Вивиан Грин - Безумные короли. Личная травма и судьба народов Страница 24

Когда кавалькада находилась поблизости от Леманского леса, около колонии прокажённых, плохо одетый человек выступил из-за дерева и схватил уздечку королевской лошади с криком: «Не езжай дальше, благородный король! Поверни назад! Ты погиб!» «Не продвигайся дальше, благородный король, потому что тебя сейчас предадут», — это слова монаха из Сен-Дени. «Король, не скачи дальше, — написал Фруассар, узнав о случившемся от хозяина Куси, который сам это видел, — но возвращайся, ибо тебя предали». Королевская свита заставила бродягу выпустить уздечку, хотя, как ни удивительно, его не арестовали, возможно, потому что приняли за сумасшедшего. Но этот печальный голос судьбы, возвещавший об измене, эхом пронёсся по всему лесу. Этот случай явно глубоко встревожил короля.

Скоро произошло худшее, ибо когда кавалькада выехала из леса на жаркую открытую равнину, один из королевских пажей, полусонный из-за жары, уронил копьё короля, которое со звоном упало на шлем его товарища. Карл, встревоженный звуком, тотчас же обнажил меч и с криком: «Вперёд на предателей! Они хотят сдать меня врагу!» бросился на всех, кто был близко, убив четырёх или пятерых из своих собственных рыцарей, среди них знаменитого Гаскона, шевалье де Полиньяка.

— Боже мой! — воскликнул герцог Бургундский. — Король не в своём уме! Кто-нибудь, держите его!

Наконец Гийом Мартель подошёл сзади и схватил короля, тогда как другие отобрали у него меч, который сломался в схватке. Снятый с лошади, он молча лежал ничком на земле, дико вращая глазами из стороны в сторону. В конце концов свита положила его на телегу, запряжённую волами, и его отвезли обратно в Ле-Ман.

Два дня он был без сознания. Когда пришёл в сознание, сначала он говорил чушь и никого не узнавал. Все считали, что дело в колдовстве, хотя были и такие, кто говорил, что болезнь его — это Божья кара за то, что его правительство не сумело покончить с расколом, раздиравшим церковь, и за то, что народ его обложен тяжёлыми налогами. Монах из Сен-Дени, описывая немедленные последствия его срыва, говорит, что «те два дня, когда он был без сознания, он не двигался, тело его остыло, немного тепла оставалось только в груди, и сердце еле-еле билось».

Но постепенно, благодаря заботам его врача, де Арсиньи, казалось, королю стало лучше. Гийом де Арсиньи, девяноста двух лет, был человеком с огромным опытом и великолепным здравым смыслом, он сразу сообразил, что у Карла та же болезнь, которая была у его матери, Жанны Бурбонской. «Эта болезнь пришла к королю по наследству. У него слишком много жидкости его матери». Арсиньи дал здравый совет, что королю надо давать много еды и питья и он должен отдыхать и спать. Через месяц он начал выздоравливать. Осенью 1392 г. Карл посетил церковь Лиесской Богоматери в Лаоне, а потом престольный праздник в Сен-Дени, чтобы воздать благодарность за своё освобождение.

Какова же была природа болезни, поразившей короля? Фруассар неопределённо назвал её «жаркой болезнью», что, вероятно, означает, в соответствии с патологией жидкостей того времени, прилив горячих жидкостей к мозгу. Конечно, вследствие необычайно жаркой погоды у короля мог быть тепловой удар или приступ гиперпирексии (перегревание организма), что могло повредить мозг. Но какова бы ни была болезнь Карла, она в каком-то смысле не была необратимой, поскольку по крайней мере внешне он выздоровел. То, что у него была предрасположенность к психическому заболеванию, можно вывести из болезни его матери и из природы той болезни, которая поразила его незадолго до начала похода. Ввиду того, что произошло с ним позже, мы наверняка можем предположить, что это было начало шизофрении, которая будет повторяться с большей или меньшей силой до конца его жизни, не менее тридцати лет.

Болезнь короля привела к немедленным политическим последствиям. Дядюшки короля увидели в ней прекрасную возможность избавиться от его советников «мармосетов», руководители которых Ривьер и Мерсье были смещены и брошены в тюрьму, и возродить свою власть. Арсиньи внёс здравое предложение: для выздоровления короля его надо освободить ото всего, что могло его встревожить и вызвать раздражение. Такой совет очень понравился брату короля Людовику и его дядям, да и самому королю.

