Александр Шапран - Ливонская война 1558-1583 Страница 22

Отношения Москвы с восточными соседями уходят во времена ордынского ига над Русью. Для того чтобы понять смысл этих отношений, необходимо вникнуть в суть происходивших тогда в самой Орде процессов и событий. А заключались они в том, что уже непосредственно после Батыева разгрома Руси, создания нового государственного образования — Золотой Орды и установления им над русскими землями своего гнета само новое государство вступило на путь своего распада, и процесс этот уже в первые десятилетия после завоевания Руси Батыем стал необратим. Снедаемая внутренними противоречиями и раздорами империя Чингизидов не минула в своей истории общей для всех раннефеодальных государств судьбы. Царившие в Орде неурядицы неуклонно вели ее к развалу. Уже к середине XIV столетия от Золотой Орды отделились ставшие лишь полузависимыми от нее ханства или улусы, стремившиеся к полной независимости от Сарая. Процесс этот сопровождался острым соперничеством ханов как за престол в самом Сарае, так и за владение отдельными улусами. Типичным продуктом такого распада стало, к примеру, Казанское ханство, к концу XIV века практически вышедшее из-под власти сарайского правителя.

Другой особенностью было то, что в самих отделившихся от Ордынской империи улусах, главные из которых носили название царств, как, например царство Казанское, до середины XVI века, то есть до присоединения к Московской державе, не прекращался процесс дробления, отчего и централизованная власть там всегда была призрачной. К тому же вся эта государственная неустроенность, ввиду того, что на территориях таких улусов проживали многие народности, удачно дополнялась национальными противоречиями, а отжившие формы хозяйствования, где широко использовался труд рабов, не способствовала экономическому подъему. Одной из основных форм поддержания своего экономического и политического состояния правившие улусами ханы считали грабительские набеги на соседей, где основным объектом ордынских терзаний оставалась Русь.

Выше мы говорили, что Иван Грозный на первых шагах всех своих начинаний неизменно имел успех. Не стала исключением и его внешнеполитическая деятельность, и «прекраснейшее начало», если повторить слова историка, в первую очередь относится к покорению терзавших московские рубежи восточных соседей.

С первых лет самостоятельного правления Ивана отношения с мусульманским Востоком стали приоритетными во всей его внешней политике. Разбойничья политика ордынских ханов уже многие поколения отзывалась постоянной тревогой и напряжением на южных и восточных границах русской земли. Наиболее досаждал московским пределам Крым. Недружелюбием к Руси отличалась и ногайская орда, зависимая и номинально подчиненная астраханским ханам. Неспокойно было и на казанском порубежье, но если удаленность и природная защищенность Крыма еще два столетия делали его неуязвимым, то близость и удобства сообщения с Казанским и Астраханским ханствами уже предопределили их судьбу.

Первой на очереди стала Казань.

Непостоянство казанских вельмож, частые измены, непредсказуемость политики высшего руководства, круговерть на казанском престоле, чередующиеся возвышения и падения партий и группировок вызывали резкие перемены в отношениях с Москвой. Очередное ослабление политических позиций промосковских партий неизменно сопровождалось грабежами и избиениями русских торговых людей в Казани и нападениями на восточные окраины Московского государства. Антимосковская активность возросла особенно резко, когда на казанский престол уселся ставленник Крыма, злейший противник Москвы хан Сафа-Гирей. С его воцарением участились набеги казанцев на русские области. В Москве ясно понимали, что с Казанью необходимо покончить во что бы то ни стало.

В противоборстве с Казанью успехам Москвы способствовало то обстоятельство, что многие влиятельные казанские вельможи уже давно перешли на службу к московскому государю вместе со своими подданными и земельными владениями, и этот процесс перехода продолжался вплоть до окончательного падения ханства. К началу казанской эпопеи под властью московского государя находились уже все земли по правую (горную) сторону Волги и некоторые области левой (луговой) стороны. Но жители этих присягнувших на верность Москве земель не отличались постоянством. Перемены в ханской столице немедленно отзывались на настроении населения. За предшествующие казанской войне годы, как и за несколько лет уже после падения ханства, жители даже горной стороны, более тяготевшие к Москве, а тем более луговой, неоднократно изменяли присяге, всякий раз ополчаясь на московские власти.

