Сергей Борисов - Этюды в багровых тонах: катастрофы и люди Страница 21

Родственник встретил благожелательно, вручил каперское свидетельство и даже снарядил за королевский счет корабли для набегов на испанские гарнизоны. После ряда успешных походов Генри Морган единогласно был выбран флибустьерами своим адмиралом. Прошение пиратов было узаконено губернаторской печатью.

После захвата Порто-Бельо Морган решил напасть на самый большой город в Испанской Америке — Панаму. Губернатор Томас Модифорд поддержал его. И вскоре Морган отправился к берегам континентальной Америки. Он вел с собой армаду, состоящую из 28 английских кораблей из Порт-Ройяла и 8 французских с Тортуги. Панама была разграблена, и только доля Моргана в добыче составила 400 тысяч песо.

Однако эта операция была проведена в то время, когда между Англией и Испанией установился непрочный мир. Морган был вызван в Лондон, где и провел три года, дожидаясь либо казни, если отношения с Испанией в очередной раз не испортятся, либо… Испортились. Суд постановил: «Виновность не доказана». Король Карл II возвел Моргана в рыцарское звание и тут же удалил с глаз долой, отправив на милую сердцу адмирала Ямайку.

Став в 1679 году верховным судьей острова, сэр Генри Морган неожиданно для бывших «коллег» напрочь закрыл Порт-Ройял для пиратов, предложив выбор: или королевская служба, или виселица. Но столь строгие меры сказались на пополнении казны, а после мошенничества, в котором оказался замешан ставший губернатором Морган, он был освобожден от всех постов.

К 1687 году это был худой старик, измученный туберкулезом и циррозом печени. Кожа его приобрела желтый оттенок, глаза выпирали из орбит, живот был сильно вздут. От него воняло.

Однако новый губернатор герцог Альбемарль, прибывший на остров, счел своим долгом первым делом навестить старого алкоголика, после чего послал в Лондон прошение о восстановлении Моргана членом Совета острова. Такое согласие было получено в апреле 1688 года. А 25 августа Морган умер.

— Его отпевали в церкви Св. Катерины, — рассказывал Беспалый. — А потом погребли на кладбище Палисейд. Ах, что это были за похороны! Орудия всех фортов дали залпы, потом 22 залпа произвели королевские фрегаты в порту, затем отсалютовали купеческие суда. Флибустьеры рыдали, как дети. Я сам плакал! А рядом заливался слезами Пикардиец Пьер, человек грубый, неотесанный, для которого не было большего наслаждения, чем протянуть под днищем корабля парочку испанцев, а потом отрубить им ноги и вздернуть на нок-рее.

— Какие ужасы вы рассказываете, — проговорил срывающимся голосом Тимоти Лейтон.

Они остановился у таверны «Золотая лань», названной, очевидно, в честь корабля славного пирата сэра Френсиса Дрейка. Беспалый вдруг облапил Лейтона и зашептал:

— Доверься мне, мальчик, и скоро ты будешь богачом!

Сыну английского барона очень хотелось оттолкнуть старика, от которого омерзительно несло чем-то кислым, но он сдержался.

Из полумрака таверны выступил мужчина с лицом, изрытым оспой.

— Спайк! Опять ты? А ведь я предупреждал…

— Не дери глотку, — спокойно и с нотками презрения в голосе ответил Беспалый. — Этот юноша хочет завербоваться на корабль. Капитан Дирк по-прежнему предпочитает твою таверну всем остальным?

— Конечно. Только я его сегодня не жду. Он гостит у коменданта форта «Чарльз».

— Что ж, мы пойдем туда. Только налей по стаканчику. Этот благородный юноша вернет тебе деньги, когда получит задаток.

— Я тоже могу обслужить в кредит, — из угла выдвинулась тощая женщина. В ее черных сальных волосах застряли соломинки, вокруг губ топорщились корочки подсохших язв.

Тимоти Лейтон сделал шаг назад. Спайк же привычно сплюнул:

— Проваливай. Видишь, сеньорам не до тебя.

Женщина скривилась и вернулась в свой угол. А Беспалый и Лейтон сели за стол. Вскоре перед ними появились два золотых кубка с ромом. В кабаках Порт-Ройяла оловянная посуда была не в чести, а золотой — хватало, этим добром флибустьеры снабжали город исправно.

Беспалый вылил в себя огненную жидкость, крякнул и потребовал:

— Покажи.

— Но… — Так вот для чего обнимал его старый пройдоха! Отогнув полу камзола, Лейтон достал из потайного кармана золотые часы. — Это последнее, что у меня есть. На крайний случай.

— Настоящие флибустьеры живут одним днем — сегодняшним, — принялся поучать собеседника Беспалый. — Думать о будущем — только смерть приближать. Обидно умереть, когда еще не все растрачено.

