Борис Романов - Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала… Страница 23

Горькая ностальгия по старой России, которая охватила большую часть населения СССР в короткое время «перестройки» (1986–1991) — это ностальгия не по временам Ивана Грозного, Петра Великого или Николая I, это даже не ностальгия по царствованию двух последних Александров, это почти тоска по короткому периоду царствования Николая II, с момента окончания Русско-японской войны и до начала Первой мировой.

Впервые молодой монарх начал действовать самостоятельно, не оглядываясь с испугом на целый взвод своих дядьев — родных братьев почившего родителя…

Историки, особенно советские, с большим удовольствием делают Николая II ответственным за Ходынку, Цусиму, 9 января, что вполне справедливо, поскольку за все отвечает глава государства, независимо от личного участия или неучастия в событиях. Тогда почему же считается, что все положительные перемены в стране в период его правления произошли не по его воле, не благодаря его упорному государственному труду, а вопреки? Николай II был работоспособнее Петра I, но, в отличие от последнего, не проводил время в оргиях и постыдных забавах, не ходил по застенкам, обучая палачей. Он тщательно вникал во все сферы государственной жизни и международных отношений, представляя себе будущее России совсем иначе, нежели все его предшественники. И ему удалось сделать многое.

<…>

Царствование Николая II — это подлинное РУССКОЕ ЧУДО. Тысячелетняя война (с собственным народом) затихала. Открывался простор для созидательной и творческой деятельности, он захватил все русское общество. Русский интеллект получил мощный энергетический заряд, возможно, впервые за тысячу лет он смог проявить себя в полном объеме. Мысль работала на созидание, а не на разрушение. Составлялись интереснейшие планы новых экономических реформ и финансовой политики, что неизбежно должно было привести к гегемонии России на мировом рынке, причем к гегемонии не военной, а экономической. Разумеется, глупо было отрицать, что в период правления Николая II в России не было проблем, неизбежных при столь стремительном движении из феодального мрака к цивилизации, при рывке из мировых аутсайдеров — в мировые лидеры. Но то, что последний русский царь успел сделать с доставшейся ему по наследству полуказармой-полутюрьмой, вызывает восхищение. Произошло чудо, и другого объяснения этому нет. Возможно, сатана, избравший Россию своим полигоном, буквально на минуту смежил веки.

Затем произошло то, что, неизбежно должно было произойти в России с таким царем, каким был Николай II — его свергли с престола и безжалостно уничтожили вместе с семьей. Рухнула и перестала существовать Российская империя. Власть на ее обломках захватила террористическая организация во главе с Владимиром Лениным. Страна утонула в кровавой смуте. Число жертв стало исчисляться миллионами…

Добавим к сказанному И. Буничем еще следующее, в опровержение известного мифа о слабоволии Николая II. Известны многие яркие примеры проявления его силы воли [3, 20]:

• инициатива и настойчивость в деле созыва в 1899 году Гаагской мирной конференции, несмотря на первоначальный скепсис и даже сарказм некоторых европейских лидеров;

• заключение Портсмутского мира (август 1905 года) на выгодных для России условиях, вопреки первоначальному скептицизму С. Ю. Витте в достижимости этой цели;

• принятие решительных мер к прекращению террора и восстановлению порядка в 1905–1907 гг.;

• постоянная поддержка деятельности и реформ П. А. Столыпина, вопреки сопротивлению Думы и лидеров оппозиции;

• устранение в 1912 году угрозы возникновения европейской войны, вопреки позиции «ястребов» в правительстве и в ближайшем окружении;

• личная заслуга в деле борьбы с алкоголизмом и искоренения пьянства — «сухой закон» 1914 года, вопреки мнению скептиков (в том числе премьера В. Н. Коковцева), давший прекрасные результаты и не подорвавший бюджет страны;

• принятие на себя Верховного командования (август 1915) в условиях военной катастрофы весны-лета 1915 года — вопреки всеобщему мнению и неоправданным опасениям (в том числе почти всего ближайшего окружения), и быстрое восстановление военного положения, преодоление «снарядного голода».

Подробнее мы расскажем и о достижениях, и о проблемах России времени правления Николая II в третьей части книги («Россия, которая не знала…»). Там же приведем и ту часть выдержек из книги Игоря Львовича Бунича [4], которая касается экономических достижений России.

