Андрей Венков - Казаки против Наполеона. От Дона до Парижа Страница 23

В случае решительного удара казаки бросались вперед под развернутым полковым знаменем. А.К. Денисов описывает, как во время атаки на польскую кавалерию знаменосец казак Быкадоров «полетел вперед и от всех казаков отдалился саженей на 15, несся в середину неприятеля», далее Быкадоров прорвался сквозь польский строй и оказался в тылу у поляков, куда за ним устремились остальные казаки{187}.

В случае нападения сильнейшего противника, казаки практиковали отступление врассыпную. Денис Давыдов описывал, как он «испытал рассыпное отступление, столь необходимое для партии, составленной из одних казаков, в случае нападения на нее превосходного неприятеля. Оно состояло, во-первых, чтобы по первому сигналу вся партия рассыпалась по полю, во-вторых, чтобы по второму сигналу каждый казак скакал сам из вида неприятеля, и в-третьих, чтобы каждой из них, проехав по своевольному направлению несколько верст, пробирался к предварительно назначенному в десяти, а иногда и в двадцати верстах от поля сражения сборному месту»{188}.

При отступлении врассыпную одна сотня, как правило, отвлекала на себя неприятеля, «продолжала перестреливаться и отступать…, дабы заманить неприятеля на другую сторону той, куда партия предприняла свое направление»{189}.

Наполеон так и не понял этого приема: «Я нашел превосходство русской армии только в том, что касается регулярной кавалерии: казаков же легко рассеять», — считал он{190}.

В случае необходимости казаки широко применяли спешивание «Конница неприятельская подступила к правому флангу атаковать мой полк, — вспоминал А.К. Денисов, — но болото ей препятствовало произвесть то; орудия наши, поставленные против неприятеля, сильно оную разили, а спешившиеся казачьи стрелки также оную били»{191}.

Спешивание применялось при наступлении через лес. «Так как казаки совсем не могут действовать в лесу» (видимо, конные казаки. — А.В.), то часть казаков («казачьих стрелков») спешивалась «сбить неприятеля и очистить дорогу»{192}.

Спешивание произошло, например, в Альпах. «…В горах Швейцарии спешенные казаки могли быть даже полезнее, чем на конях»{193}.

30 января 1813 г. «…200 человек напали на казачий пикет, в лесу близ Модлина стоявший, но казаки спешились, опрокинули неприятеля и убили 5 чел. без малейшей с своей стороны потери»{194}.

Известен комбинированный бой в 1807 г. в Восточной Пруссии, когда надо было взять французские шанцы. 150 спешенных казаков подползли и открыли огонь из ружей, затем 60 «храбрейших» ударили на шанцы через речку с дротиками{195}.

«В заключение, — писал Д. Денисон, — приведем выдержку из письма к Нолану прусского гвардейского уланского ротмистра фон Ганцауге: "Большую часть последней кампании против французов я был прикомандирован к донским казакам. В это время они были очень мало знакомы с употреблением огнестрельного оружия. Но во время движения по Западной Европе они оценили все выгоды, им доставляемые, особенно при действиях на пересеченной местности, и понемногу вооружились французскими ружьями. При этом на удобной для того местности они стали спешиваться и вести бой в рассыпном строю. Я видел, как они таким путем побеждали превосходную в силах конницу и даже пехоту, если они нападали на них в одиночку. В этих случаях пехота опасалась оставшейся верхом части казаков, которые прикрывали коноводов и держались по возможности ближе от спешенных людей, постоянно готовых сесть на коней и броситься на противника, если он отступал или был выбит из своего закрытия.

Этому образу действий исключительно я приписываю успехи казаков во время кампании на Эльбе и на Рейне и то превосходство, которое они в малой войне и аванпостной службе постоянно имели над неприятельской конницей"»{196}.

Сами казаки стремились к взаимодействию с другими родами войск, чтобы использовать их сильные стороны.

