Олесь Бузина - Тайная история Украины-Руси Страница 22

Неудивительно, что к сердцу этого юриста на троне и протоптала потайную тропку украинская «интердевочка». Причем, протоптав, тут же отвадила ходить той же дорогой остальных. Чем она там его приручила — точно не известно. Венецианский посол считал, что Роксолана «молода, но не красива» («giovane, ma non bella»), а стамбульское простонародье на полном серьезе утверждало, что султанша — ведьма. Германскому послу Бузбеку агенты называли двух баб, поставлявших для султанши зубы гиены — очень хороший любовный талисман, по мнению тогдашних «сексологов». Указывали даже на некую «Тронгиллу, еврейку-чародейку», вместе с которой Роксолана «с помощью заклинаний и любовных напитков» привораживала Сулеймана. Вся дипломатическая колония билась над решением неодолимой задачи. Как? Как ей удалось? Этой маленькой неприметной сучке, ничуть не похожей на буйнотелую Ольгу Сумскую из многосерийного фильма!

Честно говоря, и я бьюсь над этим вопросом. И даже готов предложить свой вариант ответа. В гарем Сулеймана Роксолана попала в 1520 году, находясь в нимфеточном пятнадцатилетнем возрасте. Это уже кое-что — Набоков о такой, например, только мечтал.

Была она девушкой образованной — дочерью попа. Следовательно, грамотной и подкованной в Священном писании, имеющем немало параллелей с мусульманским Кораном. Значит, с ней было о чем поговорить — не то, что с неграмотными черкесскими красавицами, почему-то особо ценимыми в Стамбуле.

На каком языке разговаривать — тоже не составляло проблемы. Турецкая столица кишела выходцами из славянских стран, как пес паразитами. Мы представляем империю османов как нечто до скуки единообразное. Между тем реальная картинка была куда сложнее — вроде современного Киева, где кто-то говорит по-русски, кто-то по-украински, а кто-то на таком «канадійском» диалекте с «інвазіями» и «гелікоптерами», что его даже сам Симон Петлюра не поймет!

Итальянский разведчик Паоло Джовио в трактате для императора Карла V (того самого, что накостылял французам при Павии), сообщал: «При султанском дворе разные языки в ходу: турецкий — язык властителя, арабский — на котором написан турецкий закон — Коран; третье место занимает язык славянский: на нем, как известно, говорят янычары…»

На стамбульских улицах слепые кобзари распевали думы на тех же языках, на которых говорили матери на Днепре и Дунае. Только пели они о победах их сыновей-янычар над христианами-гяурами! Не верите? Что ж, тогда вот вам свидетельство польского путешественника Мацея Стрыйковского, изложенное в написанной им собственноручно «Хронике»: «Я сам своими ушами слышал, как в Турции на улицах и базарах, на общественных рынках поют о подвигах храбрых людей сложными стихами, подыгрывая на скрипках, которые мы называем сербскими, на лютнях, кобзах и гарфах, к великой радости простого народа… Вот так и при мне в Царьграде, как отобрали в 1574 году у испанцев Тунис и Голету в Африке, то везде на улицах, в караван-сараях и харчевнях на турецком и славянском языке нищие громогласно распевали красивые песни о том, как мужественно шли на штурм янычары…»

Сулейман Великолепный прекрасно понимал язык своих лучших солдат — тот самый, что был родным и для его любимой наложницы. Языкового барьера между ними не существовало!

Но главное — Роксолана была постоянно веселой! А найти бодрую, никогда не унывающую бабу — счастье для любого самца, будь он хоть трижды султан. И слегка меланхоличный, склонный к поэзии и депрессиям падишах взял да и влюбился, став пленником собственной пленницы.

Последствия этого выбора оказались трагическими для Турецкой империи. Не будем преуменьшать влияние славянского лобби в политической системе Стамбула — оно было огромно! Другой польский разведчик Михаил Литвин писал об обстановке при султанском дворе: «Все министры этих тиранов, евнухи, секретари и знающие люди и их особое войско — янычары, которые с детских лет обучаются военным знаниям и дисциплине, те, из которых выбирают военачальников и баронов, — все они родом из нашей крови».

Роксолане было на кого опереться в придворных интригах, чем она и не преминула воспользоваться.

Вскоре Стамбул погрузился в пучину интриг, вызвать которые может только украинская баба.

Пока янычары распевали на украинском языке бодрые песни, прославлявшие их славное янычарское житье, Роксолана занялась своим прямым делом — производством для султана наследника. Турция еще не подозревала, какая страшная опасность нависла над ее историческим будущим. Но было уже поздно.

