Евгений Черных - Степной пояс Евразии: Феномен кочевых культур Страница 23

Вторая причина заключалась, на мой взгляд, уже в канонах того мировоззрения, что господствовало в государствах, входивших в непостоянный и мятущийся блок сообществ Поднебесной империи. Чаще всего полагают, что три важнейшие системы взглядов определяли базовые основы духовной жизни китайцев того времени: конфуцианство, даосизм и буддизм. Из них лишь буддизм, на мой взгляд, мог претендовать на то, чтобы считаться причисленным к разряду религиозных систем. И конфуцианство, и соперничающий с ним даосизм относились, скорее всего, к системам нравственно– философского, – но вряд ли – религиозного характера. Наиболее «заземленным» в этой триаде предстает, без сомнения, учение конфуцианства. По существу, эта система мировоззрения признает в числе наиболее значимых ценностей лишь культ «совершенномудрых» предков, а не культ земных правителей, следующих наставлениям «совершенномудрых».

Рис. 6.2. Буддийская архитектура. Вверху центральная пагода знаменитого ансамбля «Три пагоды» в города Дали, Внизу: деталь храма-дворца в городе Личан. Провинция Юнань, Китай

Сам Конфуций полагал, что его основной функцией являлось лишь передавать высшую мудрость Неба, но не выдумывать собственную, и, кроме того, верить древности и любить ее [Духовная культура: 280].

Вслушайтесь, к примеру, в звучание строф своеобразной философской поэмы «Вопросы к Небу» из антологии древнейшей китайской поэзии «Ши цзин»: порой кажется даже, что уже одного этого будет достаточно для понимания отличий китайского мировоззрения от религиозных канонов далекого Запада. Такой вывод кажется тем более весомым, поскольку традиция связывает инициативу создания данной антологии с именем самого Конфуция.

Каким был довременный мир, —С чьих слов до нас дошло преданье?Не выделялись «верх» и «низ», —Как нам досталось это знанье?Великий Хаос был безмолвно пуст,– Кто смог установить его пределы?Ничто не обретало свойств и форм,– Как разобраться в этом мы сумели?Вдруг появился свет, отдельно – тьма,– Как то случилось и в какое время?…

Да и буддизм столь разительно отличается от западных религий, что многие вполне справедливо не решаются размещать его фундаментальные положения в одном и том же ряду с теми, что являются базовыми для религиозных учений ислама, христианства или же исходного для них иудаизма.

«Если буддизм рассматривать только как религию, то она покажется странной. Эта религия никогда не знала ни единой церковной организации (даже в рамках одного государства), ни других централизующих социальных институтов и тем не менее сохранила до сего дня большую часть своих внешних форм, но главное – содержание, центром которого спустя и 25 веков остается человек, а отнюдь не Бог и не идея. Каждый из нас является творцом не только собственной судьбы, но и всей Вселенной, поскольку лишь совокупность наших дел, слов и мыслей вершит круговорот жизней индивида и мировой процесс. Для этого не надо приносить жертвы, а стоит лишь научиться жить, сообразуясь со здравым смыслом, т. е. находить во всем «золотую середину». Будда назвал свое открытие Срединным Путем, пролегающим между крайностями человеческого существования (например, между жаждой наслаждений и полным отказом от них)» [Андросов: 7].

В буддизме совершенно отсутствуют даже сами понятия о Божестве– Демиурге, о Творце всего сущего, о том всеведущем Всевышнем, который ежеминутно с величайшей и непостижимой для смертных мудростью управляет всем необъятным миром.

В переведенной с санскрита на тибетский язык «Маньджушри-мулатантре» дается изначальная картина мира, как ее понимали буддисты тибетского (ламаистского) толка:

«Во время эпохи «крита-юга» человек собственной силой полон был, на всем небе жил, от старости и смерти полностью был свободен.

В то время созвездий не было. Солнца не было, не было и звезд. Богов не было, и мира ассуриев не было.

Первая эпоха – это вершина времени. Племя же без людей существования не имело. Продолжительности жизни не имелось. И рождения не было. Религиозного долга не было, сокровенных заклинаний не было. От добродетелей и грехов были свободны. Собственная радость полностью осуществлялась. Их (людей) поведения и деяний тоже не было. Они были чисты и своего Я не имели» [Пагсам-джонсан: 205–206].