Не занимаясь управлением, он мог следовать своим собственным наклонностям и поучать удовольствие. Однако в новом 1393 году произошло ужасное несчастье, которое послужило дурным предзнаменованием на будущее. На маскараде, который королева давала в честь третьей свадьбы одной из фрейлин, разыгрывалась шарада, «противная всякому приличию», в ходе которой шестеро молодых людей должны были появиться в костюмах дикарей, сделанных из льняной ткани, пропитанной смолистым воском или варом, «чтобы они казались заросшими и волосатыми с ног до головы».

На них были маски, скрывающие лица, но среди них был и сам Карл. Так как ткань легко возгоралась, запрещено было зажигать факелы, пока выступали «дикари», делая похабные жесты. Когда король разговаривал с молодой герцогиней Беррийской, его младший брат, Людовик, со свитой, несущей факелы, вошёл в зал. Искра из факела упала на танцора. С ужасающей скоростью огонь распространился от одного до другого. Королева, которая знала, что её муж был среди танцующих, закричала и упала в обморок. Сам король был спасён быстрыми действиями герцогини Беррийской, которая швырнула на него свою юбку. Пока присутствующие пытались срезать горящие костюмы с корчащихся жертв, возникла паника. Граф де Жуаньи обгорел до смерти, Ивэн де Фуа и Эмери Пуатье умерли от ожогов через два дня. Югэ де Гисэ, который выдумал это зрелище, и у которого была репутация, что он «совращал и портил молодёжь», умер днём позже.

Тогда как нет особых причин предполагать, что этот трагический и драматичный случай сказался на разуме короля, он не мог не быть болезненным переживанием, которое могло иметь последствия в дальнейшем. Все, связанные с ним, обещали искупить свои грехи и выразили благодарность за своё спасение, но через шесть месяцев у Карла случился рецидив. Когда он был в Абвиле в июне 1393 г., он был «покрыт такой тяжёлой тенью», что было ясно, что он охвачен ещё одним припадком безумия. Казалось, он не только не мог узнавать людей и места, но часто действовал буйно и делал неподобающие жесты. Он бредил, заявлял, что «он не женат и у него нет никаких детей; он также забыл, кто он такой и свой титул короля Франции, считая, что его не зовут Карлом и у него на гербе нет королевских лилий. Когда он видел свой герб или лилии, которые его жена выгравировала на его золотой тарелке, или где-нибудь ещё, он яростно их стирал». Хотя у него случались короткие промежутки просветления, прошло больше шести месяцев до того, как он совершил паломничество на гору Сен-Мишель (Св. Михаила), чтобы воздать благодарность за своё выздоровление, основать там часовню и назначить ей постоянное содержание.

Через восемнадцать месяцев, в ноябре 1395 г., опять случился рецидив. Как ни странно, это произошло вскоре после того, как королевский врач Рено Френон был разжалован и изгнан. Причина устранения Френона неизвестна, так же как и то, чем он заслужил немилость короля. Похоже, что в то время у Карла была мания преследования, которая являлась симптомом шизофренического состояния. Обычно он с криками бегал по дворцу Сен-Поль, восклицая, что он спасается от своих врагов, до тех пор, пока не сваливался от изнеможения. Чтобы не допустить скандала, прислужники заделывали двери. Возможно, Френон стал жертвой королевского бреда.

Бред опять был связан с проблемой его личности. Он заявил, что он не король, что его имя не Карл, что его настоящее имя Георг и что у него нет ни жены, ни детей. Когда ему попадался его герб или герб его жены, он снова пытался их уничтожить, прыгая и совершая «непристойные движения», пока он это делал. Его настоящий герб, — говорил он, — лев с проткнутым сквозь него мечом. Может быть, он пытался идентифицировать льва с собой, страдая от мук своей болезни, — образ, который был как-то смутно связан с тем, что он называл себя Георгом, может быть, св. Георгом, что Р.С. Фамильетти назвал «хорошим примером типа логики, характерной для шизофренического мышления». К началу 1396 г. этот приступ прошёл, поскольку 6 февраля 1396 г. Карл явился вознести хвалу за своё выздоровление в собор Парижской Богоматери и начал серьёзные переговоры о браке своей юной дочери Изабеллы с овдовевшим английским королём Ричардом II.

Но перед дальнейшим рецидивом прошло совсем немного времени, и с возрастом промежутки между очевидной нормальностью и припадками безумия становились короче, по мере того, как хроническая шизофрения сжимала свои лапы вокруг несчастного короля. Иногда он бывал возбуждён и лихорадочен, дико бегая и отвратительно себя ведя, в другие времена он был неподвижен и апатичен. Имеется множество свидетельств его безумного поведения. Королевские счета регистрируют многочисленные поломки и другой ущерб. Он швырял одежду и другие предметы в огонь, мочился на плащ, который потом надо было чистить.