Жорж Блон - Атлантический океан Страница 21

Жан-Франсуа Но, по кличке Олонезец, так как был родом из городка Ле-Сабль-д'Олонн (Олоннские пески), тоже немало славился своей жестокостью. Гравюры XVI века изображают его с вырванным из рассеченной груди пленника (испанского) сердцем, которое он собирается съесть. Он совершил вылазку в Маракайбо, испанский город на берегу обширной лагуны (теперь это венесуэльская территория) и вернулся на Черепаший остров 14 ноября 1666 года с огромной добычей, более чем на 500000 пиастров, включая наличные деньги, драгоценности, табак и рабов. Губернатор острова получил 10 процентов от ее общей стоимости, а то, что было продано во Франции, принесло 120000 ливров. И лишь награбленная в монастырях церковная утварь была отложена в сторону: по данному флибустьерами обету она предназначалась для украшения новой часовни на Черепашьем острове.

Один только раз в своей жизни Олонезец совершает замечательный мореходный подвиг: схваченный в Кампече (Мексика, западный берег Юкатана), он вместе с черными рабами устроил побег и на маленьком суденышке возвратился на Черепаший остров, пройдя под парусами и на веслах 1200 морских миль трудного пути. Но помимо этого случая, он часто оказывался посредственным и даже плохим моряком и однажды прокрутился в Мексиканском заливе чуть ли не целый год, не зная, как надо лавировать, чтобы выйти оттуда. В 1671 году его корабль выбросило на островок близ Картахены, у северного побережья Южной Америки. На потерпевших кораблекрушение посыпались стрелы индейцев. Тех, кто остался жив, забрали в плен, в том числе и Олонезца, которому шел тогда сорок первый год, и съели.

Авантюристы явились в Карибское море без жен и выбрали себе для поселения почти безлюдный Черепаший остров. Нравственная атмосфера в этой среде, совершенно лишенной женского влияния, не была благополучной. В 1665 году губернатор острова Бертран Ожерон решил исправить такое положение дел и послал во Францию гонцов с заданием привезти для своих флибустьеров невест. Среди тех, кого удалось собрать, не было невинных скромниц, женщин находили в тюрьмах или на панели. Все они были готовы отправиться в дальнее странствие, покинуть родные края в надежде начать свою жизнь заново.

Весть о том, что они отплыли на двух кораблях из Франции, была доставлена быстроходным фрегатом на Черепаший остров и вызвала целую бурю волнений, возраставшую с каждым днем. Опасаясь, как бы его питомцы не натворили еще худших дел, когда прибудет эта женская гвардия, губернатор принял суровые полицейские меры.

Оба корабля вошли в порт. Флибустьеры стояли неподвижно на пристанях или на палубах своих судов. Повсюду царила удивительная тишина. Невозможно было поверить, что эти отчаянные головорезы, эти висельники, привыкшие к дракам и жутким побоищам, оробели теперь перед женщинами, увидев их на палубе кораблей. И не они, а женщины заговорили первыми, и заговорили не в грубой манере, как можно было бы ожидать. Долгий путь, эта необычная встреча подействовала и на них. Диалоги начинались со слов: «Хорошо ли вы доехали?» и велись в том же духе.

После небольшого отдыха «невесты» были буквально распроданы с аукциона, и для всех нашелся покупатель, включая и тех, кто не обладал ни молодостью, ни красотой. Каждая ушла со своим новым мужем, и, как утверждает история, все они оказались хорошими женами, а потом хорошими матерями.

Позднее на Черепаший остров стали приезжать другие женщины, но не всегда ради замужества. Веселые девицы за несколько лет наживали там себе целые состояния, так же как владельцы таверн и разные лавочники, поселявшиеся в приморском квартале Бас-Тер. Добытое флибустьерами золото жгло им руки. Они тратили его, не считая, на оргии, фантастические попойки, на невероятные пустяки. Эти дюжие парни появлялись в дорогой одежде и всевозможных драгоценностях в тавернах, у девиц, и даже валялись мертвецки пьяные на песчаных пляжах. Их пьяный разгул длился несколько дней, а потом они опять уходили в море на новый промысел.

Напомню, что среди флибустьеров был не один лишь грубый сброд. Часть их эпопеи известна нам из записок Александра Оливье Эксмелина, сына аптекаря из Онфлёра. Он готовился стать хирургом, но после того, как протестантам были запрещены некоторые профессии, в том числе и его, решил уехать из своей страны. Проработав какое-то время в хозяйстве одного колониста в довольно тяжелых условиях, он смог наконец заняться своим делом, и его очень ценили на всех флибустьерских кораблях, где он появлялся. Нам тоже следует оценить его за то, что ему пришла в голову мысль взяться за перо.

