Алексей Тепляков - «Непроницаемые недра»: ВЧК-ОГПУ в Сибири. 1918–1929 гг. Страница 22

Для местных чекистских начальников было очень характерно заявлять о себе как о ведущей силе данного региона. По мнению чекиста В.А. Надольского, весной-летом 1920 г. местная чека была главным учреждением Кузнецкого уезда: «для такого захолустья, как Кузнецк, политбюро есть вся основа, на которой [держится] советская власть». Руководство Енисейской губчека весной 1920 г. уверяло членов губбюро РКП(б), что губерния представляет собой вулкан, готовый извергнуться восстаниями, и что только чекисты контролируют ситуацию. В конце 1921 г. замначальника Щегловского политбюро А.Н. Поморцев сообщал в Томск, что в условиях крайнего распространения «красного бандитизма» уездным властям можно было опереться только на два десятка сотрудников политбюро и небольшое количество сознательных коммунистов Щегловска, рудника и химзавода[128].

Чекисты ревниво относились к попыткам милиции заниматься самостоятельным политическим сыском. Председатель Алтайской губчека И.И. Карклин 28 июня 1920 г. телеграфировал начальнику Барнаульской городской милиции: «Губчека предлагает Вам не производить никаких арестов, обысков и розысков по политическим делам, не получив на то согласие секретно-оперативного отдела Губчека». Летом 1920 г. властями губернии отмечалось, что у милиции были частые стычки с чекистами «на почве разграничения прав, дело доходило до арестов как милиции, так и агентов Чека».

В выступлениях руководящих деятелей ЧК порой проскальзывали нотки соревновательности с коллегами. Председатель Енгубчека Р.К. Лепсис в апреле 1921 г. на заседании губкома РКП(б) заявил, что ситуация с контрреволюционерами и бандвыступлениями в Енисейской губернии «гораздо лучше», нежели в других сибирских регионах. Также он отметил, что за последние восемь месяцев (то есть сразу после приезда в Красноярск самого Лепсиса) у ЧК налицо «полный контакт» с губкомом и советскими учреждениями, чего раньше не наблюдалось. Показательно, что, достаточно положительно характеризуя политическую обстановку, Лепсис не сказал ни слова о колоссально распространившемся «красном бандитизме»[129].

Партийному начальству подчас приходилось опасаться не только антибольшевистских повстанцев, но и самих анархиствующих коммунистов. Поэтому чекисты повсеместно внимательно надзирали за комячейками. Как вспоминал работник ОПТУ Я.Н. Карташев, в ночь на 24 мая 1921 г. щегловские чекисты разоружили участников «контрреволюционной организации» в военкомате, тюрьме, милиции, пулемётном взводе и ряде других мест, арестовав около 100 чел. Лидером организации, действовавшей под лозунгом: «Бей спецов!», был объявлен некий бывший прапорщик Колчака. На свою сторону заговорщики якобы привлекли коммунистические ячейки расположенных под Щегловском сёл Ягуново и Комиссаровка. Между тем привилегия «бить спецов» принадлежала исключительно чекистам, 30 апреля 1921 г. арестовавших 42 члена так называемой «первомайской» организации, включая весь техперсонал Кемеровского рудника[130].

Согласно чекистской информации, в 1921 г. в Анжеро-Судженской районной парторганизации была раскрыта подпольная группа, планировавшая физическое устранение ряда видных ответработников. Чекисты Анжеро-Судженска следили не только за благонадёжностью рядовых коммунистов, но и вмешивались в дела любых партийно-советских и хозяйственных учреждений. Тамошний секретарь райкома партии писала в начале ноября 1921 г. в Сиббюро ЦК РКП(б) о том, что «необходимо обратить внимание на крайне слабую и даже отрицательную деятельность районного политбюро, которое очень часто вмешивается в действия хозяйственного органа и отдаёт всяческие распоряжения лицам техперсонала». Аналогично возмущались в декабре 1921 г. власти Татарска, отмечая, что политбюро, вмешивающееся в дела администрации города, «необходимо призвать к порядку».

Чекисты следили и за тем, чтобы мероприятия власти не слишком озлобляли население, не без ревности относясь к подмене местными коммунистами их специфических функций. Председатель Бийской уездчека 3.А. Александров в июне 1920 г. доносил о том, что «партийная работа как в городе, а также и в уезде совершенно не ведётся, да и вестись она не может, т. к. таковую вести некому… Комячейки… занимаются арестами, обысками, реквизицией, конфискацией, сменой ответственных работников…»[131].

Ультралевацкая политика атаки на зажиточное население и духовенство Якутии, вызвавшая крайнюю ненависть якутов, подчас резко критиковалась некоторыми чекистами. В 1921 г. на собрании коммунистов Якутска видный сотрудник губчека Н. П. Осетров заявил — на упрёки в слабой работе — следующее:

«Только чека и вела борьбу с бандитизмом. И поскольку его проявляли красные местные ревкомы… Разве не Платон Слепцов-Ойунский, будучи заведующим Отдела управления, издавал приказ брить бороды священнослужителям и жечь шаманские костюмы? Разве не амгинских кулаков [Ойунский] объявил вне закона? Разве не губбюро осмеяло на пленуме следователя губчека товарища [П.П.] Кочнева за то, что он отдавал под суд ревком Амгинского района за незаконные конфискации, мародёрство, истязания? Тогда товарищ Максим Аммосов сказал: "Вы, чекисты, не понимаете [политику] классового расслоения и ваша работа идёт на пользу кулака". Это было в начале января (1921 г. — А.Т.). Одно время чека находилась на полулегальном положении. Коллегия её находилась под угрозой ареста. Члены ревкомов Амгинского района были освобождены из местзака и творили то же самое [что и прежде]…. Бандитизм начал развиваться не там, где, по мнению товарища Барахова, "свирепствовал" тов. Петров. А там, где товарищ Слепцов-Ойунский объявил тойонов вне закона, и где чекисты пресекали преступные действия ревкомов — худшие, чем допустил (если допустил) товарищ Петров. Здесь с самого начала местные работники считали чека ненужным и, пожалуй, вредным учреждением. А [насчёт] работников чека, как на днях товарищ Барахов, секретарь губбюро, в беседе со мной сказал обо мне как о чекисте и ряде [других] активных чекистов — самое скверное мнение»[132].

Вообще, выслушивать упрёки в недостаточной жёсткости чекистам приходилось нередко. Глава Томгубчека И.М. Кошелев 9 января 1920 г. сообщал губревкому, что за первые две недели работы чекисты арестовали 326 чел. и завели 260 дел, а дом принудительных работ ежедневно пополняется 50 арестованными. Но пять дней спустя ревком постановил снять Кошелева за слабую работу, позднее отметив: «Белогвардейцы и контрреволюционеры открыто высказывали своё неудовольствие Советской властью. Сейчас с приездом новых товарищей работа пошла лучше».

В советизируемую Сибирь, где сразу после изгнания Колчака на уезд обычно приходилось всего два-три десятка коммунистов, хлынули работники из других регионов, не знавшие местных условий и равнодушные к нуждам населения. Они пополняли как партийно-советские, так и карательные структуры. Но в уездных органах чека было много работников из местных, что порой вызывало нарекания в их адрес как недостаточно лояльных и подверженных влиянию со стороны бывших односельчан либо, наоборот, склонных к беспорядочным бессудным расправам над «контрреволюционерами». По мнению партийного начальства, сотрудники Тарского политбюро Омгубчека чересчур снисходительно относились к местным землякам-контрреволюционерам. Напротив, глава Сибревкома Смирнов в июле 1921 г. обвинил чекистов Кузбасса в «красном бандитизме» за массовые аресты специалистов-угольщиков, «что гибельно отражается на производстве»[133].

В каком стиле работали чекистские власти, например, Каменского уезда Алтайской губернии, видно из реплики прибывшего в г. Камень видного партработника В.Ф. Дружицкого, который 21 июня 1920 г. заявил, что уездный исполком просто боится работников политбюро, которые «схватывают и арестовывают людей, держат их без предъявления обвинений, без суда, в самых ужасных антисанитарных условиях… бывают случаи побоев».

Характерно, что с самого начала чекисты активно арестовывали представителей местных властей. Уже 18 декабря 1919 г. они арестовали заведующего финотделом Каинского уездревкома Вельского, а в июле 1920 г. за вооружённый «дебош», принятый за попытку восстания, был арестован военком Каинска Осипов, осуждённый затем к «условному расстрелу». В Киренском уезде Иркутской губернии чекисты отчитались о ликвидации подпольной повстанческой организации: они арестовали уездного военкома Дмитриева и весь командный состав местного красноармейского батальона, а сам батальон разоружили как ненадёжный[134].

Томский ревком 24 февраля 1920 г. постановил довести до сведения губчека «о желательности при аресте ответственных советских работников предварительно осведомлять о предполагаемых арестах Губревком». В марте 1920 г. глава Славгородской учека М.И. Воевода арестовал часть ответработников уезда. В начале мая 1920 г. за скрытие своей былой службы в полиции был арестован заведующий Алтайской губмилиции Денисенко. В августе-сентябре 1920 г. чекисты арестовали несколько ответработников Каменского уездного ревкома, обвинённых в создании антисоветской организации. Правда, в этом случае местные коммунисты с помощью ЧК нанесли превентивный удар по выходцам из партизан, пользовавшихся огромным авторитетом в уезде[135].