Такова правда о Николае II.

Не менее чем Николай II, был оболган и Павел I. Но это слишком давняя история. А ложь о последнем Государе саднит душу.

Кроме того, восстановление исторической правды о Павле I — хотя это, безусловно, необходимо — но вряд ли может изменить что-то в нашем сознании, в нашей современности и в нашем будущем. А вот правда о Николае II — может!

Глава 10

Последние дни Царской семьи: июль 1918 года

Последним дням Царской семьи посвящены десятки книг и сотни статей. Можно не сомневаться, что еще будут найдены новые свидетельства и написаны новые книги. Мы же хотим обратить внимание на одно свидетельство, которое, как нам кажется, доказывает, что Николай и Александра не только были морально (в высшем христианском смысле) готовы к трагической развязке, но и догадывались о сроке развязки.

Конечно, первым свидетельством приближающейся развязки была проведенная 4 июля 1918 года замена начальника охраны, пьянчужки Авдеева и его товарищей, на деловитых молчаливых «латышей» (так называли их охранники из местных жителей) и чекиста-профессионала Якова Юровского. Как известно, 12 июля 1918 года вернулся из Москвы Голощекин, а уже 13 июля Юровский получил приказ на ликвидацию всей Царской семьи.

14 июля екатеринбургский священник Сторожев получил разрешение отслужить службу в доме Ипатьева. Роберт Мэсси в своей книге «Николай и Александра» [16] пишет:

В первый свой визит в конце мая он (Сторожев) почувствовал, что, несмотря на усталость и болезнь императрицы, Николай и дочери были в хорошем расположении духа. Алексей, хотя и не мог ходить, участвовал в богослужении, находясь в кровати. Он казался счастливым, и когда отец Сторожев подошел к нему с распятием, мальчик посмотрел на него живыми и ясными глазами. 14 июля, когда священник пришел вновь, перемена была разительной. Семья казалась встревоженной и подавленной.

Следователь Н. Соколов, допрашивавший отца Сторожева в октябре 1918 года, записал с его слов, как происходило богослужение в доме Ипатьева 20 мая (2 июня по новому стилю) 1918 года [32]:

В следующей комнате, отделенной от залы, как я уже объяснил, аркой, находилась Александра Федоровна, две младшие дочери и Алексей Николаевич. Последний лежал в походной (складной) постели и поразил меня своим видом: он был бледен до такой степени, что казался прозрачным, худ и удивил меня своим большим ростом. В общем вид он имел до крайности болезненный, и только глаза у него были живые и ясные, с заметным интересом смотревшие на меня, нового человека. Одет он был в белую нижнюю рубашку и покрыт до пояса одеялом. Кровать его стояла у правой от входа стены, тотчас за аркой.

Около кровати стояло кресло, на котором сидела Александра Федоровна, одетая в свободное платье, помнится, темно-сиреневатого цвета. Никаких драгоценных украшений на Александре Федоровне, а равно и на дочерях я не заметил. Обращал внимание высокий рост Александры Федоровны, манера держаться, манера, которую иначе нельзя назвать, как «величественной». Она сидела в кресле, но вставала (бодро и твердо) каждый раз, когда мы входили, уходили, а равно и когда по ходу богослужения я преподавал «мир всем», читал Евангелие или мы пели наиболее важные молитвословия.

Рядом с креслом Александры Федоровны, дальше по правой стене, стали обе младшие дочери, а затем сам Николай Александрович; старшие дочери стояли в арке, а отступя от них, уже за аркою, в зале, стояли: высокий пожилой господин и какая-то дама (мне потом объяснили, что это был доктор Боткин и состоящая при Александре Федоровне девушка). Еще позади стояло двое служителей: тот, который принес нам кадило, и другой, внешнего вида которого я не рассмотрел и не запомнил. Комендант стоял все время в углу залы около крайнего дальнего окна на весьма, таким образом, порядочном расстоянии от молящихся. Более решительно никого ни в зале, ни в комнате за аркой не было. Николай Александрович был одет в гимнастерку защитного цвета, таких же брюках при высоких сапогах. На груди был у него офицерский Георгиевский крест. Погон не было. Все четыре дочери были, помнится, в темных юбках и простеньких беленьких кофточках. Волосы у всех у них были острижены сзади довольно коротко: вид они имели бодрый, я бы даже сказал, почти веселый.