Александр Елисеев - Русские в СССР. Потерпевшие или победители? Страница 22

«Либеральные» настроения были присущи и наркому иностранных дел Чичерину, который допускал возможность создания многопартийной системы. На политические послабления был также готов идти и нарком внешней торговли Л.Б. Красин.

Показательно, что на Западе в тот момент питали очень серьезные надежды на либерализацию РКП(б) изнутри. «Из… ключевых игроков никто всерьез не верил в возможность насильственного свержения большевиков, – пишет в. Абаринов. – Иное дело естественная трансформация режима в результате экономического взаимодействия с Западом. Сегодня концепцией «вовлечения» (engagement) никого не удивишь. Но в начале 20-х годов это была свежая идея. Некоторые исследователи полагают, что ее автор – не кто иной, как Борис Викторович Савинков, близкий друг Сиднея Рейли (английского шпиона. – А.Е.), лидер Народного союза за освобождение Родины и народа (?), знаменитый террорист и заклятый враг большевиков… Идею бескровной трансформации советского строя всецело разделял Рейли. В августе 1921 года, после дискуссий с представителями демократического крыла русской эмиграции, такими, как бывший министр-председатель Временного правительства Александр Керенский, после посещения конференции монархистов в Берлине и савинковского Всероссийского антибольшевистского конгресса в Варшаве он написал для британского правительства меморандум, в котором излагал сценарий ненасильственного переворота в России. Он интерпретировал провозглашенную Лениным в марте на Х съезде партии «новую экономическую политику» как признание провала прежнего курса. «Вместе с тем, – писал Рейли, – на падение режима большевиков рассчитывать не приходится… Поэтому проблема состоит в том, как способствовать низложению нынешнего большевистского правительства минимально насильственным путем с тем, чтобы сохранить административный аппарат и армию». Нуждающиеся в западной экономической помощи большевики, утверждал Рейли, могут пойти на определенную либерализацию режима. Запад должен потребовать упразднения ВЧК; исполнительная власть должна перейти в руки «умеренных» типа Алексея Рыкова и Леонида Красина. Ленину, Троцкому, Зиновьеву, Каменеву и другим сторонникам жесткой линии должно быть «запрещено прямое участие» в управлении страной, однако гарантирован «личный иммунитет». По достижении этих первоначальных целей правительство следует расширить включением в его состав кадетов, правых эсеров, меньшевиков и членов савинковского «Союза». Золотовалютные резервы страны должны поступить под контроль «международного траст-фонда» («Шпион, ушедший в холод»).

Курс на умеренность проявил себя и в политике внешней, которая была тесно связана с «борьбой за коммунизм во всемирном масштабе». В 1918–1920 годах ставка делалась на победу коммунистических партий в Европе. Ожидалось, что новоиспеченные социалистические государства, обладающие передовой промышленностью, помогут Советской России. Однако этого не произошло.

Поэтому Ленин решил пойти на сближение с прежними «врагами». В апреле 1922 года Советская Россия заключила договор с «буржуазной» Германией в Рапалло, что стало одним из ярчайших проявлений государственного прагматизма.

К тому же Ленин пошел на сближение с европейской социал-демократией, которая давно уже стала важнейшей частью западного политического истеблишмента и которая прежде беспощадно бичевалась коммунистами. На III конгрессе Коминтерна (июнь – июль 1921 года) был выдвинут проект создания «единого рабочего фронта», призванного соединить расколотое социалистическое движение. Ленин надеялся, что социал-демократия вступится за Советскую Россию перед мировым сообществом и поможет ей восстановить экономику. При этом он, конечно же, не выпускал из виду политические интересы большевизма: «Цель и смысл тактики единого фронта состоит в том, чтобы втянуть в борьбу против капитала более и более широкую массу рабочих, не останавливаясь перед повторными обращениями с предложением вести совместно такую борьбу даже к вождям II и II 1/2 Интернационалов».

Социал-демократы откликнулись на предложение большевиков, и в апреле 1922 года в Берлине прошла конференция представителей всех трех Интернационалов. (Помимо II Социалистического и III Коммунистического в то время функционировал еще и т. н. Двухсполовинный Интернационал, объединяющий левых социалистов.) Там обсуждался вопрос о подготовке всемирного рабочего конгресса. Казалось бы, создание единого фронта есть дело решенное, но в самый последний момент лидеры II и II 1/2 Интернационалов решили проводить рабочий конгресс без коммунистов. Вот это, собственно говоря, и побудило Ленина совершить очередной политический поворот. Произошло это, конечно, не сразу – смена настроения у Ленина длилась несколько месяцев, что проявилось осенью 1922 года, когда он выступил против унитарного государства – за союз национальных республик.