В религии буддизма высшее постижение духа – это стремление достичь истинного совершенства, что подвластно лишь буддам. В основе этой религиозно-философской системы лежит учение о «Четырех благородных истинах», о человеческих страданиях, о тех путях к совершенству, о ступенях к высотам добродетели, что в конечном итоге могут привести человека к блаженству и к желанной Нирване. Боги не в состоянии соперничать с Буддой, они страшатся его совершенства, и в своем совершенстве Будда достигает статуса Великого Правителя жизни. Вот, например, постиимий в своих исканиях и трудах истинные вершины Будда объявляет ученикам о своем переходе из земного мира в нирвану: «В тот момент боги были не способны выдержать блеск Будды, отшельника, наделенного особыми знаками сверхсущества, и бежали» [Будон Ринчендуб: 164].

В целом, по многим базовым деталям своих канонов буддизм оказывается, кроме того, весьма близок учению Дао.

Последнее, но чрезвычайно важное отличие восточных мировоззренческих систем от религий западных заключено в том, что в их канонах полностью отсутствует понятие «первородного греха», – ведь именно это является одной из фундаментальных основ религий, распространенных на противоположной половине Евразийского континента. Согласно канонам Запада, даже только что появившееся на свет человеческое существо уже несет в себе зачатки греха и вины перед Создателем, и потому человек обязан ни на минуту не забывать о божественной милости Создателя, ежечасно вознося ему благодарения и хвалу. Именно поэтому все западные религии, включая и их корневую систему взглядов – иудаизм, расценивают собственные бедствия как результат коллективной греховности народов перед ликом Вседержителя.

По всей видимости, именно такого рода причинами легче всего объяснять весьма контрастные отличия в документах Запада и Востока, когда мы обнаруживаем в них оценку кочевых завоеваний.

Пример первый: невольники злые или невольники почтительные

В хрониках Срединного царства в числе весьма подробно охарактеризованных номадов, с которыми в течение более десяти столетий сражались коренные китайцы, были знаменитые гунны. Их роль в противостоянии Китая с северными степями и пустынями была исключительно велика и значима. Первоначально в китайских документах они чаще всего именовались какхун-ну (либо жуны), что в переводе с китайского буквально значило «злой невольник». Однако после ряда тяжких поражений номадов китайские сановники предложили их шаньюю (ишньюй – это великий хан) переменить наименование народа на гун-ну, что значило уже «невольник почтительный». Так хун-ну превратились в конечном итоге в гуннов, чья злая слава докатилась в конечном итоге, благодаря ратям знаменитого Аттилы, до самых западных окраин Евразийского континента.

Гунны «обитая за северными пределами Китая, переходят со своим скотом с одних пастбищ на другие. Из домашнего скота более содержат лошадей, крупный и мелкий рогатый скот; частью разводят верблюдов, ослов, лошаков и лошадей лучших пород. Перекочевывают с места на место, смотря по приволью в траве и воде. Не имеют ни городов, ни оседлости, ни земледелия; но у каждого есть отделенный участок земли. Письма нет, а законы словесно объявляются. Мальчик, как скоро может верхом сидеть на баране, стреляет из лука пташек и зверков; а несколько подросши стреляет лисиц и зайцев, и употребляют их в пищу. Могущие владеть луком все поступают в латную контачу. Во время приволья, по обыкновению следуя за своим скотом, занимаются полевою охотою, и тем пропитываются; а в крайности каждый занимается воинскими упражнениями, чтобы производить набеги. Таковы суть врожденные их свойства. Длинное их оружие есть лук с стрелами, короткое оружие сабля и копье. При удаче идут вперед; при неудаче отступают, и бегство не поставляют в стыд себе. Где видят корысть, там ни благоприличия, ни справедливости не знают. Начиная с владетелей, все питаются мясом домашнего скота, одеваются кожами его, прикрываются шерстяным и меховым одеянием. Сильные едят жирное и лучшее; устаревшие питаются остатками после них. Молодых и крепких уважают; устаревших и слабых мало почитают. По смерти отца женятся на мачехе; по смерти братьев женятся на невестках. Обыкновенно называют друг друга именами; прозваний и проименований не имеют» [Бичурин 1950: 39–40].