Андрей Медведев - Подлинная история русского и украинского народа Страница 22

Причем чем больше узнаешь о деятельности поляков на ниве народного просвещения, тем больше склоняешься к мысли, что ее все же кто-то тщательно координировал. Потому что параллельно с лицеями, с университетами возникали и школы, и училища для крепостных крестьян при панских усадьбах. Там также детей учили на польском языке, в польском духе. Рассказывали о временах казачества, когда якобы поляки, казаки и малороссы жили душа в душу и вместе строили единую и нерушимую Речь Посполитую. Возник даже специальный термин «Третья уния». То есть согласно идеологии польского движения, первая уния была Люблинская, появившаяся в 1569 году, когда Польша и Литва стали единым государством. Вторая уния — это Брестская, на которой создали греко-католическую церковь. Ну а вот Третья уния должна была стать культурно-национальной, которая смогла бы объединить поляков и русских-малороссов в одну народность. Власти Российской империи на всю эту деятельность смотрели снисходительно, термины «пропаганда», «психологическая борьба», «война идеологий» тогда были никому не известны. И поскольку поляки занимались вроде бы только образованием, русского царя открыто не ругали, то многим чиновникам казалось, что ничего страшного не происходит.

Родной брат графа Яна Потоцкого, сочинившего украинцев, граф Северин Потоцкий в первые годы 19 века был попечителем вновь открытого Харьковского университета, который располагался, как мы помним, на Слободской Украине. Он привлек нескольких польских профессоров к преподаванию в нем. В Харькове образовался целый польский ученый кружок. Мысли Яна Потоцкого и Фаддея Чацкого об особой истории «украинцев», о том, что это не русский народ, а народ особый, европейский, причем близкий к полякам, именно через университетскую среду были распространены в Левобережной Малороссии и Слободской Украине.

Есть характерный эпизод из жизни Николая Гоголя, когда он решил поселиться в Киеве, в декабре 1833 года он писал своему приятелю Михаилу Максимовичу из Петербурга:

«Благодарю тебя за все: за письмо, за мысли в нем, за новости и проч. Представь, я тоже думал. Туда, туда! В Киев! В древний, в прекрасный Киев! Он наш, он не их, не правда? Там или вокруг него деялись дела старины нашей».

Сейчас на Украине принято считать, что великий украинский писатель Мыкола Гоголь писал эти строки про «москалей», что, дескать, Киев не москальский, а наш, украинский. На самом же деле Гоголь писал как раз про поляков, которые пытались занять должности в Киевском университете Святого Владимира.

«Говорят, уже очень много назначено туда каких-то немцев, это тоже не так приятно. Хотя бы для святого Владимира побольше славян. Нужно будет стараться кого-нибудь из известных людей туда впихнуть, истинно просвещенных и так же чистых и добрых душою, как мы с тобою».

Кременецкий лицей, ставший настоящим рассадником польской пропаганды, был закрыт в 1831 году, после разгрома польского восстания, его перевели в Киев, и как раз на его основе был создан университет имени Святого Владимира, о котором пишет Гоголь. Интересно, что когда в 1831 году был издан указ о закрытии лицея, там не нашли ни одного ученика, все до одного, независимо от национальности — русские, поляки, малороссы, — ушли в повстанцы.

Стоит признать, что в целом бредовые идеи Потоцкого и Чацкого, все эти сочинения про древних укров, все же ложились на вполне подготовленную почву. Потому что со времен воссоединения русских земель Малая Русь ощущала по отношению к себе этакую небрежность со стороны Великороссии, малороссийскому дворянству и интеллектуалам — даже при том, что они играли колоссальную роль в жизни Российской империи, — казалось, что заслуги их малой Родины в борьбе за русские земли, за сохранение русской идентичности и православия не слишком оценены в большой России.

В 1762 году, например, появилось стихотворение Семена Дивовича «Разговор Великороссии с Малороссиею». Семен Дивович родился в казацкой семье в начале 1730-х годов, в городке Семеновка Топальской сотни Стародубского полка на Гетманщине. Учился в Киево-Могилянской академии, потом в университете в Санкт-Петербурге. Его стихотворение начиналось со слов, точнее с вопроса Великороссии, которая спрашивает Малороссию:

«Кто ты такова родом, откуду взялася?Скажи, скажи начало, с чего произвелася?»