В апреле 1545 года юный Иван Васильевич принял, пожалуй, свое первое важное решение. На лето он назначил поход на Казань. Поход совершался тремя ратями. Первая под начальством Ивана Шереметева и Давида Палецкого отправилась Волгой на судах, другая под командованием Василия Серебряного шла из вятских мест, наконец, третья, возглавляемая воеводой Львовым, двигалась из Пермского края. Первые две встретились под стенами Казани, пожгли окрестности и, повоевав многие веси, вернулись обратно. Третья была менее удачлива. Львов опоздал и появился у ханской столицы тогда, когда первые две русские рати оттуда уже ушли, а казанцы к тому времени успели собрать большое войско. Татары разбили оставшегося в одиночестве русского воеводу, причем сам Львов в бою был убит. Таким образом, общий успех от всего предприятия остался более чем сомнителен.

В зиму 1546–1547 гг. в связи с обострившимися в очередной раз отношениями и отпадением от Москвы многих до этого присягавших ей поволжских народов царь вновь послал на Казань свои войска, поставив во главе их воеводу Александра Горбатого. Тот дошел с полками до свияжского устья, что приблизительно против устья реки Казанки, в 20 верстах от ханской столицы. Затем прошелся всей горной стороной Волги, побивая на пути отряды восставшего против Москвы населения, и, приведя к присяге так называемую горную черемису, вернулся в Москву. Письменные источники обращают внимание на то, что в этом походе русские воины не столько сражались с казанцами, сколько с выпавшими на их долю морозами и снежными вьюгами.

В следующих двух походах на Казань 1548 и 1550 годов непосредственное участие принимал и сам царь, но от этого они не стали более успешными. В первый раз войска выступили в январе, а уже в феврале, когда они шли по волжскому льду, случилась оттепель, река покрылась талой водой, в образовавшихся полыньях потонула почти вся русская артиллерия и погибло много людей. Царь вернулся в Москву, но отдельные легкие отряды дошли до ханской столицы. Там их встретил Сафа-Гирей, но, потерпев поражение, нашел спасение за казанскими стенами. Однако и русские воеводы без артиллерии и обоза не могли предпринять ничего серьезного против крепости и вернулись назад. Спустя ровно два года царь стоял уже под стенами Казани, но также без решительного успеха. Приступы к городу не удавались. Простояв одиннадцать дней и потеряв много людей, царь вновь возвращался в Москву, не стяжав победных лавров. Но при всех недостатках Ивана Васильевича нельзя не отдать ему должного: раз поставив цель, он от нее уже не отступался. Решительности и настойчивости в достижении намеченного у царя от неудач не убавлялось.

Наступил 1552 год. В Казани в очередной раз возобладало влияние крымской стороны. С престола был свергнут ставленник Москвы, хан Шиг-Алей, и возведен Едигер, из рода астраханских ханов. Постройка на правом берегу Волги, в 20 верстах от ханской столицы, русской крепости Свияжска еще более раздразнила и взбудоражила антимосковскую сторону. От Москвы вновь отпала не только луговая, но и правая, горная сторона Волги. Решительное наступление на ханство откладывать было больше нельзя. Из Свияжска — последнего русского рубежа в Казанской земле — приходили дурные вести: движение против Москвы принимало всеобщий характер.

В Москве шли деятельные приготовления к последнему походу на Восток, которому было суждено поставить точку в самостоятельности Казанского ханства. В начале лета 1552 года Коломна стала местом сбора войск для предстоящего похода. Уже давно Москва не выставляла под своими знаменами такие силы. Поход на Казань должен был иметь общегосударственное значение. Командующим над всеми русскими войсками был поставлен князь Иван Федорович Мстиславский, вторым воеводой царь назначил Михаила Ивановича Воротынского. В середине июня в Коломну прибыл и царь, не оставлявший с этого момента войска до конца кампании. Роль царя в казанском походе весьма условна, и его нахождение при армии носило чисто символический характер. Не только не отличаясь полководческими дарованиями, но и не обладая элементарными воинскими задатками, царь Иван на протяжении всей войны оставался чем-то вроде знамени, морального фактора, призванного для подъема боевого духа русского войска. Даже если не придавать значения свидетельствам Андрея Курбского, одного из главных героев казанской войны, позже из-за литовского рубежа упрекавшего царя в недостойном поведении того под стенами Казани, — свидетельствам, предвзятость которых можно объяснить личной неприязнью к царю его бывшего воеводы, получившего теперь возможность оппонировать царю из безопасного далека, простое, поверхностное знакомство с действиями русского командования под Казанью достаточно свидетельствует о том, что руководство войсками со стороны царя было лишь номинальным, а решения всех стратегических задач, как и тактическое управление боевыми операциями, осуществлялись царскими воеводами самостоятельно.