах и ущельях Тарбагатая и бассейна Черного Иртыша, где они пересидели опасность и впоследствии завоевали Семиречье. В конце III века они образовали там новую хуннскую державу — Юебань. История их описана нами в специальных работах.[91]

А «неукротимые» хунны отступили на запад и к 158 г. достигли Волги и нижнего Дона. О прибытии их сообщил античный географ Дионисий Периегет, а потом о них забыли на 200 лет. Почему?