Амеде Ашар - Удары шпаги господина де ла Герш, или Против всех, вопреки всем Страница 22

- Ну, видишь ли ты "Доброго самаритянина"? - спросил Арман-Луи.

- Я вижу туман, я вижу реку, но корабля я не вижу, - ответил Рено.

- Греби дальше! - сказал г-н де ла Герш.

Два новых ружейных выстрела послышались почти тотчас вслед за первыми. На этот раз две пули чиркнули по воде в двух дюймах от борта.

"Гм! - подумал Рено. - Они набирают скорость!"

Солнечный луч скользнул по поверхности реки и, метнувшись подобно золотой стреле, озарил плотный слой плывущего тумана. М-ль де Сувини приподнялась и стала на колени.

- Если ты хочешь покинуть нас, Господи, - взмолилась она, - сделай, по крайней мере, так, чтобы я не попала живой в руки этого негодяя!

Рено всматривался в туман.

- Еще не вижу! - сказал он.

Внезапно от порыва ветра, налетевшего из открытого моря, туманная завеса разорвалась, и Шельда показалась вся сверкающая от солнца. В бриллиантовом сиянии утра стал виден корабль, который ещё накануне был сорван с якорей приливом и отливом.

- Вот он, с белой полосой! - крикнул Рено.

В этот миг пролетевшая пуля выбила щепку из борта лодки под его рукой.

- Э! Да они приближаются! - проговорил Рено.

Он заметил на дне лодки ещё пару весел, вставил их в уключины, и лодка пошла быстрей.

Безумную тревогу выражало лицо Армана-Луи. Он не спускал глаз с Адриен. Пот струился по лбу Каркефу и Доминика, у них перехватило дыхание.

Адриен села и пальцем указала на мокрый подол своего платья.

Вода поднималась к ногам гребцов.

- Вот подонки! - крикнул Рено, бросив свои весла.

Пуля пробила обшивку хрупкой лодки ниже ватерлинии.

- Продолжайте грести! - сказал Рено. - Я заткну пробоину.

Он заткнул течь, но дистанция, которая отделяла лодку сеньора Матеуса от лодки беглецов, уже сократилась. Пролетели ещё две пули: одна со свистом прошла поверх их голов, другая сломала весло Каркефу.

- Имею ли я право, сударь, испугаться и на сей раз? - спросил Каркефу.

Рено снова занял свое место в ряду гребцов.

"Добрый самаритянин" на глазах стал увеличиваться в размерах. Уже были различимы мельчайшие детали оснастки; корабль лежал в дрейфе. Несколько матросов, собравшихся вдоль бортовых лееров, жадно следили за состязанием в скорости двух лодок. Человек, стоящий на кормовой надстройке, поднес подзорную трубу к глазу.

- Эй там, на корабле! Это мы! - прокричал Рено.

Лодка вошла, наконец, в тень "Доброго самаритянина". Вдруг заговорил рупор капитана корабля. Над кормой взвился флаг, и почти тотчас облако белого дыма окутало "Доброго самаритянина". Эхо пушечного выстрела пронеслось над поверхностью реки, и огромный фонтан воды обозначил место, куда только что упало ядро. Лодка сеньора Матеуса, вся в пене, остановилась.

Каркефу подбросил свою шляпу в воздух.

- Железо против свинца! Всему свой черед, господа разбойники! радостно выкрикивал он.

Арман-Луи затаил дыхание. Доминик зарычал, но тут их челнок коснулся бока "Доброго самаритянина"; веревочный трап был сброшен с палубы.

Первой поставила на неё ногу Адриен.

Капитан-кальвинист приветствовал е взмахом шляпы.

- Вы находитесь уже у короля Густава-Адольфа, сударыня, не дрожите больше!

На палубе Адриен опустилась на колени и сложила руки в молитве:

- Хвала Богу милосердному! - сказала она.

Арман-Луи ещё оставался в лодке. Подобно капитану корабля во время кораблекрушения, он хотел, чтобы его команда покинула лодку прежде него. Теперь на веревочной лестнице появились Доминик и Каркефу.

Матеус Орископп был уже совсем недалеко от шведского корабля. Он стоя смотрел, как ускользали от него те, кого он, казалось, уже настиг. Множество жутких чувств терзали его - и более всего гнев и унижение. Неожиданно он поднял мушкет и сделал знак, чтобы солдаты последовали его примеру.

- Огонь! - крикнул он.

Семь или восемь пуль просвистели одновременно.

Однако выстрелы метили по веревочной лестнице, на которой он, как ему показалось, узнал Армана-Луи и Рено. Пули сбили шляпу Каркефу и, когда он протянул руку, чтобы поймать её, другая пуля сразила Доминика: выпустив веревку из рук, он упал в лодку к ногам г-на де ла Герш.

Арман-Луи положил руку на грудь своего слуги: его сердце больше не билось.

Авраам Каблио снял шляпу:

- Он умер, исполняя свой долг! - сказал он. - Прими, Господи, его душу!

