Петр Аршинов - ИСТОРИЯ МАХНОВСКОГО ДВИЖЕНИЯ Страница 22

1 - Орфография и стиль документов передаются без изменений (прим. изд.)

2 – деникинцами.

* * *

Со середины апреля 1919 г. повстанческий район тщательно ис­следуется высшими чинами коммунистического правительства. 29 апреля в Гуляй-Поле приезжает командующий южного фронта Ан­тонов с целью познакомиться с самим Махно, махновским фронтом и настроением повстанчества. А 4-5 мая туда же приехал чрезвы­чайный уполномоченный Совета Обороны республики Л. Каменев с чинами харьковского правительства. Въезд Каменева в Гуляй-Поле был внешне дружественный, не оставлял желать ничего луч­шего. Он приветствовал собравшихся крестьян и повстанцев, как героев, своими усилиями освободивших район от гетмана, отстояв­ших его от Петлюры и Деникина. Казалось, революционная само­деятельность крестьян нашла в лице Каменева своего пылкого восхвалителя. Однако в официальной беседе с Махно, членами штаба и районного совета Каменев повел речь далеко не в духе сочувствия самодеятельности трудящихся. Был поставлен вопрос о районном Военно-революционном Совете. Существование этого со­вета при советской власти Каменев нашел абсолютно недопустимым и предложил распустить его.

Как и должно ожидать от государственника, Каменев спутал Два различных органа — Военно-революционный Совет респуб­лики, создаваемый правительственной партией, и Военно-револю­ционный Совет трудовой массы, созданный ею непосредственно, в качестве ее исполнительного органа. Первый совет, действитель­но, может быть распущен очень просто — приказом центрального комитета партии; но второй совет никем не может быть распу­щен, кроме самой массы, создавшей его. Распустить его, помимо массы, может только контрреволюционная сила, но никак не ре­волюционеры.

В таком смысле был дан ответ Каменеву. Ответ оказался до­вольно неприятным, вызвавшим жаркие споры. Несмотря на это, уезжая, Каменев, подобно Антонову, горячо распрощался с мах­новцами, высказал благодарность и всякие пожелания, расцеловал­ся с Махно, уверяя, что с махновцами, как с подлинными революционерами, у большевиков всегда найдется общий язык, что с ними можно работать и должно работать совместно.

Были ли приезды большевистских наркомов в Гуляй-Поле действительно такими дружественными, как это можно было ду­мать по их горячим пожеланиям, или за внешней дружествен­ностью наркомов уже тогда пряталась их непримиримая вражда к повстанческому району? Вернее последнее. Развернувшиеся в скором времени события в районе показали, что в большеви­стском мире давно зрела мысль о военном походе на незави­симое повстанчество. Приезд Антонова и Каменева в Гуляй-Поле можно рассматривать как тщательную разведку большевиков пе­ред их нападением на район. После этих посещений ничто не изменилось в отношении большевиков к махновщине. Их аги­тационная кампания в прессе не только не ослабела, но на­оборот — усилилась. Измышления, одно другого постыднее в гнуснее, не переставали выпускаться ими по адресу махновцев. Все показывало, что большевики стремятся подготовить мнение рабочих и красноармейцев к готовящемуся ими вооруженному нападению на вольный район. Месяцем раньше с их стороны была сделана попытка убить Махно из-за угла. Командир одного полка Падалка, подкупленный большевиками, взял на себя их «поручение»: напасть со стороны Покровского на Гуляй-Поле, когда там будет Махно, захватить его и штаб. Заговор был обнаружен самим Махно, когда он находился в Бердянске и через несколько минут должен был ехать в Гуляй-Поле. Его удалось предотвратить только потому, что под рукой у Махно оказался аэроплан, на котором он успел пролететь расстояние от Бердянска до Гуляй-Поля в два часа с минутами. Органи­заторы заговора были врасплох схвачены и казнены.

Неоднократно от товарищей, работавших в большевистских уч­реждениях, Махно получал предостережения — ни в коем случае не ехать по вызову ни в Екатеринослав, ни в Харьков, ибо каждый официальный вызов будет означать ловушку, готовящую ему смерть. Словом, всякий новый день говорил о том, что спор об идейном влиянии в украинской революции большевики не сегод­ня-завтра будут решать оружием. Мятеж Григорьева неожиданно заставил их внешне и на некоторое время изменить свое отношение к махновщине.

Глава шестая МАХНОВЩИНА (продолжение)

Мятеж Григорьева. — Первое нападение большевиков на Гуляй-Поле

12 мая 1919 г. в основной штаб махновцев, стоявший в Гуляй-Поле, пришла телеграмма следующего содержания:

Гуляй-Поле, батько-Махно по нахождению.