Наследник по имени Селим, честно говоря, получился так себе. К тому же у него был существенный изъян — он несколько опоздал к разделу государственного имущества. Кроме Роксоланы, Сулейман Великолепный более двадцати лет имел еще одну жену — черкешенку родом с Кавказа. Как пишет в «Истории Турции» Агатангел Крымский, «она превосходила украинку Роксолану тем, что «была не просто гаремной женщиной, а султаншей, и уже породила султану Сулейману сына-первенца, которого звали Мустафа».

Отец сильно любил Мустафу. Простой народ его просто обожал. Это был настоящий турок эпохи расцвета — дикий и кровожадный. Бежавший из Стамбула христианский пленник Джюрджевич писал, что он «затмевает всех предшественников деспотизмом и жестокостью». С таким бы империя османов не заржавела! Держись, Европа! Но ему, как говорится, не хватило счастья.

Роксолана задумала устранить Мустафу, а на его место пристроить своего сынишку — Селима. То, что Селим с юных лет пил, как сапожник, ее не интересовало — зато «рідна дитина». Хоть и от турка.

Сначала она добилась устранения великого визиря Ибрагима, поддерживавшего «черкесскую партию». Старый приятель Сулеймана визирь жил роскошнее всех в Стамбуле. Даже самого султана. Того до поры до времени это ничуть не беспокоило — друг есть друг. «Нет такой почести, которой бы он не заслуживал», — сказал про него однажды Сулейман. Но хитрая баба из Рогатина разрушила эту идиллию, и Ибрагим неожиданно для всех заслужил черный шелковый шнурок, которым его и задушили по приказу друга-султана.

Вместо Ибрагима пост визиря занял ставленник «славянского лобби» Рустем-паша — серб родом и верный сообщик Роксоланы — мужчина настолько угрюмый, что не улыбался никогда. Как всякий мрачный тип, он имел репутацию честного человека. Сулейман верил ему, как себе. К тому же Роксолане удалось убедить мужа выдать за Рустем-пашу их дочь. Именно Рустем сыграл главную роль в натравливании султана на старшего сына Мустафу.

А петля интриг Роксоланы все прочнее затягивалась у того на шее. И тогда соперница украинки не выдержала. «Предательница! — набросилась мать Мустафы на Роксолану. — Ты, базарное мясо, хочешь равняться со мной!» Произошла безобразная драка — такая же, как в украинском селе, когда бабы не поделят приглянувшегося мужика. Чисто физический перевес оказался на стороне уроженки Кавказа. Используя элемент внезапности, ей удалось вцепиться Роксолане в лицо и выдрать клок волос.

Как раз в этот момент явился старший евнух — кизляр-агаси — с приказом для Роксоланы явиться к султану. Потрепанная в гаремной потасовке прелестница ответила отказом, заявив, что «базарное мясо» пришло в нетоварный вид: предстать пред светлые очи падишаха с такой физиономией было бы для повелителя правоверных сущим оскорблением.

Сулейман, тем не менее, потребовал, чтобы она пришла, а потом вызвал на расправу и черкешенку. Гордая дочь гор темпераментно ругалась, наезжая на падишаха. Дочь степей обиженно молчала. Сулейман, как всякий мужчина, выбрал из двух баб ту, которая меньше действовала ему на нервы. Роксолану оставили в Стамбуле. Черкешенку отослали в провинцию к сыну Мустафе.

Однако тайный смысл всего происходящего не укрылся от иностранных дипломатов. Венецианский посол Наваджеро в феврале 1553 года доносил сенату: «Все намерения матери, которую так любит великий государь, и замыслы Рустема, обладающего такой большой властью, направлены только к одной цели: сделать наследником своего родственника Селима».

Дело это оказалось тем проще, что Мустафа и не скрывал своего неудовольствия происходящим. Среди народа даже распространился слух, что старший сын, если бы мог, давно сбросил бы папашу с трона. Сначала Мустафу перевели из близкой к Стамбулу Магнесии в куда более отдаленную Амасию, а потом, когда в изоляции он окончательно утратил влияние, неожиданно вызвали к султану.

Осенью того же 1553 года Сулейман Великолепный расположился лагерем в Малой Азии, готовясь к войне с персидским шахом. К этому времени Рустем-паша и Роксолана окончательно сумели убедить его в том, что Мустафа, опираясь на популярность в народе, завязал тайные сношения с персами и готовит переворот. Султан немедленно вызвал наследника к себе.