— Я понял, — наклонил голову юноша и убрал часы обратно в карман. — Я учту. На будущее.

Беспалый покосился на нетронутый Лейтоном кубок, ухватил его и осушил одним глотком.

— Ну, раз понял — в путь.

Поплутав закоулками, они оказались на улице, которую обступили крытые красной черепицей дома. Хотя город вырос на песке, одноэтажные здания в нем встречались нечасто, а вот трех- и даже четырехэтажные редкостью не были. И почти в каждом доме первый этаж занимала таверна. Из кабаков выплескивались ароматы жареной баранины и черепашьего супа с моллюсками и пряностями.

Вдоль стен под матерчатыми навесами стояли грубые лавки, на которых сидели флибустьеры в экзотических одеждах: в камзолах из дорогой парчи с золотым позументом, в шелковых рубашках и кожаных безрукавках, в шляпах с пышными плюмажами из страусиных перьев и тюрбанах, свернутых из грубых шарфов, а на одном заросшем щетиной мужлане красовался головной убор южноамериканских индейцев, созданный из разноцветных птичьих перьев столь искусно, будто он скроен из тончайшего шелка.

Завидев Спайка и Лейтона, пираты приветствовали Беспалого шуточками, от которых покраснела бы девица и далеко не самых строгих правил. Но женщин на улице не было; даже местные шлюхи взяли перерыв до вечера, когда им придется вновь выйти на улицу, чтобы заработать монету-другую. Лишь однажды путники смогли лицезреть женское личико. В портшезе, который несли четверо лоснящихся от пота негров, сидела надменная красотка, прячущая белоснежную кожу под широкими полями украшенной искусственными цветами шляпы.

Когда до форта оставалось не более сотни ярдов, земля вздрогнула. Старый пират покачнулся и упал. Через секунду громовые раскаты раскололи небо. Мощный порыв ветра поднял и закружил пыль на улице. Непривычно, с каким-то дребезгом ударил колокол церкви Св. Катерины. Вновь содрогнулась земля, и посреди улицы возникла трещина, которая змеилась, расширялась и тянулась к замершим от неожиданности и страха путникам.

При землетрясении, силу которого нам уже никогда не узнать, огромный пласт осадочных пород, на котором стоял Порт-Ройял, оторвался от базальтового основания и стал сползать в бухту.

Небо приобрело малиновый цвет, как бывает при сильном пожаре темной ночью. Землю раскололи трещины, куда устремилась вода. Последовал новый толчок, и каменные здания стали рассыпаться, как карточные домики. Закачалась и сложилась, будто подзорная труба, 20-метровая колокольня церкви Св. Павла. Потом не выдержала колокольня церкви Св. Катерины — только она подала иначе, по дуге. На излете колокольня пробила крышу дома зажиточного купца и погребла под обломками все семейство: его самого, шестерых дочерей, супругу, тещу, а слуг — не считано.

Прежде казавшиеся нерушимыми форты «Джеймс» и «Карлисл» медленно погружались в бурлящие воды залива. Огромные каменные глыбы вываливались из их стен. Держался только стоящий чуть в стороне форт «Чарльз».

— За мной! — крикнул, поднимаясь, Беспалый и захромал к форту.

Тимоти Лейтон не двинулся с места — он оцепенел, лишенный возможности двигаться кошмарным действом, разворачивающимся перед его глазами.

Трещина изогнулась, рванулась к оторопевшим неграм и визжащей красотке. Пропасть жадно проглотила их, но неожиданно края ее сошлись, оставив на поверхности земли три головы — две курчавых и одну в завитых локонах. Края сошлись еще сильнее, приподнялись, образуя складки, и оторванные головы покатились под уклон, ударились о стену дома, отскочили… Складки земли изменили форму, став из продольных поперечными, и головы покатились снова — прямо к ногам Тимоти Лейтона. Лишь когда белокурые волосы женщины обмахнули его ботфорты, он опомнился, повернулся и кинулся за Беспалым. Тот уже был у самых ворот.

Ворота форта были закрыты. Старик стучал в них и вопил, требуя, чтобы их отворили, не отдавая отчет, что в таком шуме голоса его никто не услышит. Лейтон схватил Спайка за плечо и закричал прямо в искаженное ужасом лицо:

— Надо бежать!

Губы старика тоже задергались в крике:

— Куда?! Куда бежать?!

Юноша оглянулся. Улицы не было. В расщелину, шириной по меньшей мере пятьдесят ярдов, рушились дома, амбары. Трещина жадно заглатывала все — и все ей было мало. Она расширялась! Но, по счастью, не становилась длиннее, ей словно не хватало чего-то, чтобы дотянуться до стен форта. Может быть, желания. Пока.