«Изменник Григорьев предал фронт. Не исполнив боевого при­каза, он повернул оружие. Подошел решительный момент — или вы пойдете с рабочими и крестьянами всей России, или на деле откроете фронт врагам. Колебаниям нет места. Немедленно сооб­щите расположение ваших войск и выпустите воззвание против Григорьева, сообщив мне копию в Харьков. Неполучение ответа буду считать объявлением войны. Верю в честь революционеров — вашу, Аршинова, Веретельникова и др. Каменев, № 277. Реввоен-контролер Лобье.»

Штаб в своем расширенном составе, с участием представи­телей Военно-революционного Совета, немедленно обсудил теле­грамму, сообщающую о событии, и само событие и пришел к следующему заключению. Григорьев — бывший царский офицер; накануне свержения гетмана он находился в рядах петлюровцев, руководя большими повстанческими отрядами, бывшими в рас­поряжении петлюровских властей. В дни разложения петлюров­ской армии, происшедшего под влиянием классовых противоречий, Григорьев со всеми своими частями перешел на сторону большевиков, пришедших к этому времени из централь­ной России, и стал действовать с ними против петлюровцев, сохранив за своими частями известную автономию и свободу действий. В Херсонской губернии сыграл значительную роль в ликвидации петлюровской власти. Занял Одессу. Затем до по­следнего времени держал фронт повстанческими отрядами в на­правлении Бессарабии.

Повстанческие отряды Григорьева и в организационном, а глав­ное — в идейном отношении значительно отстали от махновского повстанческого района. Они не развивались, оставаясь все время в первоначальной стадии своего роста. В начале всеобщего повстания они были проникнуты революционным духом, но в самих себе и крестьянской среде, откуда вышли, они не отыскали тех истори­ческих задач труда и того яркого социального знамени, которые были у махновцев. Несмотря на высокий революционный подъем этих отрядов, они имели неустойчивый, далеко не определенный социальный идеал, в связи с чем подпадали под руководство то петлюровцев, то Григорьева, то большевиков.

Сам Григорьев никогда не был революционером. В его по­ведении, когда он состоял в рядах петлюровцев, а затем в рядах красной армии, было много авантюристического. Он был пре­имущественно простым воякой, которому стихия народного по-встания неожиданно раскрыла простор. Физиономия его имела чрезвычайно пестрый вид: в нем была и доля сочувствия за­битому крестьянству, и властничество, и атаманское озорство, и национализм, и антисемитизм. Что заставило его выступить против большевиков? Для штаба махновцев это было неизвест­ностью. Имелись данные о том, что сами большевики спрово­цировали его на выступление, дабы ликвидировать его автономные повстанческие отряды, которые хотя и не пресле­довали самостоятельных революционных целей, как махновцы, но по своей форме и содержанию были все-таки враждебны идее большевизма. Как бы то ни было, но движение Григорьева про­тив большевиков являлось в глазах махновцев не революцион­ным, не трудовым, а лишь военным, политическим, заслуживающим полного презрения с их стороны. Это особенно стало ясным, когда Григорьев выпустил свой «Универсал», пред­ставлявший собою проповедь национальной вражды между тру­дящимися. Единственное во всем движении, достойное, по мнению махновцев, внимания и сожаления, — это повстанче­ские массы, увлеченные Григорьевым обманным путем в поли­тическую авантюру.

Таково заключение, к которому пришли махновцы, обсудив григорьевское движение. И в соответствии с этим штаб армии начал реагировать на событие. Прежде всего было сделано следующее распоряжение по фронту:

«Мариуполь. Полевой штаб армии махновцев. Копия всем на­чальникам боевых участков, всем командирам полков, баталионов, рот и взводов. Предписываю прочесть во всех частях войск имени батько-Махно. Копия Харьков Чрезвычайному Уполномоченному Совета Обороны Каменеву.

Предпринять самые энергичные меры к сохранению фронта. Ни в коем случае недопустимо ослабление внешнего фронта револю­ции. Честь и достоинство революционера заставляют нас оставаться верными революции и народу, и распри Григорьева с большевиками из-за власти не могут заставить нас ослабить фронт, где белогвар­дейцы стремятся прорваться и поработить народ. До тех пор, пока мы не победим общего врага в лице белого Дона, пока определенно и твердо не ощутим завоеванную своими руками и штыками сво­боду, мы останемся на своем фронте, борясь за свободу народа, но ни в коем случае не за власть, не за подлость политических шар­латанов.