И тут же кальвинист занял свое капитанское место. Сильной рукой Авраам Каблио повернул жерло пушки, которую навел сам в сторону нападающих. Фитиль коснулся пороха, раздался выстрел.

Каркефу, плачущий над телом, приподнял голову. На сей раз выстрел оказался точным: ядро попало как раз в середину лодки сеньора Матеуса.

Один человек истошно заорал, и лодка быстро исчезла в пенном водовороте.

Пятнадцать голов, похожих на черные точки, и тридцать рук появились на волнующейся поверхности Шельды.

- Надо ли посылать заряд картечи эти гадам? - спросил матрос, лаская ствол пушки.

- У них больше нет оружия. Довольно, - ответил Авраам.

Схватившись за фальшборт, Рено искал знакомые глаза среди барахтающихся на воде людей: двое или трое из них, запутавшись в размокших одеждах и оружейных ремнях, исчезли с поверхности. Другие бились в волнах, охваченные страхом, и цеплялись за разбросанные взрывом обломки лодки. Наконец г-н де Шофонтен увидел знакомое бледное и худое лицо сеньора Матеуса, руки которого размеренно рассекали воду. Рено выхватил у матроса мушкет и прицелился. В этот момент Матеус уже выбрался на берег и распрямился.

- Нет! - сказал Рено. - Не могу! Он безоружен.

И его честная рука опустила мушкет.

Матеус Орископп обернулся и, подняв угрожающе руку, проговорил:

- До скорой встречи!

И сразу же скрылся за ивами и камышами.

- Какая возможность потеряна! - прошептал Каркефу.

Тело Доминика, завернутое в полотнище паруса, в которое также вложили ядро, предали воде.

"Добрый самаритянин", подняв паруса, раздутые ветром, пошел вниз по реке среди вспенившихся волн.

Три недели спустя он бросил якорь в Норвежском порту.

- Господь благословил наш путь, - сказал Авраам. - Идите же теперь туда, куда Бог посылает вас.

Но веру капитан Авраам Каблио так и не переменил, как рассчитывал на то Рено.

- Жаль, - вздыхал Рено. - И все же, надеюсь, Святой Петр сделает исключение для этого гугенота и откроет какую-нибудь тайную дверь рая...

13.

Две кузины

Г-н маркиз де Парделан, к которому судьба привела Адриен, жил в просторном замке неподалеку от Готемборга. Это был совершенно седой, хотя ещё молодой человек с насмешливо-властным лицом. В высшей степени имеющий привычку командовать, он не любил, когда ему перечили.

Осев в Швеции много лет назад, он занимал в доблестной армии, которая только что напала на Польшу, значительный ранг, которому обязан был в большей мере своими заслугами, чем именем и блеском своего состояния.

Недуги, приобретенные им на королевской службе в долгом и трудном походе, вынудили его отказаться от военной профессии. Он утешался отдыхом, который был обеспечен его роскошью и богатством.

М-ль де Парделан, его дочь, помогала ему радушно принимать гостей в замке, открытом для всех, кто имел благородное происхождение или чины в войсках короля Густаво-Адольфа.

Маркиз де Парделан распахнул объятия, встречая м-ль де Сувини, и она бросилась в них. В тот же миг он представил ей молодую особу, которая, как оказалось, робко стояла за её спиной.

- Моя дочь Диана де Парделан, - сказал маркиз. - Любите её как сестру.

Диана обвила руку вокруг шеи Адриен.

- В этого хотите? - нежно спросила она.

Г-н де Шофонтен, тотчас восхищенный ею, почувствовал нечто, что ещё ни разу не волновало его сердце:

- Теперь я думаю о серафимах! - прошептал он, не спуская глаз с м-ль де Парделан.

А г-н де ла Герш, вместо сердечного приема, на который, как ему верилось, имел право, натолкнулся лишь на холодное высокомерие своего родственника, чем был весьма поражен: задолго до того, как протянуть руку Арману-Луи, граф неучтиво позволил ему одному взбираться по ступеням парадного крыльца.

- Очень уж долго я жду здесь мадемуазель де Сувини, свою племянницу, сказал он, насупив бровь и слегка приподняв уголки губ.

Арман-Луи понял глубину этих слов; они метили в самое сердце.

Так заканчивалась эта одиссея, оставившая яркий след в душе молодого человека, несмотря на опасности, которым вместе с другом подвергался во время пути...

Однако, разве не был он каждый час подле Адриен? Разве не казалось ему, что она и сейчас связана с ним всей своей жизнью нерушимыми узами?

И все же сон закончился, пробил грустный час пробуждения. И если м-ль де Сувини спасена, не оказалась ли она в то же время потерянной для него?

Много горестных мыслей пронеслось сейчас в его голове. И подобно тому, как человек, внезапно покинувший оазис, углубляется в бесплодные пески пустыни, Арман-Луи видел вокруг себя лишь мрачную и беспредельную пустоту.