В четырнадцать лет Грамон, сын офицера Королевской гвардии, убил на дуэли одного военного, считая, что тот слишком упорно осаждает его сестру. Дворянин по рождению, кадет Морского королевского полка, затем офицер Королевского флота, Грамон однажды решил, что стать флибустьером было бы для него куда более забавно. На Черепаший остров он явился, уже имея большой авторитет, так как ему удалось захватить голландскую флотилию с грузом такой ценности, что ее даже называли «Амстердамской биржей». 80 тысяч ливров, полученные им за этот подвиг (пятая часть всей добычи), Грамон спустил за неделю, устроив грандиозный кутеж. Но оставленные для игры 2000 ливров дали ему возможность купить себе корабль с 50 пушками. Вот тогда он и отправился на Черепаший остров. Авантюристы дрались за место на его корабле.

Несколько крупных экспедиций сделали Грамона знаменитым. У испанцев одним из самых хорошо защищенных мест был тогда Вера-Крус: надежные укрепления, пушки, 4000 солдат гарнизона и еще 16 тысяч человек могли подоспеть через несколько дней из гарнизонов Мексики. У Грамона было семь кораблей. Он совершил довольно редкий по тому времени навигационный подвиг: благополучно пристал ночью к берегу в нескольких милях от намеченной цели. Высадившийся десант сразу отправился в путь и как раз перед рассветом был у массивных ворот города. Перепуганная охрана открыла их по первому же требованию. Ворвавшись внутрь, флибустьеры заняли форт и окружили главные суда. От властей города Грамон получил выкуп в два миллиона пиастров. На четвертый день маленькая армада отправилась в обратный путь в то самое время, когда на горизонте забелели паруса испанского флота.

Захват Кампече принес гораздо меньше результатов, так как жители города успели до прихода флибустьеров вывезти и спрятать свои сокровища. Грамон не был палачом. Он запретил своим людям – насколько это было в его силах – добиваться пытками признания. Гигантские пирушки утешили разочарованных флибустьеров. В последний вечер Грамон сидел за одним из столов колоссального пиршества, окруженный своими офицерами.

– А теперь праздничный костер!

Костер этот запомнился надолго. Грамон велел свалить в кучу найденное на складах кампешевое дерево, товар огромной ценности, самое дорогое дерево в мире, и поджечь его. Огромные языки пламени взметнулись к небу, осветив ночную тьму. Заклубился душистый дым... Безумно дорогая прихоть важного сеньора.

– Что бы они там, в Версале, ни затеяли, – воскликнул Грамон, – не может идти ни в какое сравнение с тем, что устраиваем здесь мы!

По возвращении на Черепаший остров губернатор объявил Грамону о его назначении королевским наместником в южную провинцию Сан-Доминго, как называлась тогда французская колония на острове Гаити. Версаль пожелал вернуть себе эту блестящую личность. Получая королевскую грамоту, Грамон выразил благодарность, но не сказал, собирается ли он приступить к своим новым обязанностям. А потом, в один из октябрьских дней 1686 года, он вышел в море с тремя кораблями и двумя сотнями людей в неизвестном направлении. Вскоре паруса флибустьерского аристократа исчезли за горизонтом и больше их уже никто не видел.

Имя Генри Моргана навсегда оставило яркий след в летописи английского флибустьерства. Родившийся в 1635 году в уэльском городке с трудно произносимым названием – Ланраймни – в большой патриархальной семье земельных собственников, этот молодой человек чувствовал, что ему тесно под отчим кровом и под слишком пасмурным небом. Его манила роскошь, солнце, шумная жизнь, власть. Быть королем на каком-нибудь острове... Однажды он сел на корабль, идущий к Барбадосу, где ему пришлось для оплаты своего проезда наняться на пять лет в услужение. В мечтах король острова, на деле он был почти рабом. Еще пять лет прошли на Черепашьем острове, где из рыжего, коренастого новичка-флибустьера, честолюбивого и довольно-таки жестокого, вытряхнули без остатка всякую совесть и деликатность, привитые его уэльской мамой. В двадцать восемь лет Генри Морган по-прежнему мечтает о великих подвигах, не имея возможности их свершить. Потом счастье ему улыбнулось. На Ямайку был назначен вице-губернатором его дядя. Гнездо английских флибустьеров должно было послужить взлетной площадкой для этого ястреба, желавшего стать орлом.