Денис Давыдов вспоминал, как он впервые попал с казаками в передовую цепь и увидел среди противостоящей французской цепи одного офицера. «Мне очень захотелось отхватить его от линии и взять в плен. Я стал уговаривать на то казаков; но они только что не смеялись над рыцарем, который упал к ним как с неба с таким безрассудным предложением. Никто из них не хотел ехать за мною…»

Но прошло немного времени, и Денис Давыдов снова «спросил урядника: "А что, брат, если б ударить?" — "Для чего ж нет, ваше благородие", — отвечал он и, указывая на фланкеров, которые вертелись у нас под носом, прибавил: "Их здесь немного; с ними можно справиться; давеча мы были далеко от пехоты, а теперь близко: есть кому поддержать". — "Ну, подбивая же на удар своих казаков, — сказал я ему, — а я примусь подбивать гусар и улан" (их было рассыпано взвода два в казачьей цепи). Нам удалось. Цепь вся гикнула и дружно бросилась в сечу; мы перемешались с неприятельскими фланкерами. Сабельные удары посыпались, пули засвистали, и пошла потеха….

Сеча продолжалась недолго.

Французские фланкеры, смятые нашими, пошли на уход…»{197}

Денис Давыдов вспоминал, как в Финляндии в 1808 г. казаки заманили и «навели» шведских драгун на русскую регулярную кавалерию, а затем бросились преследовать и добивать: «В это время шведские драгуны Ниландского полка, съехав с берега, показались на льду против нашей конницы и двинулись на малую часть казаков, впереди ее рассыпанных. Казацкие фланкеры начали отъезжать и заманивать расстроенную уже от единого движения вперед неприятельскую конницу. Увидя это, Кульнев и я, оставя пехоту, поскакали к нашей коннице, но она, не дождавшись нас, ударила, смяла и опрокинула ниландских драгун. Мы только что успели насладиться действием казацких пик и погонею казаков за неприятелем по гладкой и снежной пустыне Ботнического залива.

Картина оригинальная и прелестная! Много драгун было поколото, много взято в плен»{198}.

В 1813 г. генерал А.И. Чернышев, командовавший казачьим отрядом, писал в рапорте М.И. Кутузову: «Как ни хороши казаки, они действуют с гораздо большей уверенностью, если видят за собой поддержку регулярной кавалерии»{199}.

Широко применялось взаимодействие казаков со своей донской артиллерией. Артиллерия прикрывала отход казаков с захваченными трофеями под Малоярославцем: «Преследование за ними продолжалось до реки, которую они перешли вброд вместе с отбитыми ими пушками, и огонь из двенадцати орудий донской конной артиллерии, открытый Платовым с правого берега Лужи, разом остановил стремление неприятельской кавалерии. Она отступила без преследования»{200}.

Предписывая Платову задержать неприятеля, П.И. Багратион отмечал: «Кавалерия их Вас помять также не может, поля открыты, и Вы имеете пространство и много артиллерии конной»{201}.

Командование сводило вместе регулярные и иррегулярные части, чтоб казаки в сражении могли опереться на регулярную конницу и на пехоту. Так, отряд М.И. Платова в 1807 г. состоял из 10 казачьих полков, Павлоградского гусарского, 1-го егерского полков и 12 орудий конной артиллерии.

Распространенным приемом был для казаков набег в тыл противника. Примером может служить бой 13 октября 1812 г. у Городни, когда казаки чуть не взяли в плен Наполеона.

Напомним, что французы вышли из Москвы и двинулись в обход русской армии, стоявшей у Тарутино, чтоб вступить в южные губернии России. Но русские войска вовремя узнали об этом движении и преградили французам дорогу у Малоярославца, развернув фронт вдоль реки Лужа. Казаки Платова прикрыли левый фланг своей армии.

Судя по воспоминаниям П.П. Коновницына, жизнь Наполеона подвергалась опасности дважды. Первый раз это случилось 12 октября, как только французы вступили в Малоярославец: «Неприятель, переправя пехоту через брод, занял уже часть города, и по сю сторону леса с оврагами и луга, покрытые местами кустами; армию всю нашу, поспешающую в сильных колоннах; в голове вдали все казаки с Платовым на марше; шествие войск вдоль по берегу речки, противной стороны берега заняты неприятелем, где в одной деревушке находился и сам Бонапарт, дабы своими глазами удостовериться, что вся наша тут идет армия. Тут по рассказам известно, что Тульского казачьего полка (полк сей милиционный, из мужиков) несколько человек переехали вброд малую там речку, вскакали в деревню, стоящую при самом берегу. Один из молодых, 18-летний казак, бросился на одного француза в сером сертуке, но то был сам Наполеон. Конвой его, скрывшись за избою, хватает его и берет в плен. Обстоятельство сие делается нам известным по случаю, что молодой сей казак или мужичок нашел средство уйти, сам рассказывал, а захваченные пленные согласно о сем подтвердили»{202}.