Национал-большевизм - Давид Л. Бранденбергер Страница 21

Выпуск «Краткого курса истории СССР» Шестакова в 1937 возвестил о своего рода идеологическом перевороте; его можно оценить, лишь тщательно проанализировав использование этого учебника. Где по нему учились? Насколько глубоким и всеохватным оказалось его действие на общество? Насколько он определил идеологическую программу советского общества в эти годы? Для ответа на поставленные вопросы необходимо исследовать проникновение патриотических тем и системы образов в советские средние школы и кружки партучебы во второй половине 1930 годов Рассмотрение этих идеологических площадок крайне важно, чтобы определить степень влияния обозначившейся после 1937 года национал-большевистской линии на советскую систему образования.

В середине 1930 годов все сферы советского общества находились в глубоком кризисе — народное образование не было исключением. Причинами низкой успеваемости в общеобразовательных школах в 1936–1937 учебном году, равно как и в предшествующие годы, называли плохое преподавание, низкое качество учебных материалов и нехватку указаний от местных органов народного образования[204]. При недостатке надежных методических руководств для преподавания политически важных предметов, таких как история, плохо подготовленные учителя пребывали в глубокой растерянности, пока их более находчивые коллеги втихомолку просматривали учебники, изданные еще при царе[205].

Из-за повсеместного распространения таких проблем в первой половине 1930 годов, партийная верхушка стала надеяться на традиционные стандартные учебники и методические материалы как на своего рода панацею. Однако разработка учебников оказалась совсем непростым делом в гиперполитизированной атмосфере 1930 годов. Череда неудач с написанием новых материалов даже подвигла партийное руководство в начале 1937 года к рассмотрению возможности переиздания дореволюционных, «буржуазных» учебников, чтобы на время удовлетворить потребности образовательных учреждений[206]. Последующее заявление о выходе давно ожидаемого «Краткого курса истории СССР» Шестакова в назначенное время к началу 1937–1938 учебного года вернуло надежду, — как партийной верхушке, так и простым учителям, — на то, что в преподавании истории скоро будет наведен порядок. 1 сентября 1937 года газета «Правда» посвятила этой проблеме статью, полную драматических высказываний: «Перед советской школой и ее учителями стоят задачи огромной государственной важности. 30 миллионов школьников надо воспитать в духе беспредельной любви к родине, преданности партии Ленина-Сталина»[207]. Шестаков объяснил центральную роль истории в этом процессе годом позже, наводя глянец на введение к собственному учебнику; по его словам, «кто знает историю, тот лучше поймет и теперешнюю жизнь, тот лучше будет бороться с врагами нашей страны и укреплять социализм»[208].

Хотя Шестаков и подчеркивал важность социалистических идеалов, все внимание после выхода учебника сразу же сосредоточилось на практических сторонах новой учебной программы. Высокопоставленные чиновники, например О. Ф. Леонова, депутат Верховного Совета и директор московской школы № 175, с энтузиазмом восприняли новую учебную программу и ее особый акцент на воодушевляющие своим примером личности, даты и события. Описания героизма и борьбы могли, по словам Леоновой, через заключенный в них патриотический призыв завоевать сердца и умы учащихся[209]. Стенограмма урока 1938 года наглядно показывает, как именно должен был происходить учебный процесс по мнению таких, как Леонова:

«Учитель: Главное здесь — опричнина, борьба с боярами. Иван IV здесь до некоторой степени завершил то дело, которое делали его предшественники, начиная с Калиты. Главная задача их деятельности была какая?

Ученик: Укрепить свою власть?

Ученик: Завоевать земли побольше?

Ученик: Объединить много княжеств в одно Московское государство?

Учитель: Объединить много княжеств и создать одно Московское государство. Первого объединителя как звали, Соня?

Ученик: Иван Калита.

Учитель: Да. Объединение княжеств начал Иван Калита и закончил Иван III, а Иван IV расширил и укрепил Московское государство еще больше. Он уничтожил самостоятельность отдельных князьков. Эти бояре своей вотчине чувствовали себя как независимые государи, они богаты, могущественны. Иван IV забрал их землю себе, самостоятельность уничтожил. Сделал так, что государство действительно стало единым. Теперь государство объединяется в руках единого московского государя. Это нужно было сделать потому, что иначе государство могло развалиться на отдельные мелкие части»[210].

Столь явное ассоциирование узнаваемых имен с героическими подвигами служит типичным примером методики преподавания, практикуемой согласно новой учебной программе. Практически на каждом уроке ступени эволюции российского государства связывались с великими современниками: от Ивана III к Ивану Грозному, от Михаила Ломоносова к Михаилу Кутузову, от Александра Суворова к Александру Пушкину. Рассмотрению социальных и экономических структур большого внимания уже не уделяли, равно как и подробным обсуждениям «социализма» или коммунистического будущего.

Такая упрощенная линейная траектория, в соответствие с которой государство брало свое начало от Киевской Руси, а затем перерождалось в Московскую Русь, имперскую Россию, и, наконец, в Советский Союз, не сводилась исключительно к хорошей педагогической методике. Нарратив не только отражал новое национал-большевистское направление на этатизм, приобретавший все большее распространение в официальном дискурсе, но и был очевидно популистским по своему замыслу, будучи проиллюстрирован яркими описаниями героев и злодеев. Влиятельный педагог И. В. Гиттис постаралась прояснить природу пронизывающего нарратив патриотизма в своем популярном руководстве для учителей, вышедшем в 1940 году:

«Дети должны ненавидеть врагов своей страны, восторгаться геройством русского народа, защищавшего и отстоявшего свою родину от захватчиков. Такие чувства должны, например, вызывать у детей знакомство с Куликовской битвой, с борьбой против польских интервентов в XVII в., с отечественной войной 1812 г.… Борьба народа с врагами-захватчиками — это всегда борьба за родину».

Гиттис понимала, что подход, предлагаемый ею, представляет собой радикальное отступление от двух предшествующих десятилетий советской исторической педагогики, особенно это касалось вдохновляющих примеров, которые должны были заимствоваться из царского прошлого. Принимая в расчет то недоверие, с которым она и многие другие идейные коммунисты восприняли новую стратегию массовой мобилизации, Гиттис призывала учителей проводить различие между дореволюционными и постреволюционным эпохами, описывая последнюю как по своей сути более героическую по сравнению с первой. Гиттис писала: «Только война с захватчиками после 1917 г. становится по-настоящему “отечественной” войной, ибо только в советском государстве трудящиеся обрели настоящее отечество. На основе изучения истории и младшие школьники должны понять, что Царицын, Перекоп, Волочаевск, Спасск, оз[еро] Хасан, где народ выступал как хозяин своей страны, не то же самое, что Чудское озеро, Куликово поле, Бородино и др.»[211].

Переоценка педагогической ценности дореволюционного периода советской истории, проводимая Гиттис, была вполне обычной для тех лет. Предполагалось, что события, произошедшие после 1917 года, несут наибольший вдохновляющий заряд, но на практике оказывалось совсем наоборот — школьники лучше понимали эпическое прошлое, чем запутанное советское настоящее. По свидетельству наблюдателя из Ступино, деревни в Московской области, уроки, на которых рассказывалось о Смутном времени начала XVII в.