То есть Великороссия как бы демонстрирует, что совершенно не в курсе, как жила и откуда взялась Малороссия. Малороссия отвечает долгим рассказом о героической истории и происхождении казаков, впрочем, уточняя, что всегда желала быть вместе с царем российским.

Малороссия:

От древних казаров род веду и началоНазваний сперва было у меня немало;Ибо по полунощных рассеянна странах,В готских, жмудских и других слыла я именах.

Великороссия:

И ныне как зовешься — объяви точно мне,Под ким прежде жила, иль кто подлежал к тебе?

Малороссия:

От рассеяний Малой Россиею слыву,Издавна своими было вождями живуИ неприятелям многим сопротивлялась,Сильно, храбро и бодро с оными сражалась,Потом к польским королям стала уж надлежать,А оттуда отдалась других царей искать.

Великороссия:

Кому после в защиту себя привернулаИ кому повек ужо служить присягнула?

Малороссия:

Российского государя пред всеми почла,Ему добровольно себя вечно предала.

Великороссия, прослушав рассказ о жизни Малороссии, признает, что не знала правду о жизни Малороссии и не ценила ее заслуг.

Довольно, ныне твою правду принимаю,Верю всему, почитаю, храброй сознаю.Отсель и чины твои равнять с мерой стануИ от дружбы с тобою вечно не отстану.Мы будем в неразрывном впредь согласии житьИ обе в едном государстве верно служить.Посяпоры понимала темно о тебе;Благодарствую, что протолковала ты мне.

И стихотворение Дивовича возникло не просто так. Великороссы постоянно демонстрировали полную неосведомленность в малорусской истории. Более того, к малороссам относились как к не вполне полноценным русским, ненастоящим, этаким полуполякам, которые, пока тут Москва с татарами воевала, отсиживались у себя в Польше. Это надменное отношение великороссов к малороссам подметили даже галицко-русские ученые. Юрий Иванович Венелин, русский и болгарский историк и публицист, уроженец Закарпатья и выпускник Львовского университета, один из создателей славистики, в своем небольшом памфлете «О спорѣ между Южанами и Сѣверянами на счетъ их россизма» писал с изрядной долей иронии, точно подметив особенность северо-восточного русского говора:

«Общее, собственное название Северянъ и Южан есть Росс, а страны их, общей по свойству Славянской Географической Этимологии, Русь. Северяне называют себя прилагательным, производным от Русь (точно так, как и Французы и Италианцы прилагательными же, от Italia, France — Italiano, Français), Русьскими, но пишется Русские, ибо последнее — с — делаетъ лишним — ь-; Южане, напротив, еще ближе и естественнее, не прилагательным, но матереименным (matronymicum), от Русь (Русин), Русинами, т. е., сынами Руси. Однако же женский пол у Южан слыветъ: Русска, как и у Северян. Но, впрочем, все равно: Русин ли, Русак ли, Русский ли, Россиянин, или коренное Росс ли.

Здесь нельзя не упомянуть о важном споре между Южанами и Северянами на счет их Россизма (здесь подразумеваю мнение черни, простолюдия). По мнению Москвитян, например, тот только настоящий Русский, кто умеетъ гаварить па-настоящему, т. е. па-Русски, а это значит: по-Северному. Но горе Южанину; вы можете знать в совершенстве Северное Русское наречие или, так называемый, Русский язык; можете даже почти совершенно подделаться под Северный выговор; но горе вам, если вы спотыкнулись въ малейшем оттенении в выговоре; вам скажут: «Вы верна из Немцов?» или «Вы верна не здешний?», и тогда, любезный мой Южанин, называйся, как тебе заблагорассудится, Испанцем, Пруссаком, Халдейцем, или Тарапанцем, все равно, все тебе поверят, и как ты ни вертись, ни божись, все ты не русский! Но ты скажешь, что ты Мало-Росс; все равно, все ты не русский, ибо Московскому простолюдину чуждо слово Росс; и будет ли этот Росс велик или мал, для него все равно, только он убежден, что он не Русский, а Поляк, или Хохол, или Литва, или Козак, или Украинец, или что-либо похожее; словом, что он не свой. И в самом деле, можно ли человека почесть своим, который не носит красной или цветной рубашки, называет щи борщом и не гаварит харашо, а добре!»