От дворца до острога - Леонид Васильевич Беловинский Страница 23

из губернаторов не берет взяток вообще, даже с откупщиков. По справке таковых из более чем пятидесяти оказалось всего двое: киевский И. И. Фундуклей и ковенский А. А. Радищев (между прочим, сын известного революционного просветители и бывший жандармский полковник). Император меланхолически заметил: «Что не берет взяток Фундуклей – это понятно, потому что он очень богат, ну а если не берет их Радищев, значит он чересчур уж (курсив наш. – Л. Б.) честен!»

Знаменитый пензенский губернатор А. А. Панчулидзев, с надбавками получавший 8 632 рубля (обычный губернаторский годовой оклад со столовыми составлял 3 432 рубля) прославился не только феноменальными взятками, но грабежом (в буквальном смысле слова). В начале 40-х гг. чембарский откупщик «как-то позамешкался присылкою оброка, почему и был потребован в Пензу. Не желая ехать сам, он послал своего сына, молодого человека, с 1000 руб. и с извинением, что в настоящее время денег нет, но что «достаточная» тысяча будет доставлена в непродолжительном времени». Пачулидзев бросился на парня, опрокинув его на пол, и сам выхватил у него из кармана бумажник, забрав оттуда все деньги. Никаких последствий для грабителя от этого не было. Но, разумеется, не все Панчулидзев проделывал своими руками. Для особо деликатных дел у пензенского сатрапа был некий советник губернского правления. Однажды в Саранске был убит сиделец суконной лавки. По этому поводу этот советник засадил в острог десятки татар не только Пензенской, но и соседней Тамбовской губернии и выпускал их по мере внесения ими тысячи, а то и двух, сообразно состоянию. Что же касается винных откупщиков, то взятка или, точнее, «подарок» от них, считалась столь нормальным и даже необходимым явлением, что отвергнувшего ее губернатора, пожалуй, заподозрили бы в вольнодумстве. Кое-где откупщики были обложены настоящей регулярной данью. Так, архангельский гражданский губернатор В. Ф. Фрибес, по словам мемуариста, «взяточником… не был, а получал у откупщика ежегодный подарок (тысячи три или четыре тысячи серебром). Тогда большая часть губернаторов в России брала с откупщиков деньги». Тот же Панчулидзев с 12 бывших в губернии откупщиков получал по 2 тысячи ежегодно, то есть 24 тысячи в год. О нижегородском губернаторе князе М. А. Урусове ходил такой анекдот. При вступлении его в должность винный откупщик Евреинов, представляясь губернатору, якобы сказал: «Ваше превосходительство, наше положение вам известно: губернатору рубль с ведра вина, и об этом никому ни слова…». На это Урусов спокойно ответствовал: «Знаете что, дайте мне по два рубля с ведра и… рассказывайте об этом кому угодно».

Сенатор М. Б. Веселовский писал: «Откупщик вернее, чем Табель о рангах или штатное положение определял удельный вес каждого должностного лица. Тот, кому откупщик платил много, высоко стоял в служебной иерархии, кому платил мало – стоял низко, кому вовсе не платил, представлялся мелкой сошкой. Размеры платежей определяли значение губернских деятелей в глазах высшего начальства. Получающий с откупщика более мог послать более щедрую дань в Петербург и, следовательно, скорее заслужить благосклонность в высших сферах».

Отношение к воровству и взяткам у «государева ока», каковым являлись губернаторы, было по-домашнему простым. Нижегородский Анненков сам вроде бы не брал или, по крайней мере, не выделялся на общем фоне, но покровительствовал нескольким недобросовестным подрядчикам, а когда однажды министр финансов заметил ему: «Как вам не стыдно просить за заведомых мерзавцев?», Анненков ответил: «Мы все мерзавцы, ваше высокопревосходительство». Надо полагать, знал что говорил. А вот сменивший в 1856 г. Анненкова А. Н. Муравьев, бывший декабрист, отделавшийся ссылкой в Сибирь на шесть лет без лишения чинов и сыгравший видную роль при начале Крестьянской реформы, сам был честен, но по слабохарактерности оказался под влиянием многочисленных родственников, устроенных им на различные должности; особенно активной была его племянница, фрейлина Голынская, о которой в местном эпосе «Муравиада» были такие стишки: «Берется протежировать / Дворцовых отставных / И любит дирижировать / Местами становых. / Просители являются / К ней с заднего крыльца. / Делишки тут решаются/ Без главного лица» (163, с. 442–446).

Взятки шли не только от обывателей чиновникам, но и в чиновничьей среде снизу вверх, и местные должностные лица из своих доходов также платили вышестоящему начальству. Пензенский жандармский штаб-офицер писал в 1856 г.: «Земская полиция и городничие, имея по делам отношения к губернскому правлению, говорят, должны поддерживать оные деньгами, а также утверждают, что кроме губернского правления многие исправники, судьи и проч. имеют свои установленные ежегодные отношения к начальнику губернии и чиновнику особых поручений Караулову, которыми и поддерживаются на своих местах». Из Псковской губернии жандармский майор Деспот-Зенович сообщал в 1845 г., что губернатор Г. М. Бартоломей требовал от одного из полицмейстеров, «чтобы он платил ему ежегодно пять тысяч рублей ассигнациями». А нижегородский председатель казенной палаты Б. Е. Прутченко «ежегодно отправлял в Петербург чиновника (которого и прямо называли) с надлежащим приношением начальству, и само собой разумеется, что за такое приношение начальству он получал право сводить очень прибыльные для себя счета с винным откупщиком и другими лицами, пробавляющимися около казенного сундука». Согласно жандармскому донесению, Прутченко «составил значительное состояние, тысяч до четырех душ крестьян», приобретая их на имя своей сестры (72, с. 45)

Более высокопоставленные чиновники также пользовались возможностями, которые давал высокий пост. Знаменитый николаевский министр путей сообщения граф П. А. Клейнмихель в глазах всей России считался первым вором, и громко говорили, что наиблестящим для него делом было восстановление после пожара царской резиденции – Зимнего дворца! В 1882 г. костромская Городская Дума начала хлопоты о проведении железной дороги до Костромы. Депутация была принята императором. Но дело шло туго, и видный сановник, от которого зависело окончательное решение, даже выгнал надоедавших ему купцов и запретил их принимать впредь. Тогда было решено послать одного представителя делегации для «личных объяснений». «Для ниспослания удачи был отслужен молебен, после чего выделенный член делегации отправился на дом к сановнику. Прежде всего он дал монументальному швейцару двадцать пять рублей и повел дипломатические разговоры, берет или не берет его хозяин. Так как ответ был хотя и туманный, но не безнадежный, делегат отправился в гостиную, куда вскоре влетел сановник. Увидя просителя, он закричал: «Опять вы здесь? Сейчас же вон!». Но пришедший шепотком спросил: «Ваше превосходительство, смилуйтесь, скажите, сколько Вам надлежит выразить благодарности?». На сие сановник уже другим тоном сказал: «Садитесь». В общем, быстро сошлись на трех с половиной тысячах серебром» (94, с 387). Министр финансов Вышнеградский при Александре III (не он ли решал вопрос о дороге на Кострому?) был уличен в том, что поставлял шпалы для железнодорожного строительства из своего имения; это скандальное разоблачение вызвало императорский запрет на участие высших должностных лиц и членов Императорской фамилии в коммерческих предприятиях. Простоватый, мягко выражаясь, Николай II отменил этот запрет, и высшая бюрократия обратилась к активному участию в разного рода акционерных предприятиях, с