Юрий Федосеев - Великая Смута Страница 21

А теперь о внутреннем положении дел. После беспокойных, если не сказать сумасшедших, лет правления Ивана Грозного наступило относительное спокойствие. Правительство занялось ревизией пашенных земель, гармонизацией налогов, заселением новых земель и новых городов, переписью населения. Выяснилось, что народу в областях Московского царства катастрофически мало. Один английский путешественник того времени вспоминал впоследствии, что на пути из Вологды в Ярославль он обнаружил около пятидесяти полностью обезлюдевших деревень. Естественен вопрос: куда подевались жители, ведь ни татары, ни литовцы до этих мест не доходили? Ответ лежал на поверхности. Поначалу убыль населения происходила от болезней и опричнины, что была не лучше чумы, потом крестьяне, оказавшиеся арендаторами у мелкопоместных дворян из числа военных служилых людей, либо уходили в Юрьев день к другому землевладельцу, либо ударялись в бега от чрезмерной эксплуатации. Некоторые, соблазненные налоговыми льготами и подъемными пособиями, переселялись в степные черноземные районы Поволжья, в Сибирь. В результате многие дворяне лишились средств к существованию, ибо имеющаяся у них земля не приносила дохода — ведь ее некому было обрабатывать. Кто-то из дворян добивался новых поместий, но и населенной земли у царя было в обрез.

Куда же уходили крестьяне в Юрьев день? Оказывается, в крупные боярские вотчины и на церковные земли, где положение земледельцев было сытнее. Однако если царь никак не мог повлиять на разного рода льготы, которые богатые бояре устанавливали для своих крестьян за счет незначительного уменьшения собственных доходов, то льготы на церковных землях зависели от тарханных грамот, выдаваемых царским двором. Следовательно, отмена тарханов могла хоть как-то снизить привлекательность монастырских земель и уменьшить отток крестьян из поместий служилых дворян, что и последовало в июле 1584 года, когда духовный собор временно отказался от ранее предоставленных льгот. Но осенью того же года тарханы начали восстанавливаться.

Нельзя сказать, что в споре мелкопоместного служилого дворянства и церкви царь и его шурин заняли позицию духовенства. Нет, для достижения стабильности в сельском хозяйстве они нашли способ понадежнее, введя «заповедные лета», в течение которых запрещался крестьянский выход. Однако эта временная мера вскоре превратилась в постоянную. В царском указе 1597 года мы читаем: «Которые крестьяне из поместий и отчин выбежали до нынешнего года за пять лет, на тех суд давать и сыскивать накрепко, и по суду этих беглых крестьян с женами, детьми и со всем имением отвозить назад, где они жили…» Из этого следует, что фактическое прикрепление крестьян к земле произошло на рубеже 1592–1593 годов. Подтверждение данному предположению можно найти и в указе царя Василия Шуйского, где он называет правителя Годунова инициатором крепостного права.

В том же, 1597 году последовал и другой указ, закрепляющий холопское состояние слуг, работавших по найму на своих господ. Кроме людей, добровольно взявших на себя «служилую кабалу», то есть подписавших кабальную грамоту, в специально созданном Холопьем приказе стали учитывать и ранее вольных людей, которые «послужили с полгода и больше… потому что господин такого добровольного холопа кормил, одевал и обувал». А коли сбежит такой холоп, то «денег по этим служилым кабалам у них не брать и челобитья их не слушать, а выдавать их господам в службу до смерти».

Привлечение иностранцев на русскую службу и освоение новых земель породило еще одну проблему. Русские, живущие среди татар, черемисов, чувашей, немцев, достаточно легко вступали в смешанные браки, перенимали обычаи окружающего их народа, отпадали от православной веры, принимая ислам, католицизм или протестантизм. С другой стороны, новообращенные христиане из-за смешанного с мусульманами проживания и нерадивости церковнослужителей «к церквам Божьим не приходят, крестов на себе не носят, в домах образов и крестов не держат, попов не призывают и отцов духовных не имеют». Узнав об этом из письма казанского владыки Гермогена, Федор Иоаннович повелел: выкупить у иноверцев русских должников или передать их новокрещеным взамен пленных латышей и литовцев, иноверцам же он впредь запретил принимать русских в услужение и давать им денег взаймы. Куда более строго он велел поступать с нестойкими в вере новообращенными христианами, которых предписывалось свезти в специальные слободы, устроив там церкви с полным причтом. Не желавших переселяться следовало отдавать на поруки, на отступников от веры — налагать эпитимью, а наиболее злостных — сажать в тюрьму. Смотрящим за этими слободами детям боярским надлежало следить, чтобы новообращенные «женились у русских людей и дочерей своих выдавали за русских же», но это уже были благие пожелания. А в завершение царь приказал своим воеводам «мечети посметать и вконец их извести».

Итак, мы совершенно спокойно можем констатировать, что по смерти Ивана Грозного Московское царство молитвами благочестивого царя Федора Иоанновича и административными талантами его шурина Бориса Годунова росло, укреплялось, процветало и благоденствовало. Это сочетание — любимый народом царь и мудрый правитель — как никогда благотворно воздействовало не только на государственное преуспеяние, но и на народную жизнь. Как правитель, как брат царицы, Борис Годунов, ощущая полную поддержку со стороны царя, мог, особо не беспокоясь о своем статусе, заниматься благоустройством государства, строительством новых городов, развитием торговли, расширением международных связей, гармонизацией межклассовых отношений внутри страны. Со своей стороны, богобоязненный Федор Иоаннович, будучи уверенным в своем шурине, мог не беспокоиться о судьбе государства и своей собственной судьбе.

История не признает сослагательного наклонения, но если бы судьбе было угодно продлить во времени этот тандем, то он принес бы Московскому царству немало пользы. Но… 7 января 1598 года на сорок первом году жизни Федор после непродолжительной болезни переходит в мир иной. Существует много версий по поводу его устного завещания престола, но, так или иначе, бояре, боясь междуцарствия, присягнули принявшей монашеский постриг царице Ирине Федоровне, от имени которой вплоть до избрания Бориса Годунова государством управлял патриарх Иов.

Встал вопрос, кому быть царем. Кандидатура Бориса Годунова была обозначена на следующий день после добровольного затворничества в Новодевичьем монастыре царицы Ирины. Бояре, духовенство, чиновники и народ московский, собравшиеся по этому поводу в Кремле, потребовали от патриарха, чтобы он умолял Бориса принять державу. Тот наотрез отказался, ссылаясь на свою худородность. Тогда решили для выбора нового царя созвать Всенародный собор. Он собрался по окончании «сороковин», 17 февраля. В нем участвовали 99 священнослужителей, 272 представителя от дворян, чиновников и бояр, 33 выборных от городов, 7 голов стрелецких, 27 купцов и 16 сотников от народных ополчений. Историки единодушны во мнении: все эти люди являлись приверженцами Бориса Годунова по той простой причине, что были обязаны ему за те благодеяния, которые он им оказал за более чем десятилетний период своего правления. А это разве плохо? Разве дела менее убедительны, чем пустые обещания? Говорят еще, что выборщики голосовали за Бориса, опасаясь в случае избрания другого кандидата лишиться своих постов и привилегий. Но мы же знаем, что административный аппарат, отлаженный Годуновым, был на тот период времени чуть ли не идеальным. А от добра добра не ищут, поэтому в интересах дела его и менять было не нужно. Так что решение собора об избрании Бориса Годунова царем и великим князем даже по меркам XXI века может быть признано не просто легитимным, а и целесообразным. Правда, официальная историография изображает состоявшееся избрание как какой-то фарс с широким применением «административного ресурса», начиная с определения персонального состава собора и заканчивая отрежиссированным крестным ходом и так называемым всенародным плачем.

Все было гораздо сложнее. В Москве насчитывалось немалое количество людей, желавших видеть на троне не Годунова, а кого-нибудь из Шуйских или Романовых, а то и такой «отработанный материал», как Симеон Бекбулатович. Поэтому не так уж и безальтернативен был Борис Федорович. С другой стороны, до нас дошли сведения, что бояре, предлагая Годунову царскую корону, хотели не только обезопасить себя, не только сохранить свои права и привилегии, но и ограничить самодержавную власть вновь избираемого «хозяина земли Русской». Значит, не просто так Годунов отказывался от боярского предложения принять державу — он хотел, чтобы это решение принял Всенародный собор, и без всяких условий. И добился своего, став царем.

Однако все, что ему было суждено сделать доброго для Русской земли, он уже сделал, находясь одесную царя Федора Иоанновича. Все последующие годы царствования самого Бориса были потрачены на то, чтобы закрепиться на престоле и утвердить новую династию. К сожалению, не все его действия были достойны, корректны и честны. Он то заискивал, то вероломствовал, обманывая одних, подкупая других, уничтожая третьих. А начал Годунов, даже еще не приняв знаков царской власти, с демонстрации силы и развращающего подкупа. По непроверенной, а может быть, и по специально запущенной информации о движении крымских татар на Москву, Борис собрал почти 500-тысячное войско на берегах Оки. Причем, в пику высокородным князьям и боярам, он поставил во главе полков пять служилых царевичей, в том числе астраханского царевича Арслана Кайбулича, ногайского (казахского) — Ураз-Магомета, сибирского — Махметкула.