«Вождь мирового пролетариата» приходит к мысли о том, что пора поставить вопрос о «мировой коммунистической республике» ребром. А это значит, что советское государство должно строиться в качестве наднационального образования, приемлемого для европейского пролетариата, который якобы пожелает вступить в союз, – прообраз мировой коммунистической республики. В Россию европейцы не вступили бы никогда, а вот в конфедерацию социалистических стран – тут еще можно было подумать.

Судя по всему, в конце своей жизни Ильич задумал революционизировать советское общество – с тем, чтобы социализировать всю Европу. Во времена перестройки нас пытались убедить в том, что последние работы Ленина были нацелены на углубление НЭПа и чуть ли не на демократизацию. В пример часто приводили его статью «Как нам реорганизовать Рабкрин?» (январь 1923 года). В ней Ленин предлагал: «Выбрать 75–100 (цифры все, конечно, примерные) новых членов ЦК из рабочих и крестьян. Выбираемые должны подвергнуться такой же проверке по части партийной, как и обыкновенные члены ЦК, ибо выбираемые должны будут пользоваться всеми правами членов ЦК».

«Перестройщики» умильно трактовали это предложение как яркое проявление демократизма, якобы присущее Ильичу. На самом же деле Ленин надеялся с помощью этих 75–100 новых членов ЦК обуздать различные внутрипартийные группировки и установить режим своей личной власти. Какой тут вообще мог быть демократизм, когда рядовые члены партии использовали технологию «Голосуй всегда с Ильичем!». И можно только согласиться с выводом А.В. Шубина: «Ленин не был настолько наивен, чтобы считать, что новички-рабочие начнут одергивать Сталина и Троцкого. Они должны были служить надежной опорой Ленина в ЦК» («Вожди и заговорщики»).

Ленин был недоволен усилением позиций Сталина, которого еще недавно сам же и выдвинул в генеральные секретари ЦК. В первой половине 1922 года отношения между двумя руководителями были весьма доверительными. Так, в мае, после первого удара, Ленин попросил Сталина дать ему яд, чтобы избежать дальнейших мучений. Понятно, что для этого нужна была определенная степень близости.

Но тогда у Ленина был «умеренный» период, и ему больше импонировал «аппаратчик» Сталин, для которого главным было укрепление Российского социалистического государства. А вот когда «реформизм» сменился революционаризмом, то Сталин стал неугодным.

Зато резко возросли «акции» Л.Д. Троцкого, отношения с которым у Ленина всегда были натянутыми. Еще до революции Ленин назвал Льва Давидовича весьма обидным словом «Иудушка». Но и Троцкий тоже за словом в карман не лез и на одном из заседаний Политбюро обвинил Ленина в «хулиганстве».

И тем не менее во внутрипартийной борьбе Ильич обратился за помощью к «Иудушке». В своем письме от 5 марта 1923 года он попросил Троцкого взять сторону руководства Компартии Грузии (Б. Мдивани и др.), которое резко выступало против Сталина, Орджоникидзе, Дзержинского и др. «централистов», а также настаивало на создании советской конфедерации.

Ленин возлагал большие надежды на Троцкого как на наркома военных дел и руководителя Красной армии. Во-первых, он, как глава правительства (Совнаркома), стал опасаться усиления партийного аппарата, который возглавлял талантливый управленец Сталин. А Троцкий, будучи наркомом, непосредственно подчинялся Ленину. Сталин тоже был наркомом, но как генсек пользовался известной независимостью. Поэтому-то Ленин и предлагал в своем «Письме к съезду» переместить его с этого поста.

Во-вторых, «вождь мирового пролетариата» решил сделать ставку на Красную Армию и ее вождя – Троцкого. Коминтерну и местным компартиям он не очень-то доверял. В марте 1921 года немецкие коммунисты попытались по заданию Исполнительного комитета Коминтерна (ИККИ) поднять «пролетарское восстание», но у них